Тётя, тётя кошка
Хотела писать продолжение - про наши семейные отношения с Иваном Александровичем Гончаровым, но тут среди ночи вылезли из мешка сразу два лоскута, один к дедушки Павликову дню рождения 14 июня, а второй - этот.
Продолжение никуда не денется, потому сейчас про сладкое.
Тётя Нина, папина родная сестра, немного нянчила нашу Лилю, когда той было совсем мало лет, но она уже умела разговаривать.
Показывая на кошку с котятами, тётя Нина сообщила Лиле, что это дети кошки, а сама кошка - это их мама.
- А где их тётя Нина? - спросила Лиля.
Здесь она с мамой и бабушкой Марусей (потом тётя Нина устроилась на работу, потом вышла замуж и родила своего ребёнка, а Лилю какое-то время нянчила бабушка Маруся, нянчившая всех своих внуков, кроме меня, по этой причине барски имевшей чужих нянек), которую почему-то называла... бабушка-корябушка.
Нашу маму Лиля в раннем детстве называла «кися», и подслушавшие это великовозрастные балбесы из вечерней школы, в которой мама тогда работала, пускали из-за углов при виде идущей - юной и красивой - учительницы, которую они обожали (и, наверное, ревновали к её «котёнку»):
- Кс-кс-кс-кс-с-с...
А это чуть пораньше, ориентируясь по записям в маминой трудовой книжке, в Гам(м)овской школе:
С пятым классом и шестым в 1956 году (Лиле года полтора, скорее всего, именно тогда её нянчила тётя Нина, поскольку Гамовка - это село в нескольких километрах от Приазовья, мама ходила туда пешком, а в Приазовье недалеко, да и бабушка Маруся рядышком):
Это, судя по контурам школы справа и тем же лицам взрослых, - с педколлективом:
Нас с Лилей бабушка Маруся, прочувствованно обняв после долгой осенне-весенней разлуки (летом приезжали к бабушке с дедушкой мы, зимой к нам - они), ласково называла лохму́шками - вначале тискала-обнимала-целовала, потом, слегка отстранив низко наклонившихся нас (бабушка была нам с Лилей едва под подбородок, но любовь наша к ней находилась в обратной пропорции к её росту), она подытоживала ласково мурлычущим контральто:
- У-у-у-у, лохмушка...
">
Ещё раньше меня - белобрысенькую ласковую козочку - бабушка, всё так же прочувствованно потискав, называла... козёльчиком.
Мы тогда с ней были одного роста, и бабушке удобно было и обнимать меня, и ласково отстранять для того, чтобы контральтово пропеть:
- У-у-у-у, козёльчик...
Дедушка Павлик почему-то очень любил маленьких утят (по крайней мере цыплятами он так не умилялся) и называл их... мальчишками - наклонясь над коробкой с пищащими и перебирающими лапками пушистиками, дедушка так же ласково мурлыкал рокочущим баском:
- У-у-у-у, маци́ськи...
Мациськами он называл и маленьких деток, независимо от их «гендерной принадлежности».
Я называла маленьких детей ледёниками (так преобразился «ребёнок» в моей младенческой интерпретации), и слово это закрепилось в роду, наряду с сибирьком, который со временем забылся, а вот ледёник навеки остался в языке семьи: уже и внуков своих так называла моя мама, спрашивая ласково из одной комнаты, слыша подозрительно притихшее дитя (пусть даже и взрослое уже: малые детки - малые бедки, большие детки...) в другой:
- А где наш ледёник?
А папа называл меня диляпик.
Вот странно: перекатываю я их на/в языке - эти леденцы-монпансье (кстати, знаете как по-украински леденец? льодя́нык...), навеки сохранившиеся в волшебной жестяной коробочке памяти, а сладко делается - на душе.
И хотя давно уже нет на свете бабушки Маруси, дедушки Павлика, дедушки Андрея, бабушки Насти (папиных, тёти Нининых, дяди Алёшиных, тёти Валиных, тёти Машиных родителей), нет мамы и папы, - но есть ещё у нас и наша тётя Нина, и наш дядя Толя с тётей Шурой, и даже тётя Маша.
И есть ледёники, звонко и прозрачно падающие и падающие из коробочки рода в разноцветный мир.
Музыкальный киоск
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
Продолжение никуда не денется, потому сейчас про сладкое.
Тётя Нина, папина родная сестра, немного нянчила нашу Лилю, когда той было совсем мало лет, но она уже умела разговаривать.
Показывая на кошку с котятами, тётя Нина сообщила Лиле, что это дети кошки, а сама кошка - это их мама.
- А где их тётя Нина? - спросила Лиля.
Здесь она с мамой и бабушкой Марусей (потом тётя Нина устроилась на работу, потом вышла замуж и родила своего ребёнка, а Лилю какое-то время нянчила бабушка Маруся, нянчившая всех своих внуков, кроме меня, по этой причине барски имевшей чужих нянек), которую почему-то называла... бабушка-корябушка.
Нашу маму Лиля в раннем детстве называла «кися», и подслушавшие это великовозрастные балбесы из вечерней школы, в которой мама тогда работала, пускали из-за углов при виде идущей - юной и красивой - учительницы, которую они обожали (и, наверное, ревновали к её «котёнку»):
- Кс-кс-кс-кс-с-с...
А это чуть пораньше, ориентируясь по записям в маминой трудовой книжке, в Гам(м)овской школе:
С пятым классом и шестым в 1956 году (Лиле года полтора, скорее всего, именно тогда её нянчила тётя Нина, поскольку Гамовка - это село в нескольких километрах от Приазовья, мама ходила туда пешком, а в Приазовье недалеко, да и бабушка Маруся рядышком):
Это, судя по контурам школы справа и тем же лицам взрослых, - с педколлективом:
Нас с Лилей бабушка Маруся, прочувствованно обняв после долгой осенне-весенней разлуки (летом приезжали к бабушке с дедушкой мы, зимой к нам - они), ласково называла лохму́шками - вначале тискала-обнимала-целовала, потом, слегка отстранив низко наклонившихся нас (бабушка была нам с Лилей едва под подбородок, но любовь наша к ней находилась в обратной пропорции к её росту), она подытоживала ласково мурлычущим контральто:
- У-у-у-у, лохмушка...
">
Ещё раньше меня - белобрысенькую ласковую козочку - бабушка, всё так же прочувствованно потискав, называла... козёльчиком.
Мы тогда с ней были одного роста, и бабушке удобно было и обнимать меня, и ласково отстранять для того, чтобы контральтово пропеть:
- У-у-у-у, козёльчик...
Дедушка Павлик почему-то очень любил маленьких утят (по крайней мере цыплятами он так не умилялся) и называл их... мальчишками - наклонясь над коробкой с пищащими и перебирающими лапками пушистиками, дедушка так же ласково мурлыкал рокочущим баском:
- У-у-у-у, маци́ськи...
Мациськами он называл и маленьких деток, независимо от их «гендерной принадлежности».
Я называла маленьких детей ледёниками (так преобразился «ребёнок» в моей младенческой интерпретации), и слово это закрепилось в роду, наряду с сибирьком, который со временем забылся, а вот ледёник навеки остался в языке семьи: уже и внуков своих так называла моя мама, спрашивая ласково из одной комнаты, слыша подозрительно притихшее дитя (пусть даже и взрослое уже: малые детки - малые бедки, большие детки...) в другой:
- А где наш ледёник?
А папа называл меня диляпик.
Вот странно: перекатываю я их на/в языке - эти леденцы-монпансье (кстати, знаете как по-украински леденец? льодя́нык...), навеки сохранившиеся в волшебной жестяной коробочке памяти, а сладко делается - на душе.
И хотя давно уже нет на свете бабушки Маруси, дедушки Павлика, дедушки Андрея, бабушки Насти (папиных, тёти Нининых, дяди Алёшиных, тёти Валиных, тёти Машиных родителей), нет мамы и папы, - но есть ещё у нас и наша тётя Нина, и наш дядя Толя с тётей Шурой, и даже тётя Маша.
И есть ледёники, звонко и прозрачно падающие и падающие из коробочки рода в разноцветный мир.
Музыкальный киоск
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.