Размышляю о том, что это такая защитная реакция - назначить кого-то, кого мы очень любили и кто совсем не тут, любовью всей своей жизни. Раньше я думала, что это только одна я так делаю, потому что мою психику надо беречь. А эта ваша любовь - единственная сторона, с которой и впрямь можно свою жизнь оградить и вышеупомянутую психику сберечь.
Теперь вижу, что все остальные тоже очень стараются беречь свою психику.
Некоторые люди, например, все вокруг называют "отношениями" и посему каждые несколько месяцев переживают "расставание". Так и говорят - у меня расставание. И сразу бегают глазами, нет ли кругом свободных. Чтобы снова отношения. Берегут себя от одиночества и поиска. Я не скачу по вариантам, говорят такого рода бережные люди, выберу один раз - и что-то развиваю.
Некоторые люди стремятся делить любовь на все ее составляющие. У них помощь - это одно, развитие - это другое, отношения - это третье, встречаться - это четвертое. Все это они, видимо, берут у разных людей. А секс у такого рода бережных людей отдельно от всего, он как бы такое явление природы или базовая потребность, не имеющая особого отношения к каким-то конкретным персонам.
Когда Марта включает при мне режим ревности, я всякий раз перебираю в голове возможные триггеры. Ну дружили. Ну очень долго дружили. Ну в скайпе много висели, потому что он не умел писать, а я не умела звонить по телефону.
Конечно, чем дольше проходило времени, тем больше поводов для ревности можно было найти. Человек приезжает ко мне в гости, живет у меня по несколько дней. Лечит мою бессонницу, учит меня растягиваться, вправляет мне суставы, дышит, ест, говорит. Связки мне растирает мазями, заплетает. Танцуем, а как же.
Любовь у меня - разговоры, это правда. Это всегда так было. А вот для него любовь - это двигаться. Чтобы никакой статики, чтобы каждую секунду что-то осуществлялось, происходило и менялось.
Но это как раз любовь как понятие. А не как система взаимодействия между двумя людьми.
Ревность мне тут неясна. Была.
Пока сегодня я вдруг не подумала, что я-то тоже идеально подхожу на роль любви всей жизни. И у меня есть как минимум двое мужчин, которые упорно не оставляли меня в покое именно с этой идеей. Даже и сейчас пытаются.
- Страшная вещь это ваша романтика, - говорит мне недобрая Марта, сидя рядом со своим непросохшим зонтиком на полу и наблюдая разрезанный арбуз, - вы так сделаны странно, что жизнью считаете неприятные обязательства, а любовью объявляете какую-то эфемерность.
- А романтика тут причем? - интересуюсь я.
- Не при мне точно, - усмешка у нее на лице становится отчетливой, - я всегда могла только жить. А вот ты нисколечко не жила, но все равно Джонатану надо было каждый день воображать себе твою жизнь.
- Зачем ты себя растравляешь, Марта? - печалюсь я. - Человек жил с тобой столько времени и никогда никуда не хотел от тебя уйти, а ты ищешь каких-то обвинений.
- Мне никак не простить тебе одной вещи, чайка Флетчер Линд, - она отворачивает голову и говорит, глядя в стенку мимо меня.
- Давай я тебе поклянусь на крови, что между нами ничего никогда не было, Марта Ливингстон?
- Клясться христианам не положено, - фыркает упрямая Марта, - а не простить мне тебе совсем другого. Что ты, ничего не делая для Джонатана, могла занимать столько места в его голове. Мне он столько места не выделял там.
- Да он же выделил тебе место рядом с собой, Марта! Что такое та голова!
- Но он не назначал меня любовью всей своей жизни, - иронически пожимает плечами она, - а тебя зачем-то да.
- Что ты несешь, Марта Ливингстон, - говорю я обессиленно, - если мужчина любит женщину, он стремится быть с ней вместе. А если он с ней не стремится быть вместе, то это не называется человеческой любовью.
- Вы, чуда в перьях, только одно это бесполое понимание на расстоянии и зовете любовью! - вспыхивает Марта мгновенно. - Сто пятнадцать раз Джонатан рассказывал мне, как он тебя любит и как ему за тебя страшно, и как бы что-то придумать, и все сто пятнадцать раз он не думал о том, что я должна испытывать, услышав это слово.
- И как, - интересуюсь я, - все еще что-то испытываешь?
- Нет, - она спокойно смотрит мне в глаза, - научилась.
- Чему ты научилась?
- Научилась признавать, что не займу того места, которое уже кем-то занято. Ни в жизни, ни в голове, ни в разговорах. Ни даже в теле.
Она щиплет зонт за спицы, капли скатываются и падают на паркет.
- Что же сделать с человеком, если он ни с кем не умеет быть вместе.
- Ты про меня?
- А вы в этом одинаковые.
- Ты кучу лет прожила вместе.
- Только рядом, чайка Флетчер Линд, - она насмешливо щурится, - вместе - это иначе. Впрочем, ты этого никогда не узнаешь. Ты и рядом с собой никого не можешь видеть. Тебе бы лишь бы заполнить голову работой и болезнью вместо людей.
- Скажи уж - вместо любви.
- Да, скажу, не надейся. Вместо любви.