С Днем победы!
А мы с тобой, брат, из пехоты,
А летом лучше, чем зимой...
Булат Окуджава
Летит, летит по небу клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня.
И в том строю есть промежуток малый -
Быть может это место для меня.
Песня
С праздником вас, дорогие френды!
День 9 мая 1945 года я помню по минутам. Утром я стояла на рамвайной остановке у Киевского политехнического института и громкоговоритель на столбе рядом с остановкой объявил и капитуляции Германии. На остановке было много народа, начался шум, все смеялись и плакали, обнимались. Состояние людей сразу как-то изменилось...
У каждого в армии был кто-нибудь из родных и близких, и постоянная тревога за них была частью жизни. И тут эта тревога вдруг в одночасье исчезла и наступило облегчение. Подошел трамвай все веселой гурьбой ввалились в вагон, и тут женщины стали уступать места мужчинам, почти все мужчины были в военной форме. Мужчины не хотели садиться, женщины их хватали и сажали насильно, Мужчины сажали этих женщин на колени, и все смеялись. Этот веселый ликующий трамвай я вспоминаю каждый год в День Победы. Впрочем, все это я описывала в этот день в прошлом году, и позапрошлом, и в предыдущие годы.
Поэтому сегодня я вспоминать не буду.
Я вообще хочу не о себе, насколько у меня это получится.
Я принадлежу к поколению, по которому колесо истории проехало всей своей тяжестью. На моей личной судьбе каждый зубчик этого колеса оставил свою особую отметину. Но я не жалуюсь и не хочу другой судьбы, я рада, что это досталось нам, мы были сильными.
9 мая - «это праздник со слезами на глазах», это день памяти павших героев. Споры о том, были ли действительно 28 героев-панфиловцев или их придумал журналист, кажутся мне бессмысленными. Герои-панфиловцы были, и не 28, а все до одного. Все до одного участники войны были героями, независимо от того, хотели ли они этого, героями и мученниками. Сама жизнь в условиях фронта, сам образ жизни, даже если бы не было опасности, обстрелов и бомбежек, требовал немыслимых усилий. Представьте себе, что с раннего утра до поздней ночи вы идете пешком по дороге или бездорожью, с тяжелой винтовкой за плечом или ручным пулеметом, с рюкзаком, с полной выкладкой. В любую погоду. Идете день, два, неделю, месяцы, годы. У вас конечно же, стерты ноги, и вы не можете остановиться, чтобы их залечить, и потертости гноятся, и плечо стерто ремнем винтовки. Валитесь с ног от усталости и спите не раздеваясь, в верхней одежде. Не раздеваетесь также днями и месяцами. Не можете сменить белье, не можете вымыться. Моя подруга Нора Аргунова (потом она стала писательницей) была на фронте и говорила, что научилась одной кружкой воды вымыться от шеи до пяток. Не дай Бог, чтобы пришлось такому научиться. И спите вы не на кровати, и не в обычном помещении, а в лучшем случае в землянке, а то и в окопе, под открытым небом, на снегу или в грязи. И вы так устали, что не только можете уснуть в грязи в мокрой шинели, но рады возможности хоть так поспать. Вы сидите в окопе и не можете выскочить из него хоть на минуту, потому что сплошной огонь, а ведь вам надо отправлять естественные надобности, и как быть с этим? Это я только о фронтовом быте и немного о том, что Александр Твардовский называл «война - работа». А кроме войны-работы был еще огонь и кровь, были атаки, бои, в том числе рукопашные, обстрел - артиллерийский, минный, - танки и бомбежка. Мы с вами не можем этого вообразить, сколько бы мы об этом не читали и не видели в кино. Не буду делать попыток это описать. И все это продолжалось годы. Мой друг Александр Родин провел на передовой 6 лет, прямо со школьной скамьи мальчик из интеллигентной московской семьи попал на самую страшную войну - финскую. А потом воевал до самого Дня победы, с небольшим перерывом на легкое ранение.
У того, кто все это выносил, неизбежно должны были произойти какие-то изменения в психике, чтобы это вынести человек должен был переродиться. Фронтовики с трудом врастали в мирную жизнь, у каждого были какие-то военные травмы. У моего самого главного и лучшего друга всей моей жизни эта травма заключалась в том, что он не мог остаться в комнате наедине с женщиной, любой женщиной, чтобы не начать к ней приставать. Он приставал и ко мне. Я была удивлена, поражена и оскорблена. Он был замечательным человеком, я дорожила и гордилась дружбой с ним, и уж от него я этого никак не ожидала, но каким-то образом я сообразила, что это военная травма, и простила его. Я думаю, это произошло потому, что фронтовики годами были лишены женского общества, и из-за этого в психике произошел какой-то сдвиг, я такое наблюдала и у бывших зеков, которые вернулись после реабилитации 1956 года. Я писала, что и у меня и у моего мужа была подобная военная травма, только с прямо противоположным знаком. И она у меня не прошла, и у моего друга не прошла.
Но другие женщины не понимали про травму, а так как он был мужчиной очень красивым и всячески привлекательным, то жертв его привлекательности и военной травмы было множество. В связи с этим он бесконечно попадал в сложные ситуации, и я как друг его выручала. Он приставлял меня к своим жертвам, и я пыталась ситуацию как-то разрулить.
Может быть неправильно, что я написала такое о своем друге, но просто эта травма очень наглядная, и мне было легко привести ее как пример. Были и другие травмы. Были и последствия старых ран. И от них умирали спустя годы после войны. Так умер замечательный поэт Семен Гудзенко. Он предстаказ свою смерть, написал: «Мы не от старости умрем, от старых ран умрем». И так и случилось.
Все мои друзья-фронтовики уже ушли, и все мое поколение, весь мой круг. Я осталась последняя. И еще жив Олег Л. Вы о нем знаете, он был на фронте, но недолго. Фронт задел его как-то по касательной. Они ушли, и я осталась последняя. Но они живы во мне, они часть меня, важная часть моей жизни. Я о них помню и все время с ними мысленно общаюсь. Я скучаю по ним, мне без них одиноко. Я вообще предана моему поколению. Пока я жива, живы и они.
Наверно, я не заслужила маленького промежутка в журавлином строю, о котором в эпиграфе, но я надеюсь, что меня примут, и тогда я опять окажусь среди своих. И давайте мы с вами, может быть уже не в первый раз, прочтем стихотворение Евгения Даниловича Аграновича, самое мое любимое из всего, что написано о военном поколении
Моему поколению
Евгений Агранович
К неоткрытому полюсу мы не протопчем тропинки,
Не проложим тоннелей по океанскому дну,
Не подарим потомкам Шекспира, Родена и Глинки,
Не излечим проказы, не вылетим на Луну.
Мы готовились к этому, шли в настоящие люди,
Мы учились поспешно, в ночи не смыкая глаз...
Мы мечтали об этом, но знали прекрасно - не будет:
Не такую работу век приготовил для нас.
Может, Ньютон наш был всех физиков мира зубастей,
Да над ним ведь не яблоки, вражие мины висят.
Может быть, наш Рембрандт лежит на столе в медсанбате,
Ампутацию правой без стона перенося.
Может, Костя Ракитин из всех симфонистов планеты
Был бы самым могучим, осколок его бы не тронь.
А Кульчицкий и Коган - были такие поэты! -
Одиссею бы создали, если б не беглый огонь.
Нас война от всего отделила горящим заслоном,
И в кольце этих лет такая горит молодежь!
Но не думай, мой сверстник, не так уж не повезло нам:
В эти черные рамки не втиснешь нас и не запрешь.
Человечество будет божиться моим поколеньем,
Потому, что мы сделали то, что мы были должны.
Перед памятью нашей будет вставать на колени
Исцелитель проказы и покоритель Луны.
1944, 2-й Белорусский фронт