Ещё о Сталине. Продолжение
В прошлом посте был такой текст: «19 августа 1939 года было заключено германо-советское торговое соглашение. Германия предоставила СССР кредит на 200 млн германских марок и взяла на себя обязательство поставить Советскому Союзу по этому кредиту станки и другое заводское оборудование, а также военную технику; СССР обязался погасить кредит поставками сырья и продовольствия».
Текст, который я выделила курсивом, Александр прочёл вчера в интернете. Я была очень удивлена. Всё это происходило при мне, я была тогда уже взрослая, читала все газеты, и я не помню сообщения в СМИ о том, что Германия поставила нам станки и другое заводское оборудование, а также военную технику. Вероятно, предполагалось, что сначала мы поставим Германии металл, которого у неё нет, а уж потом из этого металла Германия изготовит для наc станки и военную технику. Но этого не случилось. А вот из нашей страны в Германию после заключения этого договора колонной пошли товарные эшелоны с зерном, металлом и другим сырьём, необходимым для Германии. С ресурсами в Третьем Рейхе плохо обстояло. За почти два года от заключения договора до начала войны Советский Союз успел обеспечить Германию зерном, сырьём и прочими ресурсами так, что ей этого хватило на всё время ведения войны. Если бы Советский Союз её всем не обеспечил, то война кончилась бы гораздо раньше. Дружба между Советским Союзом и Германией проявилась ещё в том, что советская и немецкая армии вели общие военные маневры. А ещё наши ледоколы провели немецкие подводные лодки Северным морским путём в океан на помощь Японии, которая была союзницей Германии и в это время воевала с Соединёнными Штатами, напала на Соединённые Штаты. На северном побережье до сих пор можно увидеть остатки немецких военных баз. Мы в прошлом посте уже говорили о том, что в 1940 году в состав СССР были включены Бессарабия, Северная Буковина и область Герца. И произошло это с согласия Гитлера. Сталин был благодарен ему за это и ждал от него ещё подобных подарков. Заключив мирные договоры с Германией, Сталин не сомневался в том, что Гитлер эти договоры будет выполнять. Удивительно и, я бы сказала, совершенно необъяснимо, что Сталин, страдавший манией преследования и не веривший никому, полностью доверился Гитлеру. Он получил 17 сообщений о том, что Германия собирается напасть на Советский Союз. В некоторых сообщениях была указана даже дата нападения. Об этом сообщали наши разведчики из Германии, немецкие антифашисты, «Красная капелла» и Рихард Зорге из Японии. Всех, кто приносил эту плохую весть, Сталин считал провокаторами, которые хотят поссорить его с его другом Гитлером, и уничтожал их. Рихарда Зорге он не смог достать в Японии, но всех близких ему людей в нашей стране изрубил в капусту.
Немцы говорили, что они «народ без пространства». Пространство - единственное, чего Германии не хватало. А у Советского Союза были пространства. Пространства огромные, немереные, необустроенные, необжитые и даже не очень заселённые. На северо-востоке страны в огромной Сибири плотность населения была очень низкой. Может быть, немецкий народ искренне верил в то, что его миссия - принести цивилизацию в эту дикую страну.
В то, что Гитлер - друг Советского Союза, в нашей стране верил только один человек - Сталин. Мы все понимали, что нацистская Германия - наш главный враг, и что предстоящая война будет войной именно с Германией. Войны ждали, народ готовили к войне. Часто объявляли учебные воздушные тревоги, так как ждали химической войны, то все, выходя на улицу, должны были брать с собой противогазы, их вешали через плечо. По сигналу воздушной тревоги все должны были достать эти противогазы и быстро надеть. Того, кто не взял с собой противогаз или недостаточно быстро его надел, считали отравленным. Дежурившие на улице санитары клали его на носилки и бегом несли в ближайший медпункт. Первый день войны, мы тогда жили в Киеве, я помню по минутам. Я уже об этом в своём блоге вспоминала и писала, но сейчас хочу повторить. В песне пели «22-го июня, ровно в 4 часа, Киев бомбили, нам объявили, что началась война». Вот первая бомба Великой Отечественной войны разорвалась в 15-ти минутах ходьбы от нашего дома. Она попала на киностудию имени Довженко. Правда, тогда она так не называлась, а называлась просто кинофабрика. Я тогда ещё спала крепко, и взрыв разорвавшейся бомбы меня не разбудил. Меня разбудил Феликс, он тормошил меня и говорил: «Линка, вставай! Война, настоящая!» Я встала, и мы пошли в бомбоубежище. Бомбоубежище было большое, под всем нашим домом. В бомбоубежище было темновато, холодно, скучно, я побродила по бомбоубежищу минут 20 и вышла. По другую сторону Брест-Литовского шоссе, на котором мы жили, был продовольственный магазин. Продавщица этого магазина тоже не пошла в бомбоубежище, боялась оставить магазин. Я купила у неё без очереди все необходимые продукты. И с этого дня время «тревоги» всегда проводила в этом магазине, подружилась с продавщицей.
Всё время от начала войны до отъезда в эвакуацию я помню по дням. В первый день войны в военкоматы выстроились очереди добровольцев. В них женщины стояли наравне с мужчинами. Я тоже стала в такую очередь, но меня из неё выдворили. Мне тогда едва исполнилось 16 лет, и при моём маленьком росте я выглядела ребёнком. Мне сказали, что мне нечего стоять в этой очереди, что на войне от меня не будет никакой пользы. Сказали: «С тобой самой надо нянчиться». Моя мама с этими товарищами согласилась. Мирное население послали «на окопы». На окраине города, в Голосеевском лесу, мы копали окопы и противотанковые рвы. Ночевали, в чём были, под открытым небом, благо, погода была хорошая, а кормили нас сплошными деликатесами. Дома мы такого не ели. Нам давали дорогую ветчину, дорогие сорта копчёных колбас, шпроты, дорогие мясные и рыбные консервы. Всего этого нам давали вдоволь и говорили: «Ешьте, ешьте побольше, чтобы немцам не осталось». Я не могла поверить, что Киев сдадут немцам. На рытье окопов от меня было мало толку. Ничего тяжелее ручки я никогда в руках не держала, и от черенка лопаты у меня сразу появились на ладонях кровавые мозоли. Но я всё-таки что-то карябала своей лопатой, очень старалась. К нам приходили в гости военные из ближайшей воинской части. Они скучали без женского общества. Однажды один из этих военных прислушался и сказал: «Это уже не бомбёжка, это артиллерия. Немцы на подступах к Киеву». Услышав это, я решила без разрешения уйти домой. Если немцы на подступах к Киеву, то нам нужно эвакуироваться. Мама спросила меня: «Вас отпустили?» Я ответила, что нет. И мама сказала с осуждением: «Ты дезертировала?» Я ей объяснила, что немцы на подступах к Киеву, и нам нужно срочно уехать в эвакуацию. Мама долго не хотела уезжать. Возможно, она думала, что папа может вернуться, а если мы уедем из Киева, он не сможет нас найти. Папу приговорили к десяти годам без права переписки. Мы тогда не знали, что такой приговор означает расстрел, и мама думала, что сейчас всех репрессированных выпустят, потому что они нужны на войне. Я с большим трудом уговорила маму уехать. Я пугала её, говорила, что немцы еврейских детей бросают под гусеницы танков, и неужели она хочет увидеть, как Феликса раздавят эти гусеницы.
Продолжение следует.