И ЕЩЁ ГЕЛЕСКУЛ
«Жаль, конечно, что поэзию дробят языковые барьеры, но что есть, то есть. В наших лесах не встретишь павлина, а вот лебеди почему-то облюбовали северные озера.
Русская поэзия не нуждается в комплиментах, и речь не о возвышенности, духовности и прочем, а о простом и очевидном - родовых чертах или даже черточках нашей поэзии. Например, о приверженности к рифме. Французский поэт недоуменно спрашивал Цветаеву: "Почему вы рифмуете?" И Марина Ивановна так же недоуменно отвечала вопросом: "А почему рифмуют дети? Почему рифмует народ?" Действительно, почему надо упразднять инструмент, сочтя его слишком давним и уже немодным? Скрипка - древнейший из инструментов. И доныне самый непокорный. Чуть ли не весь мир впал в утомительный рационализм верлибра, а русские поэты щелкают рифмы, как семечки, и не чувствуют ни малейшей ущербности.
Еще одна родовая черта русской поэзии - звучание смысла. Не декларативное, но неуклонное требование музыки. Это называют "пушкинским началом". Вообще-то, началось раньше, но после Пушкина любой поэт, в какой бы манере он ни работал, помнит, что огромное торжественное пространство можно создать четырьмя словами: "Чертог сиял. Гремели хоры". И звук становится зримым.
Одна из загадок орнитологии - в ненастье голоса смолкают, и лишь соловьи поют при любой погоде.»
(Из предисловия к книге стихов Н.Ванханен «Зима империи»)
Русская поэзия не нуждается в комплиментах, и речь не о возвышенности, духовности и прочем, а о простом и очевидном - родовых чертах или даже черточках нашей поэзии. Например, о приверженности к рифме. Французский поэт недоуменно спрашивал Цветаеву: "Почему вы рифмуете?" И Марина Ивановна так же недоуменно отвечала вопросом: "А почему рифмуют дети? Почему рифмует народ?" Действительно, почему надо упразднять инструмент, сочтя его слишком давним и уже немодным? Скрипка - древнейший из инструментов. И доныне самый непокорный. Чуть ли не весь мир впал в утомительный рационализм верлибра, а русские поэты щелкают рифмы, как семечки, и не чувствуют ни малейшей ущербности.
Еще одна родовая черта русской поэзии - звучание смысла. Не декларативное, но неуклонное требование музыки. Это называют "пушкинским началом". Вообще-то, началось раньше, но после Пушкина любой поэт, в какой бы манере он ни работал, помнит, что огромное торжественное пространство можно создать четырьмя словами: "Чертог сиял. Гремели хоры". И звук становится зримым.
Одна из загадок орнитологии - в ненастье голоса смолкают, и лишь соловьи поют при любой погоде.»
(Из предисловия к книге стихов Н.Ванханен «Зима империи»)