Прохоров. Ответы на комментарии. 3
«Сознание неправды денег неистребимо в русской душе» - это про меня. Я всегда относилась к деньгам с недоверием и с опаской. Неудобная штука. Неловко брать, даже зарплату, неловко давать, даже чаевые. Собственность тоже меня пугала. Мне казалось, собственность - это нагрузка. На нее нужно тратить время и душу. Мне жалко людей, у которых есть хотя бы дача. Она вечно нуждается в ремонте, нужно зарабатывать деньги на ее содержание, и еще ее нужно охранять. Тоже самое с машиной. Да что там дача, даже приобретя дорогой чисто шерстяной свитер, ты вынужден специально заботиться о том, как его защитить от моли и прочие.
Я живу на, так называемую, минимальную московскую пенсию, и мне ее хватает. Правда, приходится отказаться от дорогих лекарств, но я долго живу, пора и честь знать. Заработка никакого нет. Старые переводы и уроки кончились, а новых я не ищу. Мне так мало осталось, что я не могу ни одну минуту своей жизни продать за деньги. В моей пенсии мне больше всего нравится то, что она называется «минимальная». Правда, я знаю, что это не так, что в провинции пенсия меньше, но москвичи все берут, и я беру. Я еще получаю надбавку к пенсии за расстрелянного отца, я верно уже об этом писала. Надбавка эта вначале составляла 92 р., потом Путин решил, что неудобно давать такую маленькую надбавку и велел думцам внести и рассмотреть предложения по ее увеличению. Они внесли, рассмотрели, и увеличили надбавку. Теперь она составляет 100 р. Этот стольник я отдаю Яблоку.
Одна читательница как-то писала, что у меня «совковое отношение к деньгам». Может быть. Но такое же отношение к деньгам было еще до «совка» у Франциска Ассизского и всех членов ордена францисканцев, а еще задолго до них - у Христа. Я никогда не завидовала тем, у кого есть больше, чем у меня, но завидовала тем, у кого меньше. Я сама считала это патологией, но потом прочла, что то же самое было с Франциском Ассизским и успокоилась. Я приходила к своему другу Александру Родину, входила в его комнату и с наслаждением глубоко вдыхала воздух и спокойно выдыхала. И чувствовала, что меня отпустило напряжение, а я даже не знала, что оно было. Здесь была обстановка нравственной чистоты. Стоял письменный стол, который Саше купили, когда он пошел в школу, испачканный чернилами, изрезанный, теперь это был стол писателя, члена Союза писателей. Стоял огромный старинный родительский буфет, теперь верно очень дорогой. Он использовался как книжный шкаф. Это оказалось очень удобно. В нем было много полок и полочек разной ширины, удобно было расставлять и легко находить книги, и все закрыто от пыли. Еще стоял пружинный матрас, превращенный в тахту (Саша к нему прибил ножки), два старых кресла и на стенах большие портреты родителей: фотографический портрет мамы - сказочной красавицы и портрет отца, кисти хорошего художника, масло. Я сидела в этой комнате и говорила себе: «Вот живет же человек, а ты - штучки-дрючки, вазчки-мазочки, просто позор». У меня была в гостях моя подруга Муся Ю., после ее ухода вернулась с работы Лена и спросила, как мы посидели с Мусей. Сказала: «Вижу, ты накрыла тахту новым карпатским лежником. И что Муся? Она ведь очень любит Карпаты». Я сказала, что Муся как-то не очень лежник заметила. Лена спросила: «А суп ты подавала в испанских плошках? Да? И что Муся сказала?» Я ответила, что Муся не обратила на них внимание. Лена сказала: «Бывают же люди! А ты тащила тяжелый лежник с Домодедовского рынка, кучу денег заплатила и была очень довольна, что он напоминает тебе Западную Украину. А плошки Наташа тащила для тебя из Испании, знала, чем тебя порадовать». Лежником у меня так и не получилось пользоваться, он лежал свернутый. Недавно я подарила его своим молодым друзьям на свадьбу ко всеобщему удовольствию. Сейчас он не у меня дома, а я продолжаю беспокоиться, как бы его моль не съела, ведь он из козьего пуха и шерсти, к тому же произведение народного искусства.
Я никогда не боролась за увеличение пенсий, за интересы пенсионеров, неинтересно бороться за себя, у нас в Яблоке есть фракция пенсионеров, она этим и занимается, я в эту фракцию не вступила.
Я рассказываю о себе потому, что из своей жизни проще приводить примеры, но людей, которые к деньгам, к собственности относятся также как я - очень много. Как-то у нас работал паркетчик. Мне редко доводится общаться с так называемыми «людьми из народа», и, когда доводится, уж я своего не упускаю. Набрасываюсь как голодный на хлеб. Он работал, я сидела на диване, мы разговаривали. Я спросила, часто ли у него бывает такая левая работа. Он сказал, что часто. Я сказала, что значит, он много зарабатывает, и его жена должна быть им довольна. Он сказал, что жена зарабатывает больше, чем он, она самая модная портниха в стольном городе Балашихе. Я сказала, что в таком случае, они богатые люди. Паркетчик выпрямился, работал он согнувшись, и убежденно веско сказал: «А богатство не нужно». Я сказала: «Ну как же не нужно?» И хотела продолжать, но он перебил меня и повторил уверенно: «Богатство не нужно. Не нужно быть богатым». Я думаю, этот человек Прохорову не завидует.
В книге Эриха Фромма, великого мыслителя двадцатого века, философа от психологии и духовного лидера Франкфуртской социологической школы, «Иметь» или «Быть» (М., АСТ. 2007, Erich Fromm “Haben oder Sein”), рассматриваются два варианта направленности человеческой личности, дается эмпирический психологический и социологический анализ двух способов существования. Можно жить по обладательному либо экзистенциальному модусу. Человек, живущий по обладательному модусу, не может быть счастлив, потому что никогда не будет обладать всем, чем можно обладать. Книга Эриха Фромма «Иметь или Быть» - единственная работа психолога, где я нашла себя. Я прочла большой толстенный том «Личность», где были и Фрейд, и Юнг, и А.Адлер, А.Маслоу и др. Но ни у одного из этих психологов я не нашла себя. Не знала уж, что и думать. Готова была считать, что я отклонение от нормы. Но когда Эрих Фромм описывает человека, живущего по экзистенциальному модусу, я узнаю в нем себя со всеми особенностями поведения: в процессе учебы, в процессе чтения, в процессе подготовки к выступлениям, в процессе беседы и т.п. Эрих Фромм анализирует особенности памяти и воспоминания у людей, живущих по экзистенциальному модусу, я наконец понимаю, откуда моя, так называемая, хорошая память. Людей, живущий по экзистенциальному модусу много и никто из них в силу особенности своей психологии не может завидовать несчастному Прохорову.
Теперь о Прохорове - политике. Есть два комментария людей, которые работали в его избирательной кампании не за страх, а за совесть, не за деньги, а из-за идейных побуждений. Встретить таких людей - большая радость. Их комментарии - глоток свежего возраста - Луч света в темном царстве. Воистину, никогда взыскующие Града не переведутся на Руси. Но я не могу разделить очарованности моих комментаторов Прохоровым и их доверия к нему. То, что нынче взыскующие Града идут за Прохоровым и считают, что он указывает путь ко Граду - печально и лишает надежды. Высказывания Прохорова-политика противоречат тому, что он говорил, пока политиком не был. Да и ничего нового он не придумал. «Малые дела» - это то, за что всегда упрекали Яблоко. Мы занимались борьбой с точечной застройкой в Москве, с завышенными тарифами ЖКХ, с экологическим беспределом и пр, а нам говорили, что политической партии негоже этим заниматься, это не политическая борьба. А из уст Прохорова это воспринимается как откровение.
Поведением Прохорова в избирательной кампании руководили политтехнологи. Сурков нашел ему самых лучших и самых дорогих. Не будем недооценивать работу этих профессионалов. Они сумели избрать (они так и говорят, «Мы избрали») человека с позорным прошлым, плохой репутацией и ужасным лицом, я имею в виду Дарькина. Они на телевидении очень гордились собой, чем хуже кандидат, тем больше чести политтехнологам, которые сумели «втюхать» его народу. Есть такая книга «Уши машут ослом», ее написали политтехнологи Гусев, Матвейчев, Хазеев, Чернаков. Из книги ясно, что политтехнологи считают вполне естественными и допустимыми средствами в своей работе наглую откровенную ложь, прямое мошенничество, подкуп и тому подобные махинации. Мне кажется, что текста этой книги достаточно для того, чтобы прокуратора завела дела на авторов. Но вот, поди же ты, они не побоялись все это написать, общественность всю эту гнусность проглотила, правоохранительные органы не заметили. Кстати, помните об этом, когда будете читать национал-религиозные или религиозно-националистические писания О. Матвейчева. Для него передёргивания, обман, жульничество - естественные инструменты, как для художника его кисти и палитра, без этого Матвейчев обойтись не может, он привык таким образом «втюхивать лохам» свой товар.
Я живу на, так называемую, минимальную московскую пенсию, и мне ее хватает. Правда, приходится отказаться от дорогих лекарств, но я долго живу, пора и честь знать. Заработка никакого нет. Старые переводы и уроки кончились, а новых я не ищу. Мне так мало осталось, что я не могу ни одну минуту своей жизни продать за деньги. В моей пенсии мне больше всего нравится то, что она называется «минимальная». Правда, я знаю, что это не так, что в провинции пенсия меньше, но москвичи все берут, и я беру. Я еще получаю надбавку к пенсии за расстрелянного отца, я верно уже об этом писала. Надбавка эта вначале составляла 92 р., потом Путин решил, что неудобно давать такую маленькую надбавку и велел думцам внести и рассмотреть предложения по ее увеличению. Они внесли, рассмотрели, и увеличили надбавку. Теперь она составляет 100 р. Этот стольник я отдаю Яблоку.
Одна читательница как-то писала, что у меня «совковое отношение к деньгам». Может быть. Но такое же отношение к деньгам было еще до «совка» у Франциска Ассизского и всех членов ордена францисканцев, а еще задолго до них - у Христа. Я никогда не завидовала тем, у кого есть больше, чем у меня, но завидовала тем, у кого меньше. Я сама считала это патологией, но потом прочла, что то же самое было с Франциском Ассизским и успокоилась. Я приходила к своему другу Александру Родину, входила в его комнату и с наслаждением глубоко вдыхала воздух и спокойно выдыхала. И чувствовала, что меня отпустило напряжение, а я даже не знала, что оно было. Здесь была обстановка нравственной чистоты. Стоял письменный стол, который Саше купили, когда он пошел в школу, испачканный чернилами, изрезанный, теперь это был стол писателя, члена Союза писателей. Стоял огромный старинный родительский буфет, теперь верно очень дорогой. Он использовался как книжный шкаф. Это оказалось очень удобно. В нем было много полок и полочек разной ширины, удобно было расставлять и легко находить книги, и все закрыто от пыли. Еще стоял пружинный матрас, превращенный в тахту (Саша к нему прибил ножки), два старых кресла и на стенах большие портреты родителей: фотографический портрет мамы - сказочной красавицы и портрет отца, кисти хорошего художника, масло. Я сидела в этой комнате и говорила себе: «Вот живет же человек, а ты - штучки-дрючки, вазчки-мазочки, просто позор». У меня была в гостях моя подруга Муся Ю., после ее ухода вернулась с работы Лена и спросила, как мы посидели с Мусей. Сказала: «Вижу, ты накрыла тахту новым карпатским лежником. И что Муся? Она ведь очень любит Карпаты». Я сказала, что Муся как-то не очень лежник заметила. Лена спросила: «А суп ты подавала в испанских плошках? Да? И что Муся сказала?» Я ответила, что Муся не обратила на них внимание. Лена сказала: «Бывают же люди! А ты тащила тяжелый лежник с Домодедовского рынка, кучу денег заплатила и была очень довольна, что он напоминает тебе Западную Украину. А плошки Наташа тащила для тебя из Испании, знала, чем тебя порадовать». Лежником у меня так и не получилось пользоваться, он лежал свернутый. Недавно я подарила его своим молодым друзьям на свадьбу ко всеобщему удовольствию. Сейчас он не у меня дома, а я продолжаю беспокоиться, как бы его моль не съела, ведь он из козьего пуха и шерсти, к тому же произведение народного искусства.
Я никогда не боролась за увеличение пенсий, за интересы пенсионеров, неинтересно бороться за себя, у нас в Яблоке есть фракция пенсионеров, она этим и занимается, я в эту фракцию не вступила.
Я рассказываю о себе потому, что из своей жизни проще приводить примеры, но людей, которые к деньгам, к собственности относятся также как я - очень много. Как-то у нас работал паркетчик. Мне редко доводится общаться с так называемыми «людьми из народа», и, когда доводится, уж я своего не упускаю. Набрасываюсь как голодный на хлеб. Он работал, я сидела на диване, мы разговаривали. Я спросила, часто ли у него бывает такая левая работа. Он сказал, что часто. Я сказала, что значит, он много зарабатывает, и его жена должна быть им довольна. Он сказал, что жена зарабатывает больше, чем он, она самая модная портниха в стольном городе Балашихе. Я сказала, что в таком случае, они богатые люди. Паркетчик выпрямился, работал он согнувшись, и убежденно веско сказал: «А богатство не нужно». Я сказала: «Ну как же не нужно?» И хотела продолжать, но он перебил меня и повторил уверенно: «Богатство не нужно. Не нужно быть богатым». Я думаю, этот человек Прохорову не завидует.
В книге Эриха Фромма, великого мыслителя двадцатого века, философа от психологии и духовного лидера Франкфуртской социологической школы, «Иметь» или «Быть» (М., АСТ. 2007, Erich Fromm “Haben oder Sein”), рассматриваются два варианта направленности человеческой личности, дается эмпирический психологический и социологический анализ двух способов существования. Можно жить по обладательному либо экзистенциальному модусу. Человек, живущий по обладательному модусу, не может быть счастлив, потому что никогда не будет обладать всем, чем можно обладать. Книга Эриха Фромма «Иметь или Быть» - единственная работа психолога, где я нашла себя. Я прочла большой толстенный том «Личность», где были и Фрейд, и Юнг, и А.Адлер, А.Маслоу и др. Но ни у одного из этих психологов я не нашла себя. Не знала уж, что и думать. Готова была считать, что я отклонение от нормы. Но когда Эрих Фромм описывает человека, живущего по экзистенциальному модусу, я узнаю в нем себя со всеми особенностями поведения: в процессе учебы, в процессе чтения, в процессе подготовки к выступлениям, в процессе беседы и т.п. Эрих Фромм анализирует особенности памяти и воспоминания у людей, живущих по экзистенциальному модусу, я наконец понимаю, откуда моя, так называемая, хорошая память. Людей, живущий по экзистенциальному модусу много и никто из них в силу особенности своей психологии не может завидовать несчастному Прохорову.
Теперь о Прохорове - политике. Есть два комментария людей, которые работали в его избирательной кампании не за страх, а за совесть, не за деньги, а из-за идейных побуждений. Встретить таких людей - большая радость. Их комментарии - глоток свежего возраста - Луч света в темном царстве. Воистину, никогда взыскующие Града не переведутся на Руси. Но я не могу разделить очарованности моих комментаторов Прохоровым и их доверия к нему. То, что нынче взыскующие Града идут за Прохоровым и считают, что он указывает путь ко Граду - печально и лишает надежды. Высказывания Прохорова-политика противоречат тому, что он говорил, пока политиком не был. Да и ничего нового он не придумал. «Малые дела» - это то, за что всегда упрекали Яблоко. Мы занимались борьбой с точечной застройкой в Москве, с завышенными тарифами ЖКХ, с экологическим беспределом и пр, а нам говорили, что политической партии негоже этим заниматься, это не политическая борьба. А из уст Прохорова это воспринимается как откровение.
Поведением Прохорова в избирательной кампании руководили политтехнологи. Сурков нашел ему самых лучших и самых дорогих. Не будем недооценивать работу этих профессионалов. Они сумели избрать (они так и говорят, «Мы избрали») человека с позорным прошлым, плохой репутацией и ужасным лицом, я имею в виду Дарькина. Они на телевидении очень гордились собой, чем хуже кандидат, тем больше чести политтехнологам, которые сумели «втюхать» его народу. Есть такая книга «Уши машут ослом», ее написали политтехнологи Гусев, Матвейчев, Хазеев, Чернаков. Из книги ясно, что политтехнологи считают вполне естественными и допустимыми средствами в своей работе наглую откровенную ложь, прямое мошенничество, подкуп и тому подобные махинации. Мне кажется, что текста этой книги достаточно для того, чтобы прокуратора завела дела на авторов. Но вот, поди же ты, они не побоялись все это написать, общественность всю эту гнусность проглотила, правоохранительные органы не заметили. Кстати, помните об этом, когда будете читать национал-религиозные или религиозно-националистические писания О. Матвейчева. Для него передёргивания, обман, жульничество - естественные инструменты, как для художника его кисти и палитра, без этого Матвейчев обойтись не может, он привык таким образом «втюхивать лохам» свой товар.