Остерегайтесь какашек
Мы приходим в этот мир сморщенными кричащими существами с маленькими красными кулачками и неистребимым желанием жить. Стремимся поскорее встать на ноги, чтоб пощупать каждую мелочь вокруг и спешим начать говорить, чтоб поделиться радостью своих открытий с другими. Мы малы и беззащитны, но, как ни удивительно, ничего не боимся. Только в это время мы точно знаем, что пришли сюда быть счастливыми, каждый по-своему, но все же. Лишь дети искренне готовы к счастью, исполнению желаний. Не всякое открытие в этом мире сулит радость, но мало какие повседневные невзгоды способны затмить бескрайнее счастье ребенка, начинающееся каждое утро на полу с любимой игрушкой. Затем дети превращаются в уставших напуганных взрослых, совершенно забывших о простом счастье жить, быть человеком, взрослых, закрывшихся от всего света в своей маленькой темной комнатке. Потому что жить больше не удивительно, а страшно.
Один мой знакомый в детстве был очень болезненным мальчиком. Вернее, мама считала его крайне болезненным, потому что был он у нее один. Он боялся упасть и что-то сломать. Точнее, его мама этого боялась. Летом соседские дети, звонко крича, гоняли в футбол, а он сидел в шапке перед домом, укрытый одеялом и всем своим существом желал бегать по траве, в пылу игры падать в грязь и потирать ушибленную коленку. Но ему внушали, что бегать - небезопасно, особенно по мокрой траве да еще и с мальчишками. И постепенно мальчик действительно начал болеть. Мать, захлебывающаяся в рыданиях и стенаниях по поводу того, что, дескать, не уберегла, таскала его по больницам и травила лекарствами. И мальчик покорно болел все свое детство.
Когда он вырос, его страхи выросли вместе с ним. Мир был пугающим и странным. Вероятности того, что он упадет, и у него отвалится голова, наступит на что-то этакое, и у него отвалится голова еще раз, обступали его ежедневно с момента пробуждения. Мир вокруг кишел микробами, так и норовящими уничтожить его организм снаружи и внутри. И не было радости, потому что вокруг были лишь опасности. Он так и остался сидеть в вязаной шапке в жару, с завистью смотрящим на играющих сверстников.
Я сегодня сидела в парке и размышляла: почему так? Почему люди, приходя в добрый светлый мир, в котором есть день и ночь, четыре друг на друга не похожих времени года, живопись, дождь, музыка, самолеты, цветы, любовь наконец, шоколад, облака, вдохновение, сны, деревья, море, красивая одежда, интернет и еще куча всего потрясающего, думают лишь о плохом. Еще не взобравшись на самую высокую гору, знают, что разобьются насмерть, не попробовав новое экзотическое кушанье, уверены, что это «фу», еще даже не взяв в руки карандаш и не проведя им по чистому листу бумаги, отметают всякую мысль о том, что у них что-то получится; боятся хотя бы однажды бросить вызов своим страхам и шагнуть в неизвестность, ибо не верят в то, что, даже оступившись, они не упадут в пугающую бездну, а их мягко подхватят руки любимого.
Мимо пронеслись хохочущие ребятишки, подбежали к пруду и начали стегать воду ветками. Сосредоточенно лупили ее и делились друг с другом соображениями по поводу того, смог бы через такую бомбежку проплыть корабль. Затем побросали ветки и кинулись вверх по лужайке. Родители, все это время стоявшие в сторонке, словно молчаливые надзиратели, заметно оживились, и одна мама выкрикнула: «Остерегайтесь какашек!»
Один мой знакомый в детстве был очень болезненным мальчиком. Вернее, мама считала его крайне болезненным, потому что был он у нее один. Он боялся упасть и что-то сломать. Точнее, его мама этого боялась. Летом соседские дети, звонко крича, гоняли в футбол, а он сидел в шапке перед домом, укрытый одеялом и всем своим существом желал бегать по траве, в пылу игры падать в грязь и потирать ушибленную коленку. Но ему внушали, что бегать - небезопасно, особенно по мокрой траве да еще и с мальчишками. И постепенно мальчик действительно начал болеть. Мать, захлебывающаяся в рыданиях и стенаниях по поводу того, что, дескать, не уберегла, таскала его по больницам и травила лекарствами. И мальчик покорно болел все свое детство.
Когда он вырос, его страхи выросли вместе с ним. Мир был пугающим и странным. Вероятности того, что он упадет, и у него отвалится голова, наступит на что-то этакое, и у него отвалится голова еще раз, обступали его ежедневно с момента пробуждения. Мир вокруг кишел микробами, так и норовящими уничтожить его организм снаружи и внутри. И не было радости, потому что вокруг были лишь опасности. Он так и остался сидеть в вязаной шапке в жару, с завистью смотрящим на играющих сверстников.
Я сегодня сидела в парке и размышляла: почему так? Почему люди, приходя в добрый светлый мир, в котором есть день и ночь, четыре друг на друга не похожих времени года, живопись, дождь, музыка, самолеты, цветы, любовь наконец, шоколад, облака, вдохновение, сны, деревья, море, красивая одежда, интернет и еще куча всего потрясающего, думают лишь о плохом. Еще не взобравшись на самую высокую гору, знают, что разобьются насмерть, не попробовав новое экзотическое кушанье, уверены, что это «фу», еще даже не взяв в руки карандаш и не проведя им по чистому листу бумаги, отметают всякую мысль о том, что у них что-то получится; боятся хотя бы однажды бросить вызов своим страхам и шагнуть в неизвестность, ибо не верят в то, что, даже оступившись, они не упадут в пугающую бездну, а их мягко подхватят руки любимого.
Мимо пронеслись хохочущие ребятишки, подбежали к пруду и начали стегать воду ветками. Сосредоточенно лупили ее и делились друг с другом соображениями по поводу того, смог бы через такую бомбежку проплыть корабль. Затем побросали ветки и кинулись вверх по лужайке. Родители, все это время стоявшие в сторонке, словно молчаливые надзиратели, заметно оживились, и одна мама выкрикнула: «Остерегайтесь какашек!»