Письма Г. В. Степановой. 22 июня 1983 года
Начало здесь, остальное по тегу, начинать лучше снизу, поскольку в ЖЖ записи идут «вверх ногами».
22 июня 1983
За Глазунова [1] - спасибо! Потешили Вы мою душу! Порадовали! Сейчас выше означенный товарищ есть исключительное мерило очень многого. Зрительская публика, валом валящая на его выставки, стонущая и завывающая от экстаза по поводу очередного выявления загадочной славянской души, - с одной стороны (с подвывающими им вкупе и влюбе борзописцами), - и искусствоведческая элита, делающая вид, что «мальчика не было», сидящая в «заговоре молчания», но как никто точно и глубоко знающая who is who, - с другой стороны. А результат? - См. эпиграф к «Заговору равнодушных» Бруно Ясенского [2]. Хотя, как всегда в живой жизни, всё сложней, а главное - безнадёжней.
Посмотрела худож. фильм «Культпоход в театр», мне очень понравилось, в некоторых «узнаваемых» местах ухохоталась. Посмотрите!
«Айвенго» ещё не сподобилась. Пойду только из-за песен в личном исполнении Высоцкого. В связи с ним же: вдруг стала читать Киплинга (стихотворения) - и... услышала... Высоцкого! Что К. Симонов, не говоря о Тихонове, Багрицком, Луговском, - были его «почитателями», - факт, как говорил Бендер, медицински установленный. Но что Высоцкий каким-то своим корешком оттуда?! - Или мне, по выражению любимого ученика Прокушкина, который опять ищет работу, - помстилось? - Скажите, Борисова, своё веское слово поэта! Можете так: я, конечно, не читала стихотворений Киплинга в переводе, признаю и читаю только в подлиннике, но я скажу... [3]
Если попадутся Вам «Встречи с прошлым» (Сборник материалов Центрального госуд. архива лит-ры и искусства СССР) выпуск 4-й (остальные тоже), не проходите мимо, прочтите.
Юрия Нагибина «Наука дальних странствий» любопытна писательскими портретами, опять же возлюбленным Акирой Куросавой, с которым он писал «Дерсу Узала».
А для «игры ума» (или без-умия?) - сборник Льва Аннинского «Тридцатые-семидесятые», где в добрых традициях Васисуалия Лоханкина проблема «интеллигенты и прочие».
Про «Театральную площадь» А. Свободина я, кажется, Вам уже писала?
У нас солнце, ветер и собачий холод. Приезжайте! [4]
Роспись
Примечания
1. Вот тут я ничего сама не пойму: картинки были те же, что и посланные в январе 1983 года (где-то найденные Светланой Исааковной Липсман, см. примечание 2 к этим письмам Г. В.), но теперь выдранные мной собственноручно из моего «священного» томика бежевенького «Избранного» Блока, с которым я в основном работала при написании курсовых и дипломной «Лексико-семантическая группа “свет” в поэзии А. А. Блока» под руководством Г. В. Я об этом писала в письме от 17 июня, где сообщала что, выдрав, написала на него какую-то “критику”. В «неопознанном» (из-за отсутствия дат в тексте или почтовых штемпелей на конвертах) не нашла, зато была вознаграждена найденной открыткой с японцами: Галина Васильевна выслала её мне, как я теперь точно знаю, в начале марта 1983 года, поскольку сохранилось моё письмо от 11 марта с благодарностями за «японцев».
Помещаю её в качестве «антидота» к глазуновской живописи:
По случаю марта - моих любимых японцев, которые знали секрет (один из?) искусства: иероглиф! Оставить воспринимающему пространство для разбега!
...и продолжая «Полёты»... Глянула как-то на столпников Феофана Грека... ведь вот во тьме веков утверждая духовность, выстраивая ею себя, дёрлись чёрти куда - на столб сидеть, в Сибирь пёхом, но - отрицая жизнь только хлеба ради - обретали себя.
И это в какие времена? Опять же, что мы имеем на сегодняшний день?
В нашем сознании - каковы соотношения этих начал?
Роспись
2. Вот он: «Не бойся врагов - в худшем случае они могут тебя убить.
Не бойся друзей - в худшем случае они могут тебя предать.
Бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство» (Роберт Эберхардт. «Царь Питекантроп Последний»).
3. Я и «сказала» в ответном письме (от 28 июня):
«Нет, я скажу по-нашему: я, конечно, не читала Киплинга (ни в переводе, ни в оригинале), но я скажу...
Но, наверное, всё так, потому что “то время” в Высоцком угадывается.
Киплинг - для человека с безукоризненным English'ем, поэтому...
Зато Хорольский дал мне книжку что надо: “Английская поэзия нонсенса” (Прилагается.) Главное - маленькие вещички!».
[Из «приложенного»]
Надпись, предназначенная для ошейника пса одной весьма владетельной особы
Знаком вам герцог N? Я пёс его вдовы.
Скажите, сэр, а чья собака вы?
(Александр Поуп [Поп])
Эпитафия на могиле чьей-нибудь жены
Вот моя жена.
Завершив свой путь,
Отдыхает она,
Дав и мне вздохнуть.
(Джон Драйден)
Эпиграмма
Сэр, вчера Вы сказали так:
«Знайте, каждый поэт - дурак».
Но, взглянув на Вас, пусть узнает свет:
Далеко не каждый дурак - поэт.
(Мэтью Приор [Прайер; Matthew Prior] )
4. В приписке к письму от 28 июня на крохотной открыточке размером с календарик я писала 29 июня, что мы взяли билеты на 8 июля.
Это была наша вторая поездка к Галине Васильевне: первая случилась за год до этого, тоже летом, приглашение приехать мы получили в том самом «князеигоревском» походе, как сказала мне Ира Скиба-Марухина сегодня в телефонном разговоре: у меня эти две поездки 1982 и 1983 годов слились в одну непрерывную линию счастья, но я помнила про открытку из Ниды, где мы сидели на скамейке Томаса Манна (см. письмо Г. В. от 22 декабря 1982 года), и позвонила уточнить. Ира сказала, что в первый раз мы были вдвоём (я это помнила, да и в следующем письме речь пойдёт о пребывании Лены Кривопишиной и Иры Михеенко, которые сначала отказались ехать в гости к Г. В., имея другие планы на лето, а потом приехали без предупреждения, но нас не застали: мы уехали в Рыбачий чуть ли не на неделю), ездили в Ниду, Клайпеду (именно там был парк современных скульптур на открытом воздухе) и Каунас (музей Чюрлёниса, Музей чертей, картинная галерея), а также на море в небольшие курортные городки Светлогорск, Зеленоградск и Рыбачий, а ещё были на Куршской косе (под предводительством «любимого ученика Прокушкина») и в гостях у калининградских художников Виктора Рябинина и Люси (фамилию забыла), делавшей какие-то «абстракционистские» слайды по собственной методике (и нарисовавшей мой карандашный портрет, мною где-то благополучно затерянный за годы... может, найдётся ещё?* у меня есть три огромных неразобранных пакета с бумагами, где я чаю найти тексты своей дипломной работы, «печально известного» реферата на тему «О фантастическом у Гоголя с лингвистической точки зрения» и написанный «экстрактами и эссенциями» [определение Г. В.] текст статьи «О деформации значения слова в поэтическом тексте»... и многие другие материальные свидетельства «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет»)...
Итак, мы приехали утром 9 июля, помогли Галине Васильевне накрыть праздничный стол (в связи с её днём рождения; а 20 июля на свой день рождения я получила от Г. В. букет клематисов, тут же нечаянно переименованных Скибой в климаксы), а сами с Ириной благородно удалились гулять, чтобы не отвлекать на себя внимание гостей.
Потом мы ездили на море: «разово», с возвращением домой вечером (в ближние Светлогорск, Зеленоградск, Пионерск... как они теперь называются?), и на несколько дней (опять Нида? Рыбачий - точно); ходили в музеи и библиотеки, на спектакли Свердловской оперы, в кино (Скиба навеки поразила воображение Г. В. двумя фактами: «климатом» (о котором я сейчас расскажу) и тем, что никогда не выходила из дому не в свежепоглаженной юбке (как бы и куда бы мы ни опаздывали, как ни уговаривали: «ну мы же всё равно сейчас сядем в трамвае, а потом и в зрительское кресло!», - Скиба упорно перед выходом гладила юбки и платья, а Г. В. с благоговением следила за её действиями; факт сей настолько глубоко запал в душу Г. В., что она неоднократно упоминала о нём потом в письмах и «изустно»).
С «климатом» дело обстояло таким образом: каждый раз перед сном Г. В. долго и упорно водружала торшер на стол (накануне у неё безнадёжно перегорела люстра, эпопея по покупке и монтированию новой затянулась, так что когда ей кто-то из друзей наконец подарил люстру и сам её прикрепил к потолку, Г. В. даже нарисовала и прислала мне в одном из писем автопортрет с люстрой, на что я откликнулась торжественным стихотворением) так, чтобы он честно и справедливо освещал три спально-читательских места: Галины Васильевны на диване, моё на раскладном кресле и Скибино на раскладушке. Несмотря на то что упорство Г. В. по установлению справедливости никогда не вознаграждалось (Скиба тут же засыпала, всякий раз наутро оправдываясь калининградским климатом), она не прекращала своих торшерно-осветительных ежевечерних построений.
Мы собирали малину в лесу, шиповник особой вкусноты и крупности, варили из него варенье, чтобы тут же съесть, а главное - разговаривали без конца...
Галина Васильевна прекрасно ориентировалась на местности (в отличие от меня, законченной топографической кретинки), и я даже спросила однажды у неё, как она это делает: запоминает приметы - или это в ней просто «сидит», знание о сторонах света, как исходно оно дано птицам и зверям. «Вы знаете... сидит! - сказала Галина Васильевна и довольно засмеялась. - Я просто чувствую, куда нужно идти...».
К слову: она была абсолютно бесстрашным человеком: однажды в Сумах во время одной из наших зимних прогулок она пошла прямо через реку по толстому, но подтаявшему и кое-где опасно темневшему истончившемуся льду (а мы пошли за ней, умирая от страха), а ещё однажды (во время нашего похода «по следам князя Игоря», описанного мной в мемуарах в «Лампе») - по болоту, и я пошла за ней, всё так же умирающая от страха, но готовая протянуть «руку помощи», если отважная Г. В. попадёт-таки в трясину...
...Бесстрашным - и очень смешливым: в одном из музеев (теперь уже не вспомнить, в Каунасе, в другом литовском городе или в Калининграде даже... но что-то мне говорит, что где-то в Литве) мы увидели выставку работ современного (бразильского?) художника по имени Сильвано Лора.
Его произведения были невероятно остроумны и написаны «в лучших традициях (пост)модернизма»: выставка имела какое-то тематическое название и пафос типа «пороки цивилизации», на живописных полотнах было изображено нечто мусорно-свалочно-цивилизационное, и прямо в поверхность картин, писанных маслом, были вклеены («вживлены») натуральные «столовские» алюминиевые вилки, ложки, тарелки, миски.
Всё это должно было символизировать «гибель техногенной цивилизации» - и достигало своей цели замечательно, поскольку работы были очень талантливые: прекрасная композиция, колорит, расположение «цветовых и световых масс»...
...Но в окончательный восторг нас привела одна из работ, на которой именно Г. В. первой заметила небрежно нарисованного на бумажке таракана, столь же незатейливо приклеенного к краю алюминиевой тарелки.
Причём таракан не был любовно вырезан по контуру: художник нарисовал его карандашом на каком-то газетном обрывке с неровными краями - и так и включил в «художественную композицию».
Галина Васильевна весьма артистично воссоздала «рабочий процесс приклеивания таракана»: плюнула на подушечку большого пальца правой руки и, развернув его к картине, показала траекторию движения к краю тарелки, - и всю оставшуюся выставку мы радостно профыркали и пропрыскали - провожаемые одобрительными взглядами смотрительниц.
Кажется, это он, и ещё тут.
По композиции и тематически похоже, но колорит был гораздо богаче, работы затейливее... увы, нет нигде во всём инете ни одной из картин той выставки... Так проходит земная слава.
Светлогорские пейзажи:
Дюны в Ниде (и я там был, мёд-пиво пил... мы там были!):
Рыбачий:
Каунас:
Две работы Виктора Рябинина (графика у него ещё лучше, но её я нигде в инете не нашла):
UPD от 3.12.2016: нашёлся!
Автор - Людмила Мистратова.
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
22 июня 1983
За Глазунова [1] - спасибо! Потешили Вы мою душу! Порадовали! Сейчас выше означенный товарищ есть исключительное мерило очень многого. Зрительская публика, валом валящая на его выставки, стонущая и завывающая от экстаза по поводу очередного выявления загадочной славянской души, - с одной стороны (с подвывающими им вкупе и влюбе борзописцами), - и искусствоведческая элита, делающая вид, что «мальчика не было», сидящая в «заговоре молчания», но как никто точно и глубоко знающая who is who, - с другой стороны. А результат? - См. эпиграф к «Заговору равнодушных» Бруно Ясенского [2]. Хотя, как всегда в живой жизни, всё сложней, а главное - безнадёжней.
Посмотрела худож. фильм «Культпоход в театр», мне очень понравилось, в некоторых «узнаваемых» местах ухохоталась. Посмотрите!
«Айвенго» ещё не сподобилась. Пойду только из-за песен в личном исполнении Высоцкого. В связи с ним же: вдруг стала читать Киплинга (стихотворения) - и... услышала... Высоцкого! Что К. Симонов, не говоря о Тихонове, Багрицком, Луговском, - были его «почитателями», - факт, как говорил Бендер, медицински установленный. Но что Высоцкий каким-то своим корешком оттуда?! - Или мне, по выражению любимого ученика Прокушкина, который опять ищет работу, - помстилось? - Скажите, Борисова, своё веское слово поэта! Можете так: я, конечно, не читала стихотворений Киплинга в переводе, признаю и читаю только в подлиннике, но я скажу... [3]
Если попадутся Вам «Встречи с прошлым» (Сборник материалов Центрального госуд. архива лит-ры и искусства СССР) выпуск 4-й (остальные тоже), не проходите мимо, прочтите.
Юрия Нагибина «Наука дальних странствий» любопытна писательскими портретами, опять же возлюбленным Акирой Куросавой, с которым он писал «Дерсу Узала».
А для «игры ума» (или без-умия?) - сборник Льва Аннинского «Тридцатые-семидесятые», где в добрых традициях Васисуалия Лоханкина проблема «интеллигенты и прочие».
Про «Театральную площадь» А. Свободина я, кажется, Вам уже писала?
У нас солнце, ветер и собачий холод. Приезжайте! [4]
Роспись
Примечания
1. Вот тут я ничего сама не пойму: картинки были те же, что и посланные в январе 1983 года (где-то найденные Светланой Исааковной Липсман, см. примечание 2 к этим письмам Г. В.), но теперь выдранные мной собственноручно из моего «священного» томика бежевенького «Избранного» Блока, с которым я в основном работала при написании курсовых и дипломной «Лексико-семантическая группа “свет” в поэзии А. А. Блока» под руководством Г. В. Я об этом писала в письме от 17 июня, где сообщала что, выдрав, написала на него какую-то “критику”. В «неопознанном» (из-за отсутствия дат в тексте или почтовых штемпелей на конвертах) не нашла, зато была вознаграждена найденной открыткой с японцами: Галина Васильевна выслала её мне, как я теперь точно знаю, в начале марта 1983 года, поскольку сохранилось моё письмо от 11 марта с благодарностями за «японцев».
Помещаю её в качестве «антидота» к глазуновской живописи:
По случаю марта - моих любимых японцев, которые знали секрет (один из?) искусства: иероглиф! Оставить воспринимающему пространство для разбега!
...и продолжая «Полёты»... Глянула как-то на столпников Феофана Грека... ведь вот во тьме веков утверждая духовность, выстраивая ею себя, дёрлись чёрти куда - на столб сидеть, в Сибирь пёхом, но - отрицая жизнь только хлеба ради - обретали себя.
И это в какие времена? Опять же, что мы имеем на сегодняшний день?
В нашем сознании - каковы соотношения этих начал?
Роспись
2. Вот он: «Не бойся врагов - в худшем случае они могут тебя убить.
Не бойся друзей - в худшем случае они могут тебя предать.
Бойся равнодушных - они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существует на земле предательство и убийство» (Роберт Эберхардт. «Царь Питекантроп Последний»).
3. Я и «сказала» в ответном письме (от 28 июня):
«Нет, я скажу по-нашему: я, конечно, не читала Киплинга (ни в переводе, ни в оригинале), но я скажу...
Но, наверное, всё так, потому что “то время” в Высоцком угадывается.
Киплинг - для человека с безукоризненным English'ем, поэтому...
Зато Хорольский дал мне книжку что надо: “Английская поэзия нонсенса” (Прилагается.) Главное - маленькие вещички!».
[Из «приложенного»]
Надпись, предназначенная для ошейника пса одной весьма владетельной особы
Знаком вам герцог N? Я пёс его вдовы.
Скажите, сэр, а чья собака вы?
(Александр Поуп [Поп])
Эпитафия на могиле чьей-нибудь жены
Вот моя жена.
Завершив свой путь,
Отдыхает она,
Дав и мне вздохнуть.
(Джон Драйден)
Эпиграмма
Сэр, вчера Вы сказали так:
«Знайте, каждый поэт - дурак».
Но, взглянув на Вас, пусть узнает свет:
Далеко не каждый дурак - поэт.
(Мэтью Приор [Прайер; Matthew Prior] )
4. В приписке к письму от 28 июня на крохотной открыточке размером с календарик я писала 29 июня, что мы взяли билеты на 8 июля.
Это была наша вторая поездка к Галине Васильевне: первая случилась за год до этого, тоже летом, приглашение приехать мы получили в том самом «князеигоревском» походе, как сказала мне Ира Скиба-Марухина сегодня в телефонном разговоре: у меня эти две поездки 1982 и 1983 годов слились в одну непрерывную линию счастья, но я помнила про открытку из Ниды, где мы сидели на скамейке Томаса Манна (см. письмо Г. В. от 22 декабря 1982 года), и позвонила уточнить. Ира сказала, что в первый раз мы были вдвоём (я это помнила, да и в следующем письме речь пойдёт о пребывании Лены Кривопишиной и Иры Михеенко, которые сначала отказались ехать в гости к Г. В., имея другие планы на лето, а потом приехали без предупреждения, но нас не застали: мы уехали в Рыбачий чуть ли не на неделю), ездили в Ниду, Клайпеду (именно там был парк современных скульптур на открытом воздухе) и Каунас (музей Чюрлёниса, Музей чертей, картинная галерея), а также на море в небольшие курортные городки Светлогорск, Зеленоградск и Рыбачий, а ещё были на Куршской косе (под предводительством «любимого ученика Прокушкина») и в гостях у калининградских художников Виктора Рябинина и Люси (фамилию забыла), делавшей какие-то «абстракционистские» слайды по собственной методике (и нарисовавшей мой карандашный портрет, мною где-то благополучно затерянный за годы... может, найдётся ещё?* у меня есть три огромных неразобранных пакета с бумагами, где я чаю найти тексты своей дипломной работы, «печально известного» реферата на тему «О фантастическом у Гоголя с лингвистической точки зрения» и написанный «экстрактами и эссенциями» [определение Г. В.] текст статьи «О деформации значения слова в поэтическом тексте»... и многие другие материальные свидетельства «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет»)...
Итак, мы приехали утром 9 июля, помогли Галине Васильевне накрыть праздничный стол (в связи с её днём рождения; а 20 июля на свой день рождения я получила от Г. В. букет клематисов, тут же нечаянно переименованных Скибой в климаксы), а сами с Ириной благородно удалились гулять, чтобы не отвлекать на себя внимание гостей.
Потом мы ездили на море: «разово», с возвращением домой вечером (в ближние Светлогорск, Зеленоградск, Пионерск... как они теперь называются?), и на несколько дней (опять Нида? Рыбачий - точно); ходили в музеи и библиотеки, на спектакли Свердловской оперы, в кино (Скиба навеки поразила воображение Г. В. двумя фактами: «климатом» (о котором я сейчас расскажу) и тем, что никогда не выходила из дому не в свежепоглаженной юбке (как бы и куда бы мы ни опаздывали, как ни уговаривали: «ну мы же всё равно сейчас сядем в трамвае, а потом и в зрительское кресло!», - Скиба упорно перед выходом гладила юбки и платья, а Г. В. с благоговением следила за её действиями; факт сей настолько глубоко запал в душу Г. В., что она неоднократно упоминала о нём потом в письмах и «изустно»).
С «климатом» дело обстояло таким образом: каждый раз перед сном Г. В. долго и упорно водружала торшер на стол (накануне у неё безнадёжно перегорела люстра, эпопея по покупке и монтированию новой затянулась, так что когда ей кто-то из друзей наконец подарил люстру и сам её прикрепил к потолку, Г. В. даже нарисовала и прислала мне в одном из писем автопортрет с люстрой, на что я откликнулась торжественным стихотворением) так, чтобы он честно и справедливо освещал три спально-читательских места: Галины Васильевны на диване, моё на раскладном кресле и Скибино на раскладушке. Несмотря на то что упорство Г. В. по установлению справедливости никогда не вознаграждалось (Скиба тут же засыпала, всякий раз наутро оправдываясь калининградским климатом), она не прекращала своих торшерно-осветительных ежевечерних построений.
Мы собирали малину в лесу, шиповник особой вкусноты и крупности, варили из него варенье, чтобы тут же съесть, а главное - разговаривали без конца...
Галина Васильевна прекрасно ориентировалась на местности (в отличие от меня, законченной топографической кретинки), и я даже спросила однажды у неё, как она это делает: запоминает приметы - или это в ней просто «сидит», знание о сторонах света, как исходно оно дано птицам и зверям. «Вы знаете... сидит! - сказала Галина Васильевна и довольно засмеялась. - Я просто чувствую, куда нужно идти...».
К слову: она была абсолютно бесстрашным человеком: однажды в Сумах во время одной из наших зимних прогулок она пошла прямо через реку по толстому, но подтаявшему и кое-где опасно темневшему истончившемуся льду (а мы пошли за ней, умирая от страха), а ещё однажды (во время нашего похода «по следам князя Игоря», описанного мной в мемуарах в «Лампе») - по болоту, и я пошла за ней, всё так же умирающая от страха, но готовая протянуть «руку помощи», если отважная Г. В. попадёт-таки в трясину...
...Бесстрашным - и очень смешливым: в одном из музеев (теперь уже не вспомнить, в Каунасе, в другом литовском городе или в Калининграде даже... но что-то мне говорит, что где-то в Литве) мы увидели выставку работ современного (бразильского?) художника по имени Сильвано Лора.
Его произведения были невероятно остроумны и написаны «в лучших традициях (пост)модернизма»: выставка имела какое-то тематическое название и пафос типа «пороки цивилизации», на живописных полотнах было изображено нечто мусорно-свалочно-цивилизационное, и прямо в поверхность картин, писанных маслом, были вклеены («вживлены») натуральные «столовские» алюминиевые вилки, ложки, тарелки, миски.
Всё это должно было символизировать «гибель техногенной цивилизации» - и достигало своей цели замечательно, поскольку работы были очень талантливые: прекрасная композиция, колорит, расположение «цветовых и световых масс»...
...Но в окончательный восторг нас привела одна из работ, на которой именно Г. В. первой заметила небрежно нарисованного на бумажке таракана, столь же незатейливо приклеенного к краю алюминиевой тарелки.
Причём таракан не был любовно вырезан по контуру: художник нарисовал его карандашом на каком-то газетном обрывке с неровными краями - и так и включил в «художественную композицию».
Галина Васильевна весьма артистично воссоздала «рабочий процесс приклеивания таракана»: плюнула на подушечку большого пальца правой руки и, развернув его к картине, показала траекторию движения к краю тарелки, - и всю оставшуюся выставку мы радостно профыркали и пропрыскали - провожаемые одобрительными взглядами смотрительниц.
Кажется, это он, и ещё тут.
По композиции и тематически похоже, но колорит был гораздо богаче, работы затейливее... увы, нет нигде во всём инете ни одной из картин той выставки... Так проходит земная слава.
Светлогорские пейзажи:
Дюны в Ниде (и я там был, мёд-пиво пил... мы там были!):
Рыбачий:
Каунас:
Две работы Виктора Рябинина (графика у него ещё лучше, но её я нигде в инете не нашла):
UPD от 3.12.2016: нашёлся!
Автор - Людмила Мистратова.
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.