Ностальгическое
Вы только поймите меня правильно: я живу в этой стране 17 лет. Люблю её как родную, вписалась в её правила, ценности, менталитет. Доинтегрировалась до госслужбы. И все традиции проживаю как будто бы с ними родилась. Вот, в январе, например, мы едим галеты, дар Волхвов и поздравляем друг друга с наступившим. А ещё это момент для претворения в жизнь данных себе обещаний изменить в новом году то, что не нравилось в старом, в том числе, традиционно, вес. Очевидная противоречивость этих двух традиций мне не очевидна и уж во всяком случае, она меня не смущает: это называется contradiction française, я привыкла. Франция, кроме вина и сыра, подарила мне моих пацанов, а её бюрократия и люди спасали в самых драматических ситуациях.
После галет начинается лыжный сезон, потом пасхальный, мы будем дружно искать шоколадные яйца в соседнем парке. Потом дарить друг другу ландыши на Первое мая, 2го праздновать мой день рождения (да-да, всей страной!). Потом ещё чуть-чуть и все неожиданно выстроимся в очередь в туалет на автотрассе, потому что это тоже традиция- всем выехать в один день и одно время и заселиться в летнюю резиденцию именно в первую субботу отпуска и ни днём позже. В таком календаре удобно жить и в принципе не страшно стареть потому что от всего, от чего можно вылечить, тебе вылечат, не приведи Господь, конечно, а, если нельзя - не обессудь, à l'impossible, nul n'est tenu.
Но когда подходит к концу декабрь, моя годовая уверенность даёт трещину. Открываю френдленту и обижаюсь: у меня украли зиму, вернее даже 17 зим! Где-то падает волшебный снег, а по ночам завывает вьюга, и Ипполит принимает первый в новом году душ, и самый вкусный салат красуется в хрустальной вазочке. А мне, увы, остаётся только вспоминать.
Вспоминается, как мы с Ингой возвращались домой на новогодние каникулы. Инга была моей roommate и самой близкой подругой. Мы обе приехали учиться из Волгодонска. Поезд МинВоды - Новосибирск в наш город не заезжал, мы выходили в Романовке, где нас подбирали мои родители на машине. В поезд мы садились непоздно вечером, ночевали всего одну ночь и приезжали ближе к часу дня. В том году после долгой и утомительной зимней сессии я читала Кинга весь вечер, пока не потух бледный свет над плацкартной койкой. Не привыкшая к ужастикам в литературе я потом долго лежала и боялась. И, когда ко мне ночью приполз таракан, я практически завизжала, чуть было не разбудив Ингу на верхней полке. Утром встали поздно, умылись ледяной водой из заржавевшего краника, позавтракали печеньем с чаем в красивых подстаканниках. Поезд тем временем подъезжал к Морозовску, следующей станцией была уже наша Романовка. Но спешить было некуда: между двумя деревушками поезд тащился целый час. Инга опять залегла на верхней полке с книжкой, а я пошла в тамбур дышать воздухом. Мы приближались к вокзалу. Несмотря на позднее утро, солнце так и не взошло. Морозный прозрачный свет заполнял собой все видимое небольшое пространство вокзального здания и перрона. Свет исходил от снега, которого намело за ночь.
Я открыла дверь и спустилась на две ступеньки. Я не собиралась выходить на платформу, так как поезд стоял на станции всего две минуты, и пальто осталось в тёплом плацкарте. Только вздохнуть-выдохнуть, почувствовать ледяную зиму затылком и позвоночником и назад, ещё на час, в тепло, к чаю, Инге и Кингу.
Я всегда очень любила и люблю организацию жизни в поезде и время путешествия, подаренное просто так, не за что, просто потому что тебе повезло родиться в этой огромной стране с несовершенной инфраструктурой и прекрасными людьми, готовыми в любой момент тебя подкормить и поделиться своей сложной жизнью. Постель стелим быстро, но, тем не менее, аккуратно, ведь высыпаться в ней будем за весь триместр, лицо, вместо умывания, протираем огуречным лосьоном, а ледяную воду на глаза, они потом блестят. Расчёсываемся при каждом удобном случае, волосам тоже полезно отдохнуть от шапки и резиночек. Читаем, читаем, читаем. Я всегда думала, что за время путешествия при желании можно выучить дополнительный иностранный язык, жаль, практиковать его не с кем. На станциях внимательно изучаем, чем же вкусным кормят местные бабульки. К еде в стеклянных банках и эмалированных ведрах относимся с заслуженным подозрением. Много пьём, едим мало. Посещение туалета - обратная сторона медали и неизбежный стресс. Когда переделаны все дела и от чтения пощипывают глаза, смотрим в окно, мечтая о будущем, которое для всех рождённых в СССР, может быть исключительно светлым.
Так вот, в Морозовске. Не успела я почувствовать на себе падающий снег, как около вагонных ступенек материализовалась моя родная мама, радостной встречи с которой я ожидала часом позже.
- Танечка, выходите здесь
- Мама, ха-ха, коман са ва? - от абсурда ситуации у меня слегка поехала крыша. Мама была такая маленькая, легко одетая. Она сама не верила, что я могу вот просто так выйти из поезда.
- Мы не доедем до Романовки, дороги нет, везде снег, сугробы, убирают медленно. Час ждём, десять минут едем.
Я растерянно оглянулась: выходить - как? Нет времени даже добежать до пальто, вытащить чемодан из-под койки, а там ещё Инга наверху практически в неглиже глотает конфеты с Кингом.
И вот уже послышался гудок - поезд собирался двинуть дальше, освобождая меня от принятия невозможного решения.
Мама уже не настаивала. Она только вся съежилась, и, по мере удаления поезда, становилась все меньше и несчастнее.
- Танечка, - прокричала она напоследок, - только никуда не уезжайте! Ждите нас до последнего. Мы будем ехать долго, очень-очень долго.
Мы прождали шесть часов. В крошечном неотопляемом здании вокзала, в окошке которого один раз на полчаса появилась девушка с абсолютно отрешенным видом: она не собиралась продавать билеты или менять их или объяснять потерявшимся гражданам, куда их занесли российские ж/д. Граждан, правда, тоже не было. Давно было съедено все печенье и выпит термос чая. Было холодно, голодно и неуютно. Ближе к шести вечера об нас споткнулся водитель автобуса, собирающий военных со всех окружающих пунктов и развозящих их по домам. Он как раз таки ехал в Волгодонск с остановкой у Ростовской АЭС, находящейся в 17 км от нашего города.
Мы долго отнекивались, ссылаясь на близкую встречу с родственниками, в которую на самом деле верили с трудом. Мне было реально страшно и за родителей, уж очень долго они ехали, и заходить в автобус с табуном незнакомых мужчин. И я представляла ужас родителей, когда добравшись наконец-таки, они обнаружат, что нас и след простыл. Но надо было решаться. Мы абсолютно не знали, как предупредить моих родителей, что мы в целости и сохранности, в здравом уме и при памяти решили доехать до Волгодонска на автобусе. И Инге пришла в голову гениальная идея: она вытащила из чемодана желтенькие Post it (вот совершенно не помню, как мы их называли, их только-только начали продавать в канцелярском отделе) и написали на них большими буквами жизнеутверждающие послания "МАМА, у нас все хорошо" "Мы возвращаемся в Волгодонск!" "Уехали на автобусе" и совсем уже радостное "До встречи дома!" И обклеили ими, как обоями, всю внутренность вокзала.
Доехали мы без приключений. Нас на убили, не расчленили и не изнасиловали. Мы долго стояли на атомке, ожидая очередную порцию военных. Решив, что правило Джека Лондона не засыпать на холоде на автобус не распространяется, я вырубилась. Меня подвезли прямо к автобусной остановке напротив дома. Последние метры были мучительными. Инге было проще: её родители были дома. С другой стороны, они наверняка к этому времени сошли с ума от страха за неё, мои-то, по крайней мере, знали, где я, вернее, думали, что знали.
Брата дома тоже не оказалось. Я отрубилась прям подле входной двери, где меня подобрала соседка по лестничной площадке, напоила чаем с мандаринами и пыталась развлечь телевизором, но я в очередной раз отключилась. Сквозь сон я слышала, как приехали родители, отнесли меня на руках домой, уложили спать.
Мне было 18 лет, и на тот момент это было самое главное приключение в моей жизни.
После галет начинается лыжный сезон, потом пасхальный, мы будем дружно искать шоколадные яйца в соседнем парке. Потом дарить друг другу ландыши на Первое мая, 2го праздновать мой день рождения (да-да, всей страной!). Потом ещё чуть-чуть и все неожиданно выстроимся в очередь в туалет на автотрассе, потому что это тоже традиция- всем выехать в один день и одно время и заселиться в летнюю резиденцию именно в первую субботу отпуска и ни днём позже. В таком календаре удобно жить и в принципе не страшно стареть потому что от всего, от чего можно вылечить, тебе вылечат, не приведи Господь, конечно, а, если нельзя - не обессудь, à l'impossible, nul n'est tenu.
Но когда подходит к концу декабрь, моя годовая уверенность даёт трещину. Открываю френдленту и обижаюсь: у меня украли зиму, вернее даже 17 зим! Где-то падает волшебный снег, а по ночам завывает вьюга, и Ипполит принимает первый в новом году душ, и самый вкусный салат красуется в хрустальной вазочке. А мне, увы, остаётся только вспоминать.
Вспоминается, как мы с Ингой возвращались домой на новогодние каникулы. Инга была моей roommate и самой близкой подругой. Мы обе приехали учиться из Волгодонска. Поезд МинВоды - Новосибирск в наш город не заезжал, мы выходили в Романовке, где нас подбирали мои родители на машине. В поезд мы садились непоздно вечером, ночевали всего одну ночь и приезжали ближе к часу дня. В том году после долгой и утомительной зимней сессии я читала Кинга весь вечер, пока не потух бледный свет над плацкартной койкой. Не привыкшая к ужастикам в литературе я потом долго лежала и боялась. И, когда ко мне ночью приполз таракан, я практически завизжала, чуть было не разбудив Ингу на верхней полке. Утром встали поздно, умылись ледяной водой из заржавевшего краника, позавтракали печеньем с чаем в красивых подстаканниках. Поезд тем временем подъезжал к Морозовску, следующей станцией была уже наша Романовка. Но спешить было некуда: между двумя деревушками поезд тащился целый час. Инга опять залегла на верхней полке с книжкой, а я пошла в тамбур дышать воздухом. Мы приближались к вокзалу. Несмотря на позднее утро, солнце так и не взошло. Морозный прозрачный свет заполнял собой все видимое небольшое пространство вокзального здания и перрона. Свет исходил от снега, которого намело за ночь.
Я открыла дверь и спустилась на две ступеньки. Я не собиралась выходить на платформу, так как поезд стоял на станции всего две минуты, и пальто осталось в тёплом плацкарте. Только вздохнуть-выдохнуть, почувствовать ледяную зиму затылком и позвоночником и назад, ещё на час, в тепло, к чаю, Инге и Кингу.
Я всегда очень любила и люблю организацию жизни в поезде и время путешествия, подаренное просто так, не за что, просто потому что тебе повезло родиться в этой огромной стране с несовершенной инфраструктурой и прекрасными людьми, готовыми в любой момент тебя подкормить и поделиться своей сложной жизнью. Постель стелим быстро, но, тем не менее, аккуратно, ведь высыпаться в ней будем за весь триместр, лицо, вместо умывания, протираем огуречным лосьоном, а ледяную воду на глаза, они потом блестят. Расчёсываемся при каждом удобном случае, волосам тоже полезно отдохнуть от шапки и резиночек. Читаем, читаем, читаем. Я всегда думала, что за время путешествия при желании можно выучить дополнительный иностранный язык, жаль, практиковать его не с кем. На станциях внимательно изучаем, чем же вкусным кормят местные бабульки. К еде в стеклянных банках и эмалированных ведрах относимся с заслуженным подозрением. Много пьём, едим мало. Посещение туалета - обратная сторона медали и неизбежный стресс. Когда переделаны все дела и от чтения пощипывают глаза, смотрим в окно, мечтая о будущем, которое для всех рождённых в СССР, может быть исключительно светлым.
Так вот, в Морозовске. Не успела я почувствовать на себе падающий снег, как около вагонных ступенек материализовалась моя родная мама, радостной встречи с которой я ожидала часом позже.
- Танечка, выходите здесь
- Мама, ха-ха, коман са ва? - от абсурда ситуации у меня слегка поехала крыша. Мама была такая маленькая, легко одетая. Она сама не верила, что я могу вот просто так выйти из поезда.
- Мы не доедем до Романовки, дороги нет, везде снег, сугробы, убирают медленно. Час ждём, десять минут едем.
Я растерянно оглянулась: выходить - как? Нет времени даже добежать до пальто, вытащить чемодан из-под койки, а там ещё Инга наверху практически в неглиже глотает конфеты с Кингом.
И вот уже послышался гудок - поезд собирался двинуть дальше, освобождая меня от принятия невозможного решения.
Мама уже не настаивала. Она только вся съежилась, и, по мере удаления поезда, становилась все меньше и несчастнее.
- Танечка, - прокричала она напоследок, - только никуда не уезжайте! Ждите нас до последнего. Мы будем ехать долго, очень-очень долго.
Мы прождали шесть часов. В крошечном неотопляемом здании вокзала, в окошке которого один раз на полчаса появилась девушка с абсолютно отрешенным видом: она не собиралась продавать билеты или менять их или объяснять потерявшимся гражданам, куда их занесли российские ж/д. Граждан, правда, тоже не было. Давно было съедено все печенье и выпит термос чая. Было холодно, голодно и неуютно. Ближе к шести вечера об нас споткнулся водитель автобуса, собирающий военных со всех окружающих пунктов и развозящих их по домам. Он как раз таки ехал в Волгодонск с остановкой у Ростовской АЭС, находящейся в 17 км от нашего города.
Мы долго отнекивались, ссылаясь на близкую встречу с родственниками, в которую на самом деле верили с трудом. Мне было реально страшно и за родителей, уж очень долго они ехали, и заходить в автобус с табуном незнакомых мужчин. И я представляла ужас родителей, когда добравшись наконец-таки, они обнаружат, что нас и след простыл. Но надо было решаться. Мы абсолютно не знали, как предупредить моих родителей, что мы в целости и сохранности, в здравом уме и при памяти решили доехать до Волгодонска на автобусе. И Инге пришла в голову гениальная идея: она вытащила из чемодана желтенькие Post it (вот совершенно не помню, как мы их называли, их только-только начали продавать в канцелярском отделе) и написали на них большими буквами жизнеутверждающие послания "МАМА, у нас все хорошо" "Мы возвращаемся в Волгодонск!" "Уехали на автобусе" и совсем уже радостное "До встречи дома!" И обклеили ими, как обоями, всю внутренность вокзала.
Доехали мы без приключений. Нас на убили, не расчленили и не изнасиловали. Мы долго стояли на атомке, ожидая очередную порцию военных. Решив, что правило Джека Лондона не засыпать на холоде на автобус не распространяется, я вырубилась. Меня подвезли прямо к автобусной остановке напротив дома. Последние метры были мучительными. Инге было проще: её родители были дома. С другой стороны, они наверняка к этому времени сошли с ума от страха за неё, мои-то, по крайней мере, знали, где я, вернее, думали, что знали.
Брата дома тоже не оказалось. Я отрубилась прям подле входной двери, где меня подобрала соседка по лестничной площадке, напоила чаем с мандаринами и пыталась развлечь телевизором, но я в очередной раз отключилась. Сквозь сон я слышала, как приехали родители, отнесли меня на руках домой, уложили спать.
Мне было 18 лет, и на тот момент это было самое главное приключение в моей жизни.