Варвара Бубнова (1886-1983)
В Третьяковке (на Крымском Валу) выставка В.Д.Бубновой
"Японские пейзажи кажутся какими-то космическими. Вы видите маленький кусочек жизни и в то же время чувствуете, что это часть необъятного, большого мира"
"Япония помогла мне найти изобразительность, пластическую форму. Искусство живописи двухмерно, а действительность находится в трех измерениях. Значит, надо создавать форму, отражающую действительность уже в другом измерении. В этом, собственно, тайна создания образа".
"В японских пейзажах тушью обширная пустота бумаги или фона создает необозримость мира, легкость неба, воздуха, туманной дали, и в них материальной тяжестью выступают черные пятна изображенных вещей. Равновесие тяжести и легкости - это как бы единый гармонический аккорд, он рождает поэзию картины, ее лирику или же ее драматизм.
Этим пользуются японские художники, вписывая с большим расчетом на динамику пустоты белой бумаги, раздвижных стен или дверей, или комнатных ширм небольшие пейзажи, одинокую фигуру человека, ветвь дерева или цветок".
"В пустоте свободнее и яснее, чем в заполненности, движение линий. Подчиняясь замыслу художника, они могут двигаться в ритмических повторениях и сочетаниях или создавать контрасты, быть плавными или изломанными и беспокойными, обладать центробежной или центростремительной силой".
"Японцы, очень жадно берут знания у других и так же великодушно, не скупо, дают то, что знают сами. Трудно сказать, что для японца является высшим выражением искусства или что больше всего удовлетворяет его жажду красоты: картина, будь то пейзаж, портрет или буддийская икона, или чайная чашка, вылепленная руками художника; букет цветов, составленный мастером икебаны, или просто цветок с каплей росы на лепестках; карликовая сосна, выращенная в утлой посудине, не похожая на древнее дерево, или распланированный художником сад; артистически написанное иероглифами изречение или обломок старого дерева, которому время придало фантастическую форму, благородный цвет и фактуру. Для японца искусство - это выражение высших стремлений души, умная и легкая игра в ремесло, создающее вещи на потребу человека. Искусство всегда и везде".
"Для японца нет большого или малого искусства, для него какэмоно - не только картина с глубоким содержанием, но и прекрасно сработанная и оформленная вещь, а глиняная чашка не только полезный предмет, но и продукт труда, в который был вложен дух искусства. Поэтому можно сказать, что японская чашка „поет". Каллиграфическая иероглифическая надпись для японца, конечно, носитель смысла, но он умеет смотреть на нее, как и мы, иностранцы, как на прекрасную абстрактную форму. Именно благодаря этому развитому и широко разлитому в стране чувству прекрасного достигло японское искусство той высоты, при которой максимальное духовное содержание его произведений создается при минимальной затрате физических и материальных средств".
"Трудно сразу понять чужие искусства. Они - как чужие языки. Надо изучить их в такой мере, чтобы наслаждаться литературой, написанной на них, понимать чужую речь. Пожалуй, понимание чужого искусства дается легче, но для этого изучающему его необходимы прежде всего широта души и доверие к творческим силам другого народа".
"Японские пейзажи кажутся какими-то космическими. Вы видите маленький кусочек жизни и в то же время чувствуете, что это часть необъятного, большого мира"
"Япония помогла мне найти изобразительность, пластическую форму. Искусство живописи двухмерно, а действительность находится в трех измерениях. Значит, надо создавать форму, отражающую действительность уже в другом измерении. В этом, собственно, тайна создания образа".
"В японских пейзажах тушью обширная пустота бумаги или фона создает необозримость мира, легкость неба, воздуха, туманной дали, и в них материальной тяжестью выступают черные пятна изображенных вещей. Равновесие тяжести и легкости - это как бы единый гармонический аккорд, он рождает поэзию картины, ее лирику или же ее драматизм.
Этим пользуются японские художники, вписывая с большим расчетом на динамику пустоты белой бумаги, раздвижных стен или дверей, или комнатных ширм небольшие пейзажи, одинокую фигуру человека, ветвь дерева или цветок".
"В пустоте свободнее и яснее, чем в заполненности, движение линий. Подчиняясь замыслу художника, они могут двигаться в ритмических повторениях и сочетаниях или создавать контрасты, быть плавными или изломанными и беспокойными, обладать центробежной или центростремительной силой".
"Японцы, очень жадно берут знания у других и так же великодушно, не скупо, дают то, что знают сами. Трудно сказать, что для японца является высшим выражением искусства или что больше всего удовлетворяет его жажду красоты: картина, будь то пейзаж, портрет или буддийская икона, или чайная чашка, вылепленная руками художника; букет цветов, составленный мастером икебаны, или просто цветок с каплей росы на лепестках; карликовая сосна, выращенная в утлой посудине, не похожая на древнее дерево, или распланированный художником сад; артистически написанное иероглифами изречение или обломок старого дерева, которому время придало фантастическую форму, благородный цвет и фактуру. Для японца искусство - это выражение высших стремлений души, умная и легкая игра в ремесло, создающее вещи на потребу человека. Искусство всегда и везде".
"Для японца нет большого или малого искусства, для него какэмоно - не только картина с глубоким содержанием, но и прекрасно сработанная и оформленная вещь, а глиняная чашка не только полезный предмет, но и продукт труда, в который был вложен дух искусства. Поэтому можно сказать, что японская чашка „поет". Каллиграфическая иероглифическая надпись для японца, конечно, носитель смысла, но он умеет смотреть на нее, как и мы, иностранцы, как на прекрасную абстрактную форму. Именно благодаря этому развитому и широко разлитому в стране чувству прекрасного достигло японское искусство той высоты, при которой максимальное духовное содержание его произведений создается при минимальной затрате физических и материальных средств".
"Трудно сразу понять чужие искусства. Они - как чужие языки. Надо изучить их в такой мере, чтобы наслаждаться литературой, написанной на них, понимать чужую речь. Пожалуй, понимание чужого искусства дается легче, но для этого изучающему его необходимы прежде всего широта души и доверие к творческим силам другого народа".