О самом главном: бабушка Дуся

Aug 26, 2015 22:19

Моя бабушка, мамина мама - Евдокия Лукинична Шаповалова. Имя такое красивое, и бабушка была красавицей.
Если дедушка Саша методично готовил меня к сваливанию за бугор, то у бабушки Дуси был конек другого характера. Бабушка утверждала, что для счастливой женщины совсем необязательно выходить замуж и даже (но уже не так уверенно) рожать детей. На черта они сдались!
К этой уверенности, кроме её собственной биографии, бабушку подвел жизненный путь двух сильных женщин современной эпохи - Маргарет Тетчер и моей мамы. И если с британской премьершей все понятно, то как моя мама, выйдя замуж за папу (лучшего мужчину в мире!) и произведя на свет меня с братом (обойдемся без нескромных эпитетов) смогла проиллюстрировать эту в высшей степени категоричную жизненную позицию я пока не поняла.
И к себе применить бабулькин вывод я, к счастью, не могу. С мужиками я, правда, пока не разобралась (но какие мои годы!), а вот без детей, на мой взгляд, жить скучно. Главный интерес потомства, как мне кажется, это ограничение родительских возможностей. Сейчас объясню: принято считать, что с рождением детей жизнь обретает смысл, но это правда только для тех, у кого, не знаю уж по каким причинам, бездетная жизнь была бессмысленной. А если в жизни был смысл, много смыслов, амбиций и проектов, хотелось и семьи, и карьеры, и вокруг света на паруснике, и собрать деньги на больницу в Кабуле, и детский дом во Вьетнаме, написать книгу и научиться танцевать танго, то с появлением детей проекты организуются в главное:
1. утром, нанести на лицо дневной крем;
2. вечером, помыть ноги.
Не каждый день эта роскошь доступна.

Но в бабушкиной жизни, конечно, не было мечтаний о кругосветных плаваниях. Как все женщины её поколения, пережив войну и голод, она мечтала об обильной еде, втором платье, больше не беременеть и чтобы дети закончили ВУЗ. И чтобы муж не мучал бесконечными упреками и ревностью.
Как все женщины ее поколения, страдающие от нехватки мужчин, она души не чаяла в сыне, а дочь гоняла, как драную козу. Сцены маминого детства, рассказанные мамой мне в уже приличном возрасте вызывают во мне тихий ужас и желание покачать маму на ручках.
Вот она сидит верхом на индюке на их крошечной кухне в Новороссийске, они, видите ли, привезли с хутора живого индюка, ему, соответственно, надо перерезать горло, у деда тонка кишка, бабушка бегает по кухне с острым ножом, мама, чтобы ей помочь, поджимает индюка под себя. Что при этом делает индюк - описывать не буду.
Вот маленькая мама выпила какао, предназначенное ее брату. Брат младше на 6 лет, часто болеет, какао ему положено больше, а мама его страшно любит - какао, не брата. И, выпив, свою порцию, не может остановиться. И маму за это бьют, сильно. Ей, конечно, не так больно, как индюку, но обидно смертельно. Или вот... ладно, не буду продолжать этот мрачный перечень. Я все-таки собралась рассказать про бабушку, а не про мамины детские обиды.
Так, как бабушка любила сына, точно так же она умилялась маленькому Максу, моему брату. Ее любовь к внуку выражалась в частности в том, что она постоянно трогала и целовала отдельные Максовы части, восхищаясь их совершенством - ушки какие! прям пельмешечки, губку нижнюю надул, счастье мое розовое! Странно, но у меня нет вот этой бабушкиной особенности - воспевать красоту сыновей. То есть, в общих чертах и предельно объективно, я вижу, что они красавцы, но млеть от совершенства, допустим, больших пальцев их ног - мне скучно. И потом, в том, что мне особенно удаются пальцы на ногах, их заслуги нет никакой. Кстати, когда Макс вырос и трогать его за пельмешки стало опасно для здоровья, у бабушки появился новый предмет для комплиментов - щенок Арик. Попочка в форме розочки, хвостик крендельком.
- Люба, любушка, - звала его бабушка, и вдруг, как бы спохватившись, что ее застукают в нежности, - зараза!

Ну это я, конечно, язвлю от зависти. Моими ушками бабушка не восхищалась. Может быть, когда я была маленькой, меня тоже так же оглаживали и обцеловывали, я не помню, но, подростком, я глубоко страдала от несовершенства ушей и прочего.
Когда бабушка меня доставала, я крутила у виска и сдувала на нее. И Макс бежал докладывать: бабушка, она вот так сделала! И бабушка обижалась, как будто бы догадывалась, что я люблю ее, как она меня.
Бабушкина забота измерялась пирожками на дрожжевом тесте, маринованными грибами и пельменями. Внуки представлялись ей длинными желудками на ножках. Она бы несомненно удивилась, если бы мы ей сказали, что мама нас тоже кормит. И при этом читает книжки и водит в кино. И еще больше наверное, если бы мы попросили ее что-нибудь нам почитать. Свои первые романы бабулька прочла, когда их читала ее дочь, моя мама, следуя школьной программе. Плакала над Анной Карениной, дивилась Гоголю, зачитывались Чеховым.

Наверняка ей нравилось одеваться, прихорашиваться, выходить в кино и на концерт. А может, она стыдилась мужа-инвалида, чаще всего бабушка отказывалась куда-то с нами идти, если это был не пляж и не рынок, говорила, кому я там нужна, только позорить вас буду. Моя мама такая же. А я - нет, меня хлебом не корми, дай только вырваться из дома.

Зато у бабушки была большая и дружная семья. До взрослого возраста дожило семеро детей: Николай (погиб на войне), Надежда, Мария, Евдокия (моя бабушка), Василиса, Виктор, Валентина. Бабушка родилась и жила до замужества на хуторе близ Славянска на Кубани. Но дети ее родились уже в Новороссийске, туда же со временем перебрались Баба Вася, дядя Витя, баба Валя жила в Невыномысске, баба Маша в Рустави. А баба Надя так и осталась на хуторе. У бабы с дедом там был кусок огорода, и мы каждый год ездили на пару дней на дедушкином Запорожце собирать урожай - помидоров, болгарского перца, синеньких, ближе к осени, после того, как пророк пописял в море - картошку и фасоль. Там зрели самые вкусные в моей жизни яблоки, откусишь кусочек, а из него вытекает мед. Читая уже позже бунинский рассказ, я вспоминала именно эти яблоки, хотя антоновской кислинки в них не было ничуть. Еще на хуторе я полюбила незамысловатый физический труд: вырывать сорняки, выкапывать картошку, чистить фасоль. На всю жизнь и всей душой я поняла Левина, косящего в экстазе траву десять страниц подряд!
Но все остальное на хуторе повергало меня в грусть и тоску: цементные полы (в маминым детстве они были земляными), борщ на старом сале с чесноком, выцветшие кроватные накидки, картонные иконки с бумажными цветочками, водка, непременная спутница любого обеда, пьяные злые разговоры или наоборот, немая обида поджатых губ. Именно на хуторе вечером я как-то подслушала разговор бабушки с дедушкой. Я даже сначала не узнала их, настолько голоса были изменены переливающейся через край неприязнью. Я, помню, не выдержала - вышла из спальни в слезах и непонятках: как вы можете ТАК друг друга ненавидеть? Но была возвращена обратно в постель одной из бабушкиных сестер.
Брат и сёстры, они стояли друг за друга стеной, растили и женили детей, хоронили стариков, помогали лекарствами, продуктами, связями. Мы постоянно были куда-то приглашены, везде было шумно, вкусно, весело.
Я рада, что каждый раз, приезжая в Краснодар, я вижусь со своей крестной, тётей Таней, дочерью бабушкиной сестры Василисы, двоюродной сестрой моей мамы. Это моя связь с бабушкиной семьёй, которую я, скорее всего, потеряю, когда перестану приезжать в Россию и не смогу передать её моим детям.

На этой фотографии мне год. Мы с бабушкой и мамой только что приехали в Волгодонск поднимать целину. Бабушка, правда, быстро вернулась в тёплый и морской Новороссийск, и целина осталась на нас с мамой.
Но я считаю, что мы её подняли! Я живу сейчас рядом с Дефансом, мама в своем доме в Краснодаре. A бабушки нет с нами вот уже 18 лет.

вспомнить всё

Previous post Next post
Up