Плоды "дрессуры"
"Мать реально не понимала, что делать и что происходит. Как-то она мыла пол, плакала, и я под руку спросила разрешения посмотреть фильм «Дубровский» (да, в 14 лет спрашивала разрешения включить телевизор).
Была дикая истерика, она лупила меня половой тряпкой и орала - «а кто работать будет, все бы им кино смотреть». Надо отметить, что я отлично училась, ничего особо для себя не просила, делала, что скажут и мало отсвечивала. Но вот, однако ж - и тут провинилась. На самом деле, конечно, была ни при чем, просто психика ее не выдерживала.
Дрессированные животные в цирке тоже ведь иногда протестуют. Нельзя сказать, что она не пыталась что-то сделать в густом тумане психопатического яду. Однажды напилась (хотя вообще не употребляла), и плакала у соседки, добродушной бабульки. Воздействия не возымело, конечно.
Папаша велел за ней сходить и привести отбившуюся от рук функцию домой. Кстати, у соседки-бабульки муж-дедок периодически напивался и впадал в буйство, но я им все равно завидовала, потому что в долгие периоды трезвости он бегал вменяемый, с женой сюсюкался, плотничал с увлечением - много заказов у него было, а когда приезжала в гости дочь, ходил с ней по магазинами и таскал сумки, жмурясь от радости. Эта картина до сих пор стоит перед глазами - как я завидовала, что такой вот он папа - разговаривает по человечески.
Изредка папаша просил меня, например, испечь блины - потому что у меня якобы вкусно получается. Или беседы вел о смысле жизни. Она, конечно, в борьбе за крохи его внимания, в ситуации перманентного молчания и игнора с его стороны, вообще впадала в ступорно-истерическое состояние. Например, хвалилась своей худобой, не мне приватно, а при отце, противопоставляя себя худую и меня толстую.
Но это все в общем контексте безумия и непонимания того, что происходит. Образно, я бы уподобила такую жизнь существованию наощупь, а плотном сером тумане, никакой ясности, все искажено. Хотя сама она говорит про первые годы брака, что жили ничего, даже хорошо местами, а потом все стало прогрессировать. Очевидно, прогрессировать стала потребность в ресурсе.
Способом его извлечения всегда были молчанки и бойкоты, и постоянное нахождение вины. Через некоторое время после рождения брата пластинка обновилась, и в общем, уже особо с той поры ничего не менялось, а повторялось одно и то же. Он ей заявил, что он не уверен, что это его сын, т.к. «все бабы бляди» и т. д., что она живет здесь, пока воспитывает сына, а дальше выметается, а ежели захочет сейчас уйти - дык пожалуйста, пусть забирает дочь и валит куда хочет.
Естественно, расчет был на то, что она никуда не денется. Остаться один без обслуживания он не собирался, так как искать новую функцию всегда сложно, нужно ведь как-то уговорить ее на все это подписаться. В плане быта, если что-то разлаживалось, он страшно бесился.
Вот один из примеров: один-единственный раз мать съездила с нами, детьми, к своей старой приятельнице, в старинный туристический город. И вот мать планировала хоть что-то посмотреть и нам показать, воспользовавшись случаем. Потому что мы никуда не ездили, ничего не видели.
Даже то, как ездили отдыхать со своими семьями одноклассники - все это было из разряда «так не бывает». Имеется в виду не море, не что-то далекое, а заповедник и водохранилище рядом с городом, даже там мы не были ни разу.
Отсутствовали мы около двух недель, когда приехали - отец кипел злобой и выдал грандиозный бойкот. Вся посуда с кухни была рядами выставлена рядом с собачьей будкой - оказывается, он готовил еду, ел, и чтобы не мыть посуду, давал собаке облизывать. Так он и обошелся эти две недели. Заодно и не заморачивался насчет кормежки собаки.
Конечно, остаться один без обслуживания такой человек не собирался никогда. Хотя семья настолько ему не нужна была, что даже по улицам он не мог с нами ходить. Он всегда шел быстрым шагом впереди, и мы на несколько шагов сзади.
Именинница без торта
Мы жили в ситуации если не полной, то очень выраженной социальной изоляции. Гостей дома не принимали, сами никуда не ходили, дни рождения отмечать принято не было. Единственный раз, в начальных классах, мать решила отметить мне день рождения и разрешила пригласить одноклассниц. По ходу скромного праздника она постоянно меня одергивала (вести же не умею себя прилично), а затем торт, который пекла на большом противне, разрезала на куски и отдала им с собой - весь. Правильно - они ж духовные, им можно, а мне то куда - разве что бездуховность питать.
Почему-то ситуация публичного обесценивания была частой, по возможности, но всегда очень скромной по масштабам - ничего грандиозного, между делом. Пристыдить меня на пару с учительницей, посмеиваясь. Отправить на день рождения к однокласснице без подарка, объяснив, что надо сказать, что мама отправилась выбирать подарок - как купит, сама принесет.
Сокрушаться на пару с бабушкой, что в кого я уродилась, вести себя не умею. Отобрать вещь, которую шью, и отправиться показывать отцу, с которым в этот момент временная оттепель приключилась, чтобы вместе посмеяться. Смеяться над плачущим ребенком «глянь, как старенькая бабушка причитает, надо ж».
Или вот тоже показательный эпизод. Я будучи школьницей начальных классов, просила купить сумочку с какими-то мультяшными изображениями - такую, как все остальные девочки носили. Она не покупала, т. к. «дорого». Я уже смирилась. Прихожу как-то к ней на работу, мне говорят - иди сядь на тот стул. Иду, там лежит маленькая сумочка - не детская, а взрослая, но маленькая. Мне и в голову не могло прийти, что это для меня, потому что я привыкла, что денег нет и мне ничего не полагается. Все тетки, включая мать, хихикают и смотрят на меня, я ничего не понимаю, притуляюсь на краешек стула. Через некоторое время выясняется, что это сумка - для меня, купленная по страшной уценке взрослая сумка. Даже подарить не смогли - устроили себе ржач от моего недоумения.
Спасти семью
Возникает вопрос - почему она не ушла, когда ей прямым текстом начали говорить «а пошла бы ты вон». Ну, она плакала и говорила - куда я пойду, сына не оставлю, идти некуда, никому не нужна, никто не поверит и пр. Также бессознательно она понимала, что это определенный прием, а не реальное выставление из дома (хотя уж реальнее некуда, а все же).
До конца всей катастрофичности она не осознавала, периодически утешаясь, что, может, это все кризис, вот он перебесится, вот он поймет и т. д. Хотя что-то в ее мозгу щелкало - например, она надеялась, что я выучусь, заживу своей жизнью и заберу ее от отца. «Что, не видишь, что ли, гонит он меня», - говорила она.
Я чувствовала себя ответственной за все - и за их отношения, и за мать. В дальнейшем моя гиперответственность всегда была со мной, ею активно воспользовались все кому не лень, и конечно, ею пользовались родители. Я, дура малолетняя, пыталась спасти эту семью. Просила у отца деньги на цветы матери на 8 Марта, покупала ей их якобы от его имени. Ни разу не потратила эти деньги на себя, даже мысли не пришло, чтобы самой попытаться себе что-нибудь купить, будучи раздетой и разутой, по сути.
Все время пыталась до них дотянуться, обратить их внимание на себя, завидовала одноклассникам, на которых родители обращали внимание. У моих же родителей внимание все время было не понять где - точнее, у матери на отце, у него на себе. На выпускной в школе я тоже не пошла - хотела помочь им, сэкономить денег, ведь выпускной наряд столько стоить может - нет, мы не можем позволить себе эти траты. Никто, конечно, не то чтобы спасибо не сказал, а как само собой это было.
Сестра отца, тетка, прислала на 16 лет подарок - набор теней и свитер. Тени отдали мне, а свитер мать забрала себе. Но ее можно понять - ей так хотелось, маленькой душой и рассудком, девочке, красивое поносить, у нее тоже ничего не было, а она была так молода еще.
Почему-то запомнился случай с конфеткой. Дело было еще в начальных классах, одна одноклассница приносила в школу дорогие конфеты иногда и всех угощала. В очередной раз мне досталась конфета напополам с другой одноклассницей - ну не хватило на всех. И вот я уговорами и вымаливанием забрала эту конфету с собой, домой, пошла на конфликт, чтобы принести конфету маме и заслужить ее улыбку, ласку. Естественно, ничего прикупить таким образом мне не удалось, хотя конфету мать съела. Впрочем, привычка «прикупать» отношение осталась со мной надолго.
Она действительно не видела никаких границ между собой и дочерью, с сыном только была больше дистанция, но и то - когда я уже уехала учиться, обязанностью брата было все время находиться рядом с ней, как только отец выпивал. Потому что именно в такие моменты он лез к матери обвинять ее во всех смертных грехах, а при брате почему-то у него было табу.
"Будем обниматься или повешусь"
Когда мать сбежала от отца, то она принялась окучивать нас с братом - теперь надо было обниматься и целоваться, сюсюкаться, и, может быть, дать ответы ей на мучившие ее вопросы - увидев у меня, студентки, книжку Фрейда, она потребовала анализа - точка зрения Фрейда на их с отцом жизнь. Помню, я вырываюсь из ее безумных объятий, а она: «теперь у нас новые правила, будем обниматься, мы же семья, а если не нужна я вам, так только скажите, пойду вон в сарай повешусь». И это тоже надо понять, принять, быть терпимой и толерантной.
То есть, старший ребенок, девочка - он для всего пригоден - и для канализации отбросов собственной психики, и для соразделения с ним его жизни, если понадобится. При этом именно он должен всегда понять, быть на подхвате - помочь, не отсвечивать и подзаработать. Ну и восхищаться материнской женственностью, а также сочувствовать ее страданиям, ведь она мученица-долготерпивица, а отец, может, одумается, под напором ее терпеливости, ведь он, оказывается, сентиментален и несколько не такой, какого его видим мы, дети.
Информация о папаше, таким образом, поставлялась противоречивая. С одной стороны, дикий страх перед ним, упаси боже заступиться за детей, как он скажет, так и будет. С другой стороны, случаи, подобные следующему. Лет в 9 выяснилось, что у меня упало зрение. Сходили к окулисту, идем обратно, а она ноет, какая я плохая, зрение упало, а я раньше не сказала, сама виновата. Я отвечаю - «так папе же сказала, он сказал, что пока ничего страшного». Она тут же взрывается «да кого ты слушаешь, что он понимает?!!».
Или, когда она уезжала в командировку на курсы повышения квалификации один раз, дала мне задание забрать у отца зарплату в день получки. Я как дура, обратилась к нему с этим заданием, говорю «мама сказала, чтобы ты зарплату мне отдал». Как он смеялся - это надо было видеть, а потом послал меня подальше.
Она все время смотрела как бы мимо, вроде бы слушала и не слушала, была в какой-то отключке, в бессознательном состоянии, как робот. Я не понимала до конца, кто они такие и что происходит. Ну то есть, вроде бы знаешь, что это родители, и вроде бы знаешь, что есть формат определенных отношений родителей и детей. Но на самом деле что происходит? Во-первых, страх, причем боишься их обоих, может быть, отца больше - если он будет обесценивать бойкотом, то мать будет обесценивать упреками и постоянным недовольством.
Во-вторых, насмешки. Как-то слышала версию, что советское время было такое - когда детей воспитывали, над ними было принято смеяться.
Я все время думала о том, что надо что-то сделать для них, спасти их брак, как-то помочь. В школе я помогала школьной библиотекарше - она отдала какие-то списанные книги, я несла их домой, чтобы показать - что вот, вношу вклад в бюджет семьи - книги же покупались, а я бесплатно принесла, сама заработала. Уже спустя много лет я поняла абсолютную бесполезность всех своих действий - они гораздо больше ценили бы ребенка, который бы обманывал, воровал и т. д., то есть всячески сопротивлялся. Потому что кроме постоянных насмешек и обесценивания, я ничего не получала в ответ.
Как она сбежала от отца
В комментариях к истории о папаше был вопрос о том, почему же мать не ушла от него? Она ушла - она прожила с ним меньше месяца, когда осталась один на один. Как понимаю, пока были мы с братом, можно было черпать ресурс из нас, когда нас рядом не стало, она не выдержала отношений один на один.
Она говорила, что возникло состояние, что хоть вешайся, и тогда постигла ее мысль, что надо ехать к детям «ведь другие, вон, правильно - ради детей же живут». Она дождалась момента, когда отец уехал в очередную командировку, отправила контейнер с вещами в город, где учились мы с братом, за две тыщи км. Поговорила с его знакомыми и коллегами - чтобы он ее не тронул физически, а «отпустил к детям». И когда он вернулся из командировки, то застал соответствующую картину в доме - она уже практически сидела на чемоданах.
Она ушла от него в никуда, в то время как, если бы вопрос такой поставился раньше, возможно, ситуация бы разрешилась более сохранно и для нас, и для нее. Но она терпела и надеялась, не видела выхода. А, может, причина в другом - что казалось «така любовь, така любовь», что невозможно было разорвать замкнутый круг, пока под рукой был ресурс в виде детей.
Ведь обнаружилась же в ней и сила, и храбрость, и редкая сообразительность вкупе с хитростью - как надо поступить, чтобы достичь своей цели. Она же умудрилась сделать все на редкость правильно - поставить перед фактом, привлечь общественность, заставить его играть роль, нужную ей, под пристальным взглядом этой самой общественности.
Игра в "счастливую семью"
Когда она сбежала от отца и приехала к детям, перед нами встала новая задача - теперь резко должно было стать по-другому. Нужно было понять, что раньше «много ошибок допустили», и теперь надо все срочно исправить. Сама мысль, что время ушло, не то чтобы не приходила ей в голову, а ужасала ее. Поэтому было необходимо обниматься и целоваться, сюсюкаться, и научиться вести себя так, как, в ее представлении ведут себя в счастливых семьях. Ведь это нетрудно! Раз - и все исправил, надо только захотеть.
Наше с братом сопротивление вызвало бурю эмоций и шантаж (угрозы самоубийства). Она говорила, что вот, она наконец все осознала и готова исправить - а мы, мы такие-сякие, не хотим, сами же не хотим вести себя так, как надо. Опять горе - она святая, а мы плохие.
Когда обезумевшая от горя женщина изо всех сил тискает дочь-студентку, забыв о том, что никаких объятий с младенчества вообще не допускалось, повторяя «да мы сейчас научимся обниматься-целоваться, у нас все наладится» - это невыносимо, у меня было ощущение, что меня заживо пьет вампир. Но - это все только мои субъективные ощущения, надо было учиться играть в новую семейную игру, в которой неожиданно поменялись правила. Только специфика этих правил всегда была одной и той же, в ней всегда надо было игнорировать собственные интересы и учитывать только интересы родителей.
В целом она прожила с папашей почти 20 лет. Отношения эти были деструктивные во всем, я даже не знаю, можно ли бы было в них выделить хоть что-то положительное. Она так и не расколдовалась, осталась маленькой принцессой, которая смутно ощущает в себе потенциал великой женственности, и которую никто не оценил и не спас.
Свое участие в абьюзе детей она, в целом, отрицает, потому что - не виновата, ее заставляли, все так жили, все страдали и т. п. Самое ужасное в ее представлении - это то, что она «уже все поняла, всех простила», а дети не выдают того желаемого сценария - чтобы все живенько, весело и как у всех.
Одно из замалчиваемых последствий - это ее соучастие в абьюзе по отношению к детям. Ситуация была такой, что ты должна была нести за все ответственность. Как девочка, ты должна была быть как бы близко к матери и ее не подставлять, а защищать. В чем это выражалось?
Например, ежели папа над тобой насмехается, и в этот момент мама может к нему присоединиться, то надо потерпеть - а куда ей деваться, бедной? Ей надо помочь и посочувствовать, это ж у тебя вся жизнь впереди - переживешь!
Маму надо всегда выслушать - не подружкам же ей жаловаться, это ж нехорошо, сплетни они могут распространять, а ты - ничего, выслушаешь молча. Также надо говорить маме, что она может на тебя рассчитывать - когда она жалуется и говорит, что в дальнейшем надеется, что ты ее от отца заберешь в свою будущую семью. Конечно же, заберешь, ведь она так страдает, разве ты не видишь?
Когда мама молчит и сбегает из ситуации, в случае каких-либо проблем - например, когда папа бьет тебя малолетнюю, или когда пьяный дядя хватается за тебя - то тоже следует самой выкручиваться, потому что нужно понимать - любое вмешательство с ее стороны повредит ей самой, поэтому не надо на нее рассчитывать. И осуждать за это тоже ее не надо - ей страшно, ее нужно понять.
Это уроки именно для тебя - понять, принять, поработать надо собой, простить. Что бы не произошло - не вспоминать и смиренно принять. Сейчас тоже нужно все понимать - например, что надо забыть прошлое, ведь жизнь скоротечна, и нужно мгновенно все исправить - ведь для нее это невыносимый груз - осознавать, что ее действия могут иметь необратимый характер. Поэтому нужно сделать вид, что все отлично! А все ошибки уже исправлены - и у нас все - ля ля ля - как в самых счастливых семьях. Как так - ты не можешь это сделать? Негодяйка, снова мать подставляешь, не хочешь ей посочувствовать.
Задавая вопросы, пытаясь поговорить о том, как детям жилось этой деструктивной семье, всегда получишь свою долю обесценивания. Вот ряд ее стандартных ответов на все вопросы:
- «Что вы никак забыть-то не можете? Забывать надо!»,
- «Ну и что? Мне вот и в голову не приходит претензии предъявлять родителям. А что с вами? Поколение, что ли, такое?»,
- «Давай я тебе о своем детстве расскажу - мне, милая моя, во сто крат тяжелее тебя приходилось»,
- «Да боялась я его, это все он виноват»,
- «Что вспоминать-то теперь, живите своей жизнью, исправляйте ошибки»,
- «Да что вы можете помнить, маленькие дети ничего не помнят, все забывают»,
- «Да вы сами знаешь какие были, вот ты, например? Очень тяжело с тобой было»,
- «Прощать надо. Как я. Вот я уже все простила и забыла»,
- «Да забудь уже, хочешь, я тебе про свою маму расскажу?»,
- «Я не помню, вот ты говоришь, а я даже вспомнить не могу»,
- «Я уже старая, прошу забыть и не вспоминать мне ничего».
Она умудрилась навязать колоссальное чувство вину за мои отношения с ней. С отцом я не общаюсь, и это понятно, и она это одобряет, безусловно. А с ней отношения не в желаемом ей формате, и, конечно, это только по моей вине. Ведь она ж все поняла, осознала, простила (ну и далее по тексту), и, ежели теперь нет желаемого формата - чтобы мать с дочерью дружили взахлеб, то только и исключительно по моей вине.
Любой разговор - для нее это повод говорить о себе, даже если она задает вопрос, то все переводится на нее - ее переживания, воспоминания и т. д. «И я тоже», - любимая присказка по любому поводу. Абсолютная высказываемая тождественность со мной по любому вопросу.
Невыросшая девочка
Это просто маленькая девочка, которая так и не выросла. Когда-то ее взяли замуж и она накрепко усвоила, что главное - это ее сексуальная востребованность. Сердилась на детей, чувствуя, что равна им по уровню развития, и ей самой требуется внимание, чтобы поощрить ее собственный эмоциональный рост. А внимания нет, дети не могут ей стать родителями, для этого надо сначала им вырасти, а это не быстрый процесс. Поэтому они, сволочи , ведь ей и так достается, это ей приходится спать с тираном, это ей от него больше достается, а она не может, не может терпеть, она такая ведь еще маленькая! Как она может еще какую-то опору детям дать?
Так, худо-бедно, все и выросли. А теперь надо стать ей мамочкой, потому что - и далее по тексту - время идет, жизнь скоротечна, неужели она не заслужила, чтобы «ляляля, сусу-пусю мамулечка» и тд., и т. п.
Возникает вопрос - могла ли хоть что-то сделать в браке с психопатом такая страдающая женщина - что-то, что было бы альтернативой заглядыванию в рот психопату и хорошему такому отвампириванию ресурса у детей? Мне кажется, что несколько моментов могли бы иметь место.
Например, обнимать иногда детей - помнится, так хотелось, чтобы хоть по голове погладили. Но нет - был жесткий мораторий «еще разбалуются», и все время фоном шли разговоры - «как бы не разбаловались». Как в том анекдоте про лучшее средство от головной боли, лучше сразу прибить детей было бы - тогда они точно бы не разбаловались.
Впрочем, у детей здесь было много функций - посреднический элемент для гашения агрессии и ненависти, предъява социуму якобы как маркер нормальности, именно на детей давали деньги бабушка с дедушкой и т. п. Можно было бы несколько смягчить материальную сторону жизни - папаша-психопат был против любой красивой одежды (не забываем, что «бабы-бляди»), но против колгот он точно ничего не имел.
Можно было бы давать детям больше возможностей для социализации, а не утверждать «кругом проститня, сиди и учись». Внутренне быть на стороне детей. Но она как чуяла, что психопату надо сохранять искреннюю верность, поэтому честно, верно и преданно была солидарна с ним в его «дети? Фуууу!».
Т.е., по итогу, что-то смягчить можно было бы. Но одновременно и нельзя. Жизнь с психопатом подобна перманентному стоянию на коленях возле идола «все для тебя, все ради тебя»! В детстве у меня все время было ощущение, что границ нет никаких, что в воле родителей - отца, прежде всего - распорядиться всем, в том числе, и вопросом жизни и смерти.
Просто ребенку деваться некуда, он неизбежно начинает считать нормой все то, что исходит от родителей. А мама - что мама, она так и осталась маленькой девочкой, юной персефоной, которая состарилась, и которую все равно мучают смутные воспоминания, что с ней когда-то было нечто грандиозное и судьбоносное. Что - она так и не поняла, но видимо, нечто самое значимое для ее идентичности...