"Поражение - это победа"
Посмотрел "Дюнкерк". В этом фильме в полной мере проявились как сильные, так и слабые стороны его создателя. Нолан снова показал, что он в первую очередь сценарист, а не режиссёр. Сложноструктурированные сюжеты, завязанные мощными драматическими узлами, плотность которых возрастает по мере приближения к финалу - его конёк, в котором он чертовски хорош и здесь. При этом визуальное воплощение всех этих прописанных на бумаге сцен не то чтобы плохо, но не талантливо. У Нолана практически не бывает кадров, которые хочется сохранить на память, и видеорядов, которые хочется прокручивать снова и снова даже без звука. Вся прелесть его фильмов - в диалогах и развитии сюжета, а "картинка" всегда выглядит придуманной, а не увиденной в голове (как это бывает у талантливых визуалов).
В частности, от этого недостатка страдают экшен-сцены, к которым Нолан питает изрядную слабость. Когда позволяет жанр, он вставляет в свои фильмы драки и погони в гипертрофированных количествах. Так было и в "Начале", и в трилогии про Бэтмена, и в итоге получалось затянуто и скучно. В "Дюнкерке" Нолан, однако, этого не сделал. И правильно, потому что таким образом избежал сравнения с монстрами жанра - Спилбергом и тем же Мелом Гибсоном - в котором выглядел бы очень бледно.
Конечно, совсем без боёв не обошлось, и на авиадуэли придётся всё-таки, зевая, полюбоваться, но в целом "Дюнкерк" про другое. Он про героев и перипетии их высоких судеб, захлёстнутых волнами войны, и здесь персонажи Марка Райленса, Тома Харди (которого Нолан, видимо, окончательно решил снимать только в маске), Кеннета Браны и всех остальных позволяют актёрам погрузиться в глубины их магической профессии. Смотреть за взаимодействием всей этой славной труппы, взболтанным в фирменный авторский пространственно-временной коктейль - огромное удовольствие.
Разумеется, фильм не является простой совокупностью “военных историй”, пусть даже сложно переплетённых в единое целое. Есть в нём и "философия". Она очень недвусмысленно заявлена буквально во всём, начиная от самого выбора темы и заканчивая слоганами и комментариями режиссёра. Посыл следующий: вроде бы позорное поражение и бегство из Дюнкерка - это на самом деле победа, потому что “иногда победой является выживание” (один из слоганов). Что ж, мысль понятная, хоть и “неоднозначная”. По крайней мере, судьбу человека, решившего руководствоваться ей на войне (“Я дезертировал, но это ради страны и народа, потому что так я смогу принести больше пользы в будущем”), представить несложно. Но не будем сравнивать отдельного человека и государство. Что позволено Юпитеру, не позволено молекуле атмосферного газа.
Можно попытаться принять центральную идею фильма как “сложную и противоречивую”, но дальше нас ждут вопросы уже исторические. Мало того, что среди зрителей гуляет шепоток, а не стало ли “чудо Дюнкерка” возможным только благодаря доброй воле Гитлера (в самом фильме этот момент никак не освещается, но, что называется, “висит в воздухе”), так ещё и встаёт вопрос о значимости этого "чуда". Ещё один слоган фильма гласит ни много ни мало: “Событие, сформировавшее наш мир”. Сам Нолан поясняет это так: “Если бы эвакуация не закончилась успехом, Великобритания была бы вынуждена капитулировать. Тогда Германия, без сомнения, завоевала бы всю Европу, а США не вмешались в войну”.
В этой фразе много всего неясного. Например, каким образом эвакуированные 300 с лишним тысяч пехотинцев спасли Британию. Они что, на тех же рыболовецких судёнышках вышли в море противостоять нацистской армаде? Или отбили полчища врагов в окопах Кентщины и Суссекщины? Да нет, вроде бы не было такого.
А что значит “Германия завоевала бы всю Европу”? Ведь, насколько мы знаем, она её и так того, завоевала. Или под Европой подразумевается что-то большее? Может быть, даже… но нет, о Мордоре ни слова! Харам.
Неясность с советской частью Европы в словах Нолана, на самом деле, совершенно закономерна. И отлично дополняет неясность с самой Германией. В фильме немцы не показаны вообще, и это прекрасный художественный приём, превращающий их в безымянную, невидимую, зловещую силу. Ровно то же самое необходимо делать - и делается - с русскими. Ведь, как известно, в той войне “цивилизованный мир” боролся против двух тоталитарных режимов, один из которых по недоразумению был его союзником. А с врагами, даже дружественными, надо бороться до конца.
Исключив немцев из “Дюнкерка”, Нолан сделал крайне правильный ход, избежав ошибки, допущенной Спилбергом в ещё одном очень хорошем и сильном фильме на “опасную” тему - “Шпионском мосте”. Напомним, там одним из двух главных героев является советский разведчик Рудольф Абель, за роль которого всё тому же Марку Райленсу дали “Оскар” (совершенно заслуженно). Остальные “имперцы зла” показаны либо в комическом ключе высмеивания тоталитаризма, уходящим корнями к “Великому диктатору”, либо в зловещем “обличительном” - а-ля Хьюман Райтс Вотч (в советской тюрьме захваченного американца пусть мягко, но мучают, а в американской к Абелю относятся с уважением).
Это всё было нормально, “привыкли”. Но в концовке великий режиссёр, известный своим максимально беспристрастным отношением к сложным конфликтам (например, будучи евреем, давший слово арабам в “Мюнхене”), почему-то заставил зрителя думать, что на родине Абеля… репрессировали. И чуть ли не убили. Такое впечатление однозначно складывается из сцены обмена Абеля и отсутствия информации о его судьбе в пояснительных титрах. Непонятно только, зачем это сделано? Даже в статье про Абеля на Википедии висит фотография с ним после возвращения в Советский Союз, и она одна убивает всю эту нелепую ложь.
Зачем пятнать этой ядовитой чёрной каплей собственное творение? “Ведь этого не исправишь”, как кричал герой великого рассказа Солженицына. Ведь это будут смотреть потомки.
Ответ прост и понятен: “Затем”. Идеология государства, увы, сильнее даже самых великих режиссёров. И Нолан в этом смысле сделал всё намного лучше. “Дюнкерк” закутывается в англосаксонский послевоенный миф полностью, выбрасывая наружу все неудобоваримые элементы. “Есть только мы - между прошлым и будущим”. И не важно, что там было в этой вашей истории.
Заканчивает Нолан проникновенным монологом, позаимствованным у Черчилля, в котором тот говорит, что “Новый Свет придёт на помощь Старому”. Это очень сильная сцена, настоящая точка сборки всего британо-американского мира победителей (с пытающимися примазаться где-то сбоку французами), от которой его представителю впору и слезу пустить. И центром её выступает личность самого Нолана, живого воплощения этой “кооперации” - сына англичанина и американки, представителя новой расы господ.
Вот только говорится в этом финальном монологе и ещё кое-что. Что-то про то, что “мы будем стойко сражаться, не отдадим врагу ни пяди земли” и тому подобное. И вот тут шаткая идеологическая конструкция с треском рушится в пыль. Потому что нельзя одновременно стойко сражаться и убегать. Даже у американских и английских сверхлюдей - не получится.
Тут ведь в чём проблема. Вы действительно выиграли войну, и выиграли её бесподобно. Победа в самой кровавой бойне за всю историю человечества малой кровью и чужими руками - это высший пилотаж политики, настоящее искусство, триумф разума. Это совершенно точно достойно аплодисментов. Только вот героической истории о такой победе не расскажешь. И вроде бы мелочь - ну сиди ты себе на вершине мира и смотри, как побеждённые и горе-победители утешают себя рассказами о том, как много людей у них героически убило. Но нет, не получается. Потому что без историй о собственном мужестве и героизме победы в войне как будто бы не было. А это недопустимо. Ведь тогда победил кто-то другой.
Правда, несмотря на все разваливающиеся конструкции, Нолан всё-таки закончил как художник: не бравурной тирадой Черчилля, а растерянным лицом британского солдата, её прослушавшего. Может, что-то всё-таки понимает?