(последняя часть)
После войны дед Самсон Львович возглавил группу инженеров, работавших над проектом "Новая усовершенствованная система водоснабжения и канализации Ленинграда". Защита проекта прошла блестяще. Кто-то из членов Учёного совета сказал:
- Вы все здесь профессора, а Разумовский - новатор и академик в своей области!
А потом вдруг проект притормозили. И выползло страшное слово "вредитель". Это был смертный приговор, ведь кампания "борьбы с космополитизмом" мощно набирала обороты.
Знакомые перестали звонить, а при встрече отшатывались на другую сторону улицы. Дед не мог есть, спать и ежеминутно ждал ареста. Москва затребовала проект на перепроверку, а потом вызвала всех его участников на повторную защиту.
В Москве деду стало совсем плохо, и сотрудники вызвали бабушку. Она приехала на другой день и не узнала мужа: он был подавлен, угнетён, зарос седой щетиной и превратился в старика. Бабушка пригласила парикмахера, привела мужа в порядок, а потом, взяв его за руку, стала говорить что-то тихим и спокойным голосом. И он заснул впервые за много ночей. Одолжив у родственников деньги, бабушка купила ему новую рубашку и галстук, отпарила костюм, начистила ботинки и поехала с ним на защиту проекта.
Он начал говорить еле слышно. Потом постепенно, увлечённый своим детищем, осмелел, голос зазвучал сильно и победительно. Когда он закончил, сначала было тихо, а потом зал разразился аплодисментами.
Дед легко сбежал с кафедры, на которую сорок минут назад поднялся с помощью двух мужчин, обнял плачущую бабушку и они, отказавшись от банкета, уехали в Ленинград.
Все эти многолетние стрессы и подавляемые страхи вылились в онкологическое заболевание, и в 1962 году деда не стало. У бабушки начался новый, долгий период жизни, уже без ее «Князя Серебряного».
Когда моя мама выходила замуж за папу, Мирра предупредила ее:
- Лена, запомни, наша мама - такая мягкая и добрая, но не обманывайся. У нее самый сильный характер в семье.
В квартиру на Третьей Красноармейской вселились оба бабушкиных зятя, мужья дочерей, потом там же родились и росли внуки. Жилья, как известно, не хватало, и это была вынужденная ситуация.
Комнаты дробились на узкие пеналы. В одной, единственной просторной комнате, с двумя окнами, жила бабушка. В двух смежных пеналах - Лиля с мужем и двумя детьми. Еще в двух пеналах - Мирра с мужем и дочкой. Квартира превратилась в коммуналку, правда, все жильцы были родными. До женитьбы там жил еще и мой папа, но потом он переехал к молодой жене в ее комнату на Басковом переулке. Все на Третьей жили друг у дружки на виду, готовили на одной кухне… И это не могло не создавать напряжения.
Бабушка говорила:
- Чтобы ладить со взрослыми детьми, надо быть слепой, глухой и немой.
Это была очень мудрая мысль, но осуществлять ее на практике бабушке не удавалось. Она никогда не забывала, что эту квартиру подарил ей к свадьбе отец и что она глава своей семьи. И когда наблюдала сложности семейной жизни дочерей, то не могла не вмешиваться.
Детьми своими она страшно гордилась, называла их общей формулой «три орла, три осла, три бриллианта». «Ослы» - потому что непрактичные, доверчивые, думающие о других в первую очередь. А зятьев и невестку она всегда считала пришлыми, осчастливленными.
Лиля была учителем литературы, ее муж - хирургом. Моя мама преподавала фольклор в музыкальном училище Римского-Корсакова. Бабушка говорила так:
- Нет, ну как так можно! ОНА ( Лиля) приходит домой уставшая, ей еще и тетрадки проверять! А он (зять) требует, чтобы она разогрела и подала ему обед! Ему, что, самому трудно это сделать?!.. Или вот ОН (мой папа) возвращается из мастерской, целый день работал, устал. Она (невестка), что, не может погреть и подать ему обед? Он должен делать это сам?!!
Я давилась от хохота, а бабушка не знала, что практически цитирует известный анекдот о еврейской маме.
В 1969 году дом на Третьей Красноармейской государство отобрало под учреждение, а жильцов расселили по отдельным квартирам. Бабушка оказалась в одной квартире с Миррой, в Купчино. Но и в доме Лили у нее была своя комната. В нашей квартире отдельной комнаты не было, и ей поставили кровать там, где спала я. С этого времени вся жизнь бабушки заключалась в перемещениях между этими тремя точками. Она не могла долго усидеть на одном месте, ей всё время казалось, что без нее у других детей что-нибудь случится.
К нам она приезжала всегда с сумкой, наполненной баночками с едой, которую она нахватывала из того, что готовили ее дочери, и везла подкормить сына - непреодолимая память о войне.
Чувство юмора она сохраняла долго. Глядя в зеркало, говорила скептически: «В моей юности зеркала были лучше!»
В 1962 году в Ленинград приехала из Финляндии Рузя. А потом бабушка съездила к сестре в Турку, для нее это был настоящий подвиг. Вернулась оттуда счастливая и помолодевшая. В поезде она разговаривала с попутчиками по-польски, в Финляндии с родней по-немецки и убедилась, что владеет языками по-прежнему. Бабушка с упоением рассказывала, как Рузина служанка подавала обеим сестрам завтрак и обед, а потом, когда они отдыхали, успевала выстирать и выгладить одежду, почистить обувь и не забывала утром и вечером смазать им руки и лицо кремами… Она вернулась в положение барыни, и ей там было очень комфортно.
У бабушки были точные представления, что прилично, а что нет. Если она дарила мне трусики, то полушепотом говорила: «Посмотри там, в пакете». А когда я ушла из дому и стала работать дворником, бабушка всем знакомым рассказывала, что внучка работает в библиотеке. Потому что девочка из нашей семьи - дворник?!!
На моей памяти, бабушка читала только журнал польский журнал «Ванда», когда он изредка попадал к нам, и бесконечно перечитывала трилогию Бруштейн «Дорога уходит в даль», окунаясь в родной мир детства и юности.
Она боялась новых мест в городе и новых маршрутов транспорта. Ни разу не проехала на метро. Гордилась тем, что в жизни не принимала никаких таблеток. Никогда не ходила в театр, на концерты или на выставки. Это в Ленинграде! Вне семьи для нее не существовало ничего.
Когда я собралась замуж, бабушка допросила меня о женихе. Одобрительно кивала на слова: «еврей, гораздо старше, педагог, композитор, друг родителей…». Потом выпрямилась и произнесла:
- Надеюсь, он понимает, в КАКУЮ семью его берут?!!
Успела увидеть моего сына и порадоваться новому правнуку. По завещанию, оставила мне коралловые бусы - остатки длиннющей нитки, подаренной ей на свадьбу. И свое обручальное кольцо, на котором изнутри выгравировано: «Сёма. 22.XII.1915»
1. Встреча сестер в Ленинграде, 1962
2. Дед, Самсон Львович Разумовский
3. Бабушка и дедушка, начало 60-х