Д. С. Лихачев: пронзительно о любви к Родине
В воспоминаниях о красном терроре академика Дмитрия Сергеевича Лихачева, члена братства во имя Прп. Серафима Саровского, есть пронзительные строки о любви к Родине. Многим из нас, чья малая родина рядом, за той самой стороной баррикады, они близки. Ведь не так давно нас объединяло то подлинное, что было в дореволюционной жизни России, что продолжало жить в наших дедах и отцах под спудом, как огонь под пеплом, и помогало выстоять и победить в годы Великой Отечественной войны...
Трудно сократить эти три небольших абзаца, приведу их полностью, хотя больше всего меня задевает 1-й абзац. Они - о молитвенном плаче-ходатайстве. В нашем же сейчас духовном состоянии, несмотря ни на что, крепнет и надежда:
«Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, её победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, - мы плакали и молились.
И с этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 г. древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у её постели дети, собрать её изображения, показать их друзьям, рассказать о величии её мученической жизни.
Мои книги - это, в сущности, поминальные записочки, которые подают «за упокой»: всех не упомнишь, когда пишешь их, - записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в древней Руси».
Трудно сократить эти три небольших абзаца, приведу их полностью, хотя больше всего меня задевает 1-й абзац. Они - о молитвенном плаче-ходатайстве. В нашем же сейчас духовном состоянии, несмотря ни на что, крепнет и надежда:
«Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, её победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, - мы плакали и молились.
И с этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 г. древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у её постели дети, собрать её изображения, показать их друзьям, рассказать о величии её мученической жизни.
Мои книги - это, в сущности, поминальные записочки, которые подают «за упокой»: всех не упомнишь, когда пишешь их, - записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в древней Руси».