Моя "неоднозначная" мама, Или портрет жены психопата
В комментариях к истории "Сложный характер" моего папы (http://tanja-tank.livejournal.com/78095.html?page=2#comments) возникло множество вопросов о матери героини - что же она переживала в этих отношениях, почему не ушла, не защитила детей, не попыталась спасти ситуацию?
Мнения разделились, кто-то сочувствовал женщине как жертве психопата-мужа, кто-то, наоборот, утверждал, что она виновата в своем подыгрывании злу.
И вот автор истории написала очерк о своей матери - на мой взгляд, очень глубоко проанализировав ее личность и мотивы поведения.
"Попытаюсь объективно (насколько это возможно), изложить историю. Моя мать вышла замуж за моего отца ближе к окончанию учебы в университете. В процессе общения до свадьбы она не подозревала ничего такого, что бы ее сильно насторожило - ухаживания, романтика, море лжи - в общем, все как обычно. Единственно, что она сразу поняла, что он, "если что", никогда не простит. Под этим «если что» подразумевалась измена.
Откуда на ровном месте возник этот вопрос, непонятно, однако именно он был основой дальнейшего жесточайшего абьюза, где папаша повторял как заклинание, что «все бабы - бляди, все зло от баб», а мать терпела и терпела в лучших традициях русской женщины.
"Страдалица" бабка
Она сама выросла в деструктивной семье. Ее мать всю жизнь просидела дома, а отец целыми днями и неделями пропадал на работе - он был машинистом поездов дальнего следования. Ее мать худо-бедно заботилась о детях в плане щей сварить и портки простирнуть, но в основном лежала на диване и говорила всем, какая она несчастная и страдает. Из-за чего - непонятно, но страдает.
Никакого контакта с детьми не было, дети шпынялись и обесценивались - все не так, какие-то они не такие, все что ни сделают, все плохо. Бабку эту я в жизни видела пару раз. Брат навещал их в уж сознательном возрасте, и самым большим его впечатлением была следующая сцена - когда дед рассказывал о войне (он фронтовик), и брат с интересом слушал, в комнату влетела бабка с воплями «что ты тут плетешь! Подумаешь, ружьем помахал, вот я всю жизнь страдала». Картина примерно ясна.
Мать в семье не видела никакого тепла, отношения с родителями были чисто формальными, не считая страданий бабки из-за всего мира, ну и из-за нее в том числе. Поэтому когда мой отец соблазнил ее еще и своей семьей, она была счастлива. Она думала «надо же, какая счастливая дружная семья, как мне повезло, куда ж я попала». На самом деле ключевой фигурой в имитации дружной семьи была мать отца, моя бабушка, которая всегда была незримой третьей фигурой в отношениях отца и матери.
Новая "прекрасная" семья
Властная и психопатически одаренная в плане манипуляций, она руководила всеми остальными, всех подминая под свою волю. Дедушке слова не давали, он должен был только работать и слушаться. В семье были еще дети, младшие сыновья абсолютно тупые, единственная дочь вполне ничего, в меру адекватная. Еще были престарелые родители бабушки, которые слова своего не имели, да и не хотели его иметь.
И вот в такую семью попадает мать, где она была встречена с восторгом, так как старшего сына давно хотели женить на хорошей девочке, да вот только такая все не попадалась. Все улыбаются, восторгаются матерью, а бабушка активно строит с ней отношения под лозунгом «я тебе вторая мама, ты мене любимая вторая доча».
Надо сказать, что в юности мать была стройной, веселой, улыбчивой и покорной, поэтому семья отца была в восторге. И вот эта юная девушка, которую стоит похвалить, и она улыбается, девушка, которая мало что понимает в жизни, но все время ждет подтверждения своей женственности - эта юная девушка и была основой ее личности всегда. Ее нарциссизм так и остался с ней на всю жизнь, в какой-то первичной форме, она всегда, и сейчас тоже, напоминала спящую красавицу, которая ждет того, кто бы ее расколдовал, а пока не ведает, что делает, что творит и как живет.
В дальнейшем мать все время преследовало чувство, что очень важная персона их брака с папашей - именно его мать, бабушка, которая упорно создавала иллюзию новой любящей мамочки для «любимой снохи». И поэтому бабушку нехорошо подставлять, говоря ей правду о происходящем, надо ее жалеть, не расстраивать, вести себя соответствующе и терпеть.
Фальши и обмана мать не видела, хотя я всегда поражалась следующим моментам - вроде легко себя с бабушкой чувствуешь, но все как-то очень формально, не сущностно. Не говоря уж о том, что говорить можно только так, как она хочет, на темы, на которые она хочет. И никакую так называемую правду она обсуждать не собирается, крича криком, хватаясь за сердце, или вопя «придумываете, ишь, выучились», напоминая в этот момент дикого зверя, которого посадили в клетку, или имитирует сердечный приступ.
Всю свою жизнь бабушка провела, рассуждая в терминах - кому она покорилась, кто ей покорился, в-общем, с утра до вечера решала вопрос власти «будет пусть всегда по моему, я лучше знаю! А ежели не согласные, то валите отселя, жрать захочете, приползете». Нельзя сказать, что бабушка не понимала, что за фрукт ее сынуля - но понимание это было смутным, все перевешивало ощущение собственной власти, что под ее давлением все образуется, будет выглядеть, как «у людей».
В изоляции
Когда мать вышла замуж за отца, они все вместе начали решать вопрос с ее изоляцией от внешнего мира. Например, бабушка проводила беседы о том, что кругом враги, и подруг у замужней женщины быть не должно. Или, если родители матери плохие, то и всяческие отношения с ними нужно порвать, так как есть только одна семья - отца, и мать всех матерей - бабушка.
Уже на групповую фотосессию и худо бедно какой-то выпускной вечер по поводу окончания университета мать не пустили, отправив в деревню. Может возникнуть вопрос - что она, сама не могла решение принять? Не могла, как его примешь, если после твоего несогласия последуют репрессии? А так не хочется лишаться обещанной заботы обретенной якобы семьи. И так было все время брака - разлюли суси-пуси с матерью, лишь бы она, не дай Бог, не узнала какой-то негативной информации о семье и не стала мыслить в другом направлении.
Например, у отца было два младших брата, тупые и вечно сексуально озабоченные идиоты - тщательно скрывалось, что они сбегали из школы, пили и бродяжничали, подворовывая. Их с большим трудом за бесконечные взятки выучили в военном училище. Или то, как бабушка орет на дедушку, не стесняясь, пользуется разной лексикой. Внешне изображалось все слишком идеальным. Родители матери, понятное дело, тоже ничем не интересовались, удовлетворяясь внешней картинкой, что вроде все «как у людей».
"Бабские" проблемы
После окончания университета мать с отцом отправились по месту его распределения, далеко, на край тогдашнего СССР. Следует отметить, что перечить своей матери отец не решался, но сделал все, чтобы уменьшить контакт, сценарий выглядел так: приезжать на время отпуска, но жить на большом расстоянии, получая максимальное финансирование. Это не пустые слова, его родители очень сильно помогали материально, тем не менее, в нашей семье процветала бедность.
Единственно, на что находились деньги всегда - книги, пресса, была подписки на многие выходящие тогда журналы. Кстати, это всех вводило в заблуждение - казалось, такая читающая (равно - духовная, в восприятии социума, семья), уж какие там могут быть проблемы? Мы, дети, и сами так думали - что есть в нашей семье какая-то великая тайна, придающая всему некий сакральный смысл, и ежели от нее страдаешь и хочешь, чтобы было - как у всех, то ты сам, сволочь, виноват - ибо бездуховен. Дилеммой духовность-бездуховность действительно можно забить каждого, и объяснить ею все: сопротивляешься насилию над собой? Ах ты, бездуховная сволочь. И т.п.
На новом месте жительства мать обустраивалась, уже будучи беременная мною. И на 5-м месяце, папаша объясняет ей, что он уезжает к родителям, на неопределенное время, т.к. ему тяжело жить рядом с беременной; он ее не бросает, нет, это временная мера, просто пусть она сама порешает все эти бабские проблемы. Он оставляет ей деньги, и договаривается с пожилой парой, соседями, чтобы они за ней присмотрели. Время его возвращения также не определено, уехал, а когда вернется, еще не знает.
Проходят роды, в роддом мать отвели соседи, они же ее оттуда и забрали. А потом, бац, неожиданно приезжает бабушка, мать отца, а через некоторое время и он сам. Никаких эмоций он не испытал, просто вернулся, как будто так и надо, и вел себя, как будто вот на часок отлучился. На ребенка он тоже никак не реагировал, тем более, что радоваться девочке как-то неприлично даже.
Зато бабушка изображала все - и эмоции, и заботу, ну и делала вид, что все просто отлично, только бы все остальные тоже в это поверили. Много позже, будучи взрослой, я поинтересовалась у нее - неужели она не видела всю ненормальность ситуации? Визгу было много - все свелось к тому, что прошлое надо забывать и прощать, а также жалеть ее - так сынулю любит, и нам всем надо любить его таким, какой он есть.
О последующем периоде жизни родителей, до рождения брата, когда мне было 5 лет, я ничего не помню. Знаю только, что год я прожила с бабушкой и дедушкой, а родители жили все там же, на новом месте назначения, вдвоем. И отец поднимал вопрос о разводе, но этот вопрос быстро замялся, и родился брат.
Ну и по поводу ситуации женщины в одиночестве перед родами. Вспоминается Н.Аллилуева, жена Сталина, которая все «бабские половые вопросы» была призвана сама решать, и вспоминается жена В.Басова (хорошего актера, но мудака абсолютного, судя по всему), которая в интервью рассказала, как он жене заботливо копеечку выдал на билетик на трамвай, чтобы она до роддома доехала.
Повод гордиться
С момента рождения брата многое уже выстраивается в единую картину. Брат - мальчик, это уже повод гордиться, поэтому для него многие преференции. Например, покупается раскраска - мне можно только подержать в руках, рисовать ничего нельзя, чтобы брату осталось. Или одежда мальчиковая, чтобы я поносила, затем брату перешло. Сомнительная, казалось бы, преференция, но она позволяла не тратиться на девочку - номинально вроде что-то куплено, и тут же отложено, потому что носить невозможно.
То же казалось и еды, дележки вкусностей - преференции брату, старшая сестра должна понимать. Хотя я сама была маленькой, запрос на понимание и жертвенность был максимальный - как со взрослого человека. В дальнейшем мать вообще заняла эту позицию - что мы с ней равны во взрослости и ответственности, а страдать-то она страдает больше и по-настоящему - потому что у нее будущее закрыто, а у меня еще что-то может быть в жизни.
Мать была помешана на экономии, чтобы всем доказать, какая она хорошая. Письма бабушке, которые довелось как-то прочитать, похожи на отчет делегатов на съезде партии. Там говорится, что все хорошо, все счастливы, докладывается о новых методах экономии. Все вертелось вокруг вождя-психопата, реальность максимально искажена, все подернуто дымкой абсурда. Так, она была проводником его воли со специфическим отсутствующим взглядом, а в те минуты, когда расслаблялась, то становилась маленькой девочкой - которой, казалось, вот сейчас бантик повяжешь, скакалку дашь, и она начнет подпрыгивать, распевая «ля ля ля». Для этого, впрочем, следовало ее похвалить, восхититься.
Хорошо запомнила эпизод, когда меня положили в глазную больницу, лет в 11. Она зашла ко мне вечером, после работы, принесла шоколадку, и сидела с таким отсутствующим взглядом, полностью погруженная в себя. Из больницы отпускали на выходные, и, не дождавшись как-то в субботу, чтобы за мной пришли, я сама пошла домой. Когда пришла, мать даже не взглянула на меня, ничего не спросила, а сказала, чтобы брала тряпку и начинала мыть пол (она даже и не помышляла в этот день идти за мной в больницу, отец же пил чай у соседа, ждал обеда, чтобы после него приступить к послеобеденному сну - все по графику - его вообще не волновало, что кто-то в больнице. В конце концов, дети - дело наживное, если один окочурился, всегда можно заделать еще пару штук).
Надо отметить, что она как-то умудрялась делать одно, но горячо убеждать в другом - на словах она ж так переживает, так переживает, что ночей не спит. На деле - отсутствующий взгляд и мелкое такое обесценивание - не так сделала, не то сказала, не так посмотрела, не так повернулась, и т. п. Ведь было бы желание тюкать, а причины всегда найдутся.
Мамины "спячки"
Отец уезжал в длительные командировки осенью и весной, наступало затишье, во время которого она впадала в спячку, в переносном, конечно, но зачастую и буквальном смысле. Закрывалась в спальне и кино смотрела. И у ней сразу ползла соматика - наступала простуда, и она просто лежала в кровати.
Одновременно она не пыталась орать, наказывать физически. Например, проводила беседу со мной, что нехорошо к подружке ходить, так как дома работы много. Все спокойно объясняла, без крика. Еще один момент врезался в память - я, в возрасте ученицы начальных классов попросила посидеть ее со мной перед сном, говорю «мама, мне тебя не хватает». Она спокойно объяснила, что папе ее тоже не хватает, что, приехав из командировки, он ее со всей силой обнимет и не отпускает.
На этом разговор был закончен, и больше это тема не поднималась, внимание на меня по-прежнему обращали только в рамках моей функциональности. Границы функциональности были четко обозначены - домашняя работа по списку, отсутствие потребностей,хорошо учиться, молчать и слушаться взрослых.
Будучи хорошо отвампиренной и хронически на подсосе, она испытывала большие проблемы с восприятием меня как ребенка. Когда я искала ответы на эти вопросы, то сначала думала, что, как у К.Эльячефф и Нэйниш «Дочки-матери. Третий лишний?», она является больше женщиной, нежели матерью. Затем уже начала склоняться к тому, что она - «мертвая мать». Она как-то все время игнорировала, что я ребенок еще. Конечно, проблему «удочерения матери» испытывают на себе уже взрослые дочери матерей, но мне довелось вынести это в самом раннем возрасте.
Но, по-видимому, она просто классическая нарциссическая мать, в таком лайт-варианте, из-за очень инфантильного нарциссизма «спящей красавицы&маленькой принцессы». Она рассказывала мне все подряд, как подружке, стирая все границы между собой и ребенком, и, не обращая внимания на мой возраст. Причины простые - дочери можно рассказывать, она молча стерпит, а подружки будут сплетни разносить. А репутационных потерь она очень боялась - не только потому, что отец узнает и накажет, но еще и ради поддержания собственного имиджа очень «духовной», "не как все" - женщины.
Конечно, многому способствовала общая обстановка, советские стереотипы, особенности социального восприятия, ролей и требований. Например, ее коллега, затюканная женщина, которую муж довел все-таки до онкологии, как-то застукала этого самого мужа голым с их маленькой дочерью. Обсуждая эту ситуацию, несколько взрослых теток решили, что ничего особенного, это он просто пьяный напился и решил немного попугать ребенка. То есть, вещи своими именами не назывались, упорно делался вид, что все не так, как есть, все намного лучше. По сути, там была ситуация попытки изнасилования, но делался вид, что ничего такого не произошло. А была бы дочь побольше, навешали бы на нее «самадуравиноватость» по полной программе.
Мать упорно стирала границы между мной и собой, думается, так она получала энергетическую подпитку, что сильно облегчало ее состояние. Мои переживания сводились к ощущению постоянного мучительства, хотя ведь не сказать, что меня били-пороли, или орали каждый день. Нет, все было шито-крыто и вроде благопристойно, но все равно невыносимо.
Когда я уехала учиться в вузе, мать рассказывала, что так тосковала обо мне, что ложилась спать на мою кровать, а папаша «так ревновал, так ревновал». Я была очень удивлена, потому что я-то никогда не скучала и не тосковала, еще и поражалась своим сокурсницам, которые рвались на каникулы домой к родителям. Оно и понятно: зачем мне стремиться домой - как на пункт сдачи крови, где с тебя добрую ее часть качнут вплоть до твоей полумертвости, что ли?
Объективно, понимаю страдания матери в таком браке. Она как будто ходит на ритуал жертвоприношения злодею, чтобы защитить остальных участников, проживающих на территории злодея. Но за это они должны пожертвовать уже ради нее - жизнь свою отдать.
По-видимому, со мной как с дочерью можно было разделить свою стигматизированную женственность, и может, даже спроецировать на меня самую тяжеловыносимую ее часть, поэтому разрушались все границы.
Бабушкины ботинки и мальчиковая одежда
Очень тяжелая ситуация была с одеждой. Она выражалась в ее отсутствии (ведь дефицит и все дорого), необходимости носить мальчиковую одежду (экономия, чтобы все перешло брату), необходимости носить репрессирующую одежду. Конечно, время было такое, дефицит одежды, донашивалось зачастую то, что отдавали другие. Например, и ботинки времен послевоенной молодости бабушки (которая их и носила, а потом забыла выкинуть) мне тоже довелось поносить, над чем смеялся весь класс.
Чуть что, мать сразу начинала причитать, что она-то сама еще ничего не видела, а я эгоистка, ни о ком, кроме себя, не думаю. Особым способом насилия была такая уловка - она заставляла носить меня в школу чулки. Т.е. колготки не покупались (бедность же), но почему-то покупалось дикое обмундирование - страшные толстые чулки, которые бабки обычно носили, пояса для взрослых женщин (специально находила самого маленького размера), и, конечно, панталоны в больших количествах. Все это надо было носить под школьную форму.
Понятное дело, что учеба в школе превращалась в пытку, все время думаешь, как бы школьная форма чуть не задралась, чтобы не стало видно то, что под ней. Но это никого не интересовало - надо ж понимать - бедность, и вообще быть духовней.
Надо отметить, стоимость всего этого обмундирования, которое постоянно пополнялось, была выше, нежели стоимость колгот. Так что экономически это все было не целесообразно. Но здесь была целесообразность другого рода - измываться, унижать, потому что питаться энергией мучащегося человека гораздо легче и удобнее. К тому же, как я поняла потом, и мать, и отец, испытывали легкое чувство брезгливости к ребенку, с которым можно делать все, что угодно, а он и не сопротивляется. Но я дико боялась - страх был такой, что убьют, если буду сопротивляться.
Выход стигмы выражался еще и в противоречивом отношении к безопасности. С одной стороны, город был маленький, но из-за расположенной недалеко зоны особой безопасности в нем не наблюдалось, периодически, но не очень часто, случались всякие истории, что накладывало отпечаток на отношение родителей к детям - контроль над тем, куда и с какими целями идет ребенок.
Но, с другой стороны, в ситуациях, где реально было не безопасно, мать как будто отключалась. Однажды я потеряла в школьном гардеробе старую куртку, которая и так уже мала и изношена была. Дома было сказано - возвращайся в школу и без куртки не приходи (дело было вечером, мы учились во вторую смену).
Вечером около школы собиралась местная гопота, идти было страшно, я и так из-за своей виктимности собирала издевательства и днем, во вполне легальное время. Однако всем на это было начхать. Дико боясь, дошла до школы, там был сторож, с которым все облазили, наконец, нашли злосчастную куртку.
Другой раз, придя домой после школы, обнаружила большую записку с подробным описанием, как нужно прийти на дальнюю овощебазу, чтобы помочь перебирать овощи, за это часть дадут купить. Путь предстоял неблизкий, пешком, через гаражи и пустыри, вот это реально было опасно. Именно в таких местах периодически случались ограбления и изнасилования, убийство, кажется, всего одно было, на моей памяти. Плакала и боялась, но страх ослушаться был сильнее.
Думаю, что если бы реально что-то случилось, то эмоции вокруг этого дали бы выход накопленному бессознательному - собственным, у матери, ощущениям виктимности, аутоагрессии и пр. И это, правда, большая удача, что ничего опасного не случалось - почему то я прекрасно понимала, что они не простят, и, если остаться в живых, добьют сами - за то, что доставила неудобства, ввела в расходы, за то, что сломала бы сформировавшийся стандарт отношения к ребенку, ну и т. д.
(Окончание в следующем посте)