За нумизматикой,
или О круговороте в природе трутней
Размышляя о процессе мышления (и прихождения важных ассоциативных мыслей во время мытья посуды), Наташа kaplly вспомнила возлюбленного моего Розанова - в частности, то, что он всегда помечал, где, когда и при каких обстоятельствах пришла ему в голову и была записана некая мысль...
Ну и как мне было не отозваться душой - мне, чей « Мерный лоскут» укладывается сразу в третий короб, учитывая наличие розановских двух?
Мне, к кому мысли приходят не за мытьём посуды (и тем более не за нумизматикой), а за куда более прозаическими занятиями в самых невозвышенных местах?
В комментарии я продлила Наташину мысль о местах «не столь отдалённых», в которых нас чаще всего посещают мысли, выдвинув предположение о том, что во время «целевой деятельности» наш мозг, как комповый процессор с не очень высокой мощностью, занят основными операциями, и на побочную (свободную ассоциативную) деятельность просто не хватает ресурсов. Когда же наш компик находится в состоянии покоя (или «простоя»), периферийные процессы получают возможность на время стать центрально-приоритетными.
А именно в ситуациях или отсутствия целевой деятельности (ожидание на вокзале, в очереди в магазине или больнице, встречание-провожание поездов и т.п.) - или выполнения механических, автоматизированных действий: прогулки или прочая ходьба, перебирание круп (хотя вот уж этим я точно никогда не занимаюсь!), глажка белья, чистка или переработка овощей, вязание-вышивание, метание низание бисера... ну и, конечно же, мытьё посуды, посещение санузла и плескание в ванне или под душем.
Посуду я мою не так уж часто, на унитазе долго не рассидишься, оттого там могут посетить лишь мимолётные виденья... остаётся ванна, откуда чаще всего они и вылезают: лоскутья мыслей, жаждущие превратиться в лоскуты, - и чаще всего - мандельштамовские.
Додумывая эту мысль ещё дальше (конечно же, сидя в ванне! но думая сначала не о Розанове, а о трутнях), я стала «думать мысль» о том, что Розанов не просто ронял листья - он их «нумизмировал».
И вот казалось бы - довольно избыточное это занятие: считать или иным образом классифицировать, каталогизировать листы, бережно складываемые в короба...
Вы только представьте себе: короб, в котором ворох лист(к)ов, и на каждом - бирочка, а порой даже и «ценник» (Розанов очень часто сам даёт оценку своим «опавшим листьям», отмечая их важность для понимания тех или иных событий-предметов-явлений и намечая дальнейшие пути «домысливания» и возможные последствия для восприятия их в философии, культуре, литературе, языке, обществе etc.).
И в самом-то деле: зачем?
А для верификации, «прагматизации» (в семиотическом смысле - соотнесения знака или высказывания с действительностью: кто-где-кому-как-зачем говорит и с каким отношением, и насколько сам верит собой же говоримому, и - главное - насколько можно верить им сказанному) - для «правды», которая так была важна для Розанова, не признававшего никаких мистических покровов, романтических флёров за человеком (в том числе и собой/автором) и его мыслью, - а только лишь за самой природой мысли - мысли в чистом виде, то есть философской, религиозной, мистической, культурной, сакральной...
Смертный человек, производящий бессмертные мысли космического характера в абсолютно земной (даже приземлённой) обстановке:
Поэзия есть мысль, устроенная в теле.
(Соединив безумие с умом,
Среди пустынных смыслов мы построим дом -
Училище миров, неведомых доселе.
Поэзия есть мысль...)
И все пометки, делаемые Розановым на листках с «листьями»: «глубокой ночью», «рано утром», «на извозчике», «на ходу», «за вечерним чаем», «умываясь утром», «в лесу на прогулке», «на прогулке в лесу», «за корректурой», «собираясь на именины», «за другими занятиями»: например, «перебрав в пепельнице окурки и вытряхнув из них табак в свежий табак (на письме Ольги Ивановны)»; «размышляя о полемике со Струве», «дожидаясь очереди пройти исповедываться», «на обороте транспаранта», «на поданной почтовой квитанции» и даже «к вопросу о диакониссах. 24 марта 1912 г.» или «о проституции; еду в Киев. † Столыпина», - это сургучные печати, растапливаемые на самодельном, грубой деревенской работы «треножнике», колеблемом «толпой» (и кто только розановский не «колебал»! да сам же - первый), под которым горит подлинный огонь творческой мысли. И смысл этих «сургучных оттисков» везде до ску[ш]ного один: «с подлинным - верно».
Торжество подлинности жизни - несмотря на то, что «левая рука имеет жизнь только в плече и локте» (одна из пометок).
...Но вернёмся к теме трутней, с которых всё и началось.
Начав размышлять о чьём-то (услышанном то ли в ленте, то ли во входящих по настроенным уведомлениям) вздохе, что, мол, напишите только что-нибудь по теме «бахтинского низа» - так тут же слетится тьма комментаторов, - я подумала о том, что так поступают и мухи... однако же мухи слетаются и на мёд, и на сахар (достаточно вспомнить поэтическое описание Гоголем губернаторской вечеринки*)...
Дальше мысль моя потекла в сторону рассуждений, что и пчёлы не гнушаются сладким, да только пчёлы, как мне кажется, едят лишь подкормку в трудные периоды, в остальное время в поте лица добывая свой хлеб нектар, а вот осы стараются найти готовый лакомый кусочек и присосаться к нему «со всею страстию». Прямо не осы, а какие-то трутни!
И тут же вспомнила вдруг, как дядя Толя, среди всего прочего успешно занимавшийся ещё и пчёлами и периодически устраивавший в ульях по какому-то неведомому, но необходимому плану «чистки» - прореживания поголовья трутней, приучил чёрного кота Кицанчика (одного из: много лет подряд почему-то случалось так, что каждый новый кот у дяди Толи с тётей Шурой был неизменно чёрным, и Валя исправно называла каждого из них Кицанчиком, - а кошек Оксанками) лакомиться «лишними» трутнями.
За время «чисток» кот настолько привык к «богатой протеинами» деликатесной пище, что когда чистки прекратились, животное решило само добыть себе это лакомство - и придавило лапой и отправило себе в рот... рабочую пчелу, немедленно впившую в нежную мякоть кошачьего языка своё страшное жало...
Мгновенно всё во рту у несчастного котейки распухло, ужасно болело, он плакал - и звуками, и слезами, - и все вокруг него тоже натерпелись, сострадая.
А когда напасть миновала, стали неудержимо смеяться, как это всегда бывает, когда опасность отступает и на смену ужасу приходит компенсаторная разрядка...
И сколько дядя Толя ни предлагал впоследствии бедняге Кицанчику вкусных трутней - тот начинал отчаянно трясти головой и немедленно ретировался куда-нибудь от греха подальше...
...Ну а дальше вы уже знаете: мысль моя устремилась (вместе с плещущейся в ванне водой) в розановские короба.
Я сначала хотела «умозаключить» (ещё до розановской «струи») о круговороте кицанчиков трутней в природе: мол, уменьшение количества трутней-трутней приводит и к уменьшению количества трутней-кицанчиков, однако, поразмыслив, пришла к выводу о полезности прирастания трутней праздных времяпрепровождений: вон к чему привели хотя бы Розанова простые и совершенно бесполезные занятия нумизматикой...
А если при этом ещё и мыться или мыть посуду - это каких высот производительности можно достичь?
* «Чёрные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жёстких рук её, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые лёгким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза её, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами» («Мёртвые души»).
Кот Кицанчик (между Валей и дядей Толей) в какой-то из реинкарнаций, не уверена, что именно он - любитель трутней, но это и не важно (фотка из лоскута о сиреневых колодцах)
Музыкальный киоск
Я думала обойтись без музыкального киоска, но скачала вчера ночью потрясающую запись одной из любимейших баховских ораторий - «Рождественской».
Я готова её «крутить» бесконечно (хорошо, что это уже не пластинки, и запись на компе трудно затереть... хотя, наверное, если присмотреться, на моём можно уже заметить лёгкую потёртость) - и очень часто так и делаю.
И все варианты/интерпретации проверяю вот этим самым номером - 43-м, где хор (и ещё несколькими).
...И как-то так связалось празднично - и трутни, и кицанчики, и - главное - мой любимый Розанов, от чтения единственной, самой чепуховой строчки которого, написанной «на обороте квитанции», я испытываю какое-то необъяснимое ликование: и от прикосновения к подлинности мысли и жизни, и от их слитности в единую «мыслежизнь», - и чьи (нисколько не пожелтевшие за долгие годы) опавшие листы я готова читать не отрываясь и глубокой ночью, и рано утром, и на извозчике, и на ходу, и умываясь утром, и за вечерним чаем, и за корректурой [а лучше вместо неё], и собираясь на именины, и за другими занятиями: например, перебрав в пепельнице окурки и вытряхнув из них табак в свежий табак [хотя я не курю], и на письме Ольги Ивановны, и размышляя о полемике со Струве, и дожидаясь очереди пройти исповедываться, и на обороте транспаранта, и на поданной почтовой квитанции, и в лесу на прогулке, и на прогулке в лесу...
Поискала по Ютубу - не нашла, пришлось делать клип, для которого тут же нашлась прелестная картиночка, чем-то неуловимо «рождественская».
И опять оказалось «вдруг», что это нестерпимо прекрасный Филонов:
Павел Филонов. Волы. Сцена из жизни дикарей, 1918
Масло на холсте. Русский музей
Полностью скачать ораторию можно здесь:
Иоганн Себастьян Бах. Рождественская оратория. BWV 248. Дрезденская Штатcкапелла, дирижирует (и поёт) Петер Шрайер.
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.
Размышляя о процессе мышления (и прихождения важных ассоциативных мыслей во время мытья посуды), Наташа kaplly вспомнила возлюбленного моего Розанова - в частности, то, что он всегда помечал, где, когда и при каких обстоятельствах пришла ему в голову и была записана некая мысль...
Ну и как мне было не отозваться душой - мне, чей « Мерный лоскут» укладывается сразу в третий короб, учитывая наличие розановских двух?
Мне, к кому мысли приходят не за мытьём посуды (и тем более не за нумизматикой), а за куда более прозаическими занятиями в самых невозвышенных местах?
В комментарии я продлила Наташину мысль о местах «не столь отдалённых», в которых нас чаще всего посещают мысли, выдвинув предположение о том, что во время «целевой деятельности» наш мозг, как комповый процессор с не очень высокой мощностью, занят основными операциями, и на побочную (свободную ассоциативную) деятельность просто не хватает ресурсов. Когда же наш компик находится в состоянии покоя (или «простоя»), периферийные процессы получают возможность на время стать центрально-приоритетными.
А именно в ситуациях или отсутствия целевой деятельности (ожидание на вокзале, в очереди в магазине или больнице, встречание-провожание поездов и т.п.) - или выполнения механических, автоматизированных действий: прогулки или прочая ходьба, перебирание круп (хотя вот уж этим я точно никогда не занимаюсь!), глажка белья, чистка или переработка овощей, вязание-вышивание, метание низание бисера... ну и, конечно же, мытьё посуды, посещение санузла и плескание в ванне или под душем.
Посуду я мою не так уж часто, на унитазе долго не рассидишься, оттого там могут посетить лишь мимолётные виденья... остаётся ванна, откуда чаще всего они и вылезают: лоскутья мыслей, жаждущие превратиться в лоскуты, - и чаще всего - мандельштамовские.
Додумывая эту мысль ещё дальше (конечно же, сидя в ванне! но думая сначала не о Розанове, а о трутнях), я стала «думать мысль» о том, что Розанов не просто ронял листья - он их «нумизмировал».
И вот казалось бы - довольно избыточное это занятие: считать или иным образом классифицировать, каталогизировать листы, бережно складываемые в короба...
Вы только представьте себе: короб, в котором ворох лист(к)ов, и на каждом - бирочка, а порой даже и «ценник» (Розанов очень часто сам даёт оценку своим «опавшим листьям», отмечая их важность для понимания тех или иных событий-предметов-явлений и намечая дальнейшие пути «домысливания» и возможные последствия для восприятия их в философии, культуре, литературе, языке, обществе etc.).
И в самом-то деле: зачем?
А для верификации, «прагматизации» (в семиотическом смысле - соотнесения знака или высказывания с действительностью: кто-где-кому-как-зачем говорит и с каким отношением, и насколько сам верит собой же говоримому, и - главное - насколько можно верить им сказанному) - для «правды», которая так была важна для Розанова, не признававшего никаких мистических покровов, романтических флёров за человеком (в том числе и собой/автором) и его мыслью, - а только лишь за самой природой мысли - мысли в чистом виде, то есть философской, религиозной, мистической, культурной, сакральной...
Смертный человек, производящий бессмертные мысли космического характера в абсолютно земной (даже приземлённой) обстановке:
Поэзия есть мысль, устроенная в теле.
(Соединив безумие с умом,
Среди пустынных смыслов мы построим дом -
Училище миров, неведомых доселе.
Поэзия есть мысль...)
И все пометки, делаемые Розановым на листках с «листьями»: «глубокой ночью», «рано утром», «на извозчике», «на ходу», «за вечерним чаем», «умываясь утром», «в лесу на прогулке», «на прогулке в лесу», «за корректурой», «собираясь на именины», «за другими занятиями»: например, «перебрав в пепельнице окурки и вытряхнув из них табак в свежий табак (на письме Ольги Ивановны)»; «размышляя о полемике со Струве», «дожидаясь очереди пройти исповедываться», «на обороте транспаранта», «на поданной почтовой квитанции» и даже «к вопросу о диакониссах. 24 марта 1912 г.» или «о проституции; еду в Киев. † Столыпина», - это сургучные печати, растапливаемые на самодельном, грубой деревенской работы «треножнике», колеблемом «толпой» (и кто только розановский не «колебал»! да сам же - первый), под которым горит подлинный огонь творческой мысли. И смысл этих «сургучных оттисков» везде до ску[ш]ного один: «с подлинным - верно».
Торжество подлинности жизни - несмотря на то, что «левая рука имеет жизнь только в плече и локте» (одна из пометок).
...Но вернёмся к теме трутней, с которых всё и началось.
Начав размышлять о чьём-то (услышанном то ли в ленте, то ли во входящих по настроенным уведомлениям) вздохе, что, мол, напишите только что-нибудь по теме «бахтинского низа» - так тут же слетится тьма комментаторов, - я подумала о том, что так поступают и мухи... однако же мухи слетаются и на мёд, и на сахар (достаточно вспомнить поэтическое описание Гоголем губернаторской вечеринки*)...
Дальше мысль моя потекла в сторону рассуждений, что и пчёлы не гнушаются сладким, да только пчёлы, как мне кажется, едят лишь подкормку в трудные периоды, в остальное время в поте лица добывая свой хлеб нектар, а вот осы стараются найти готовый лакомый кусочек и присосаться к нему «со всею страстию». Прямо не осы, а какие-то трутни!
И тут же вспомнила вдруг, как дядя Толя, среди всего прочего успешно занимавшийся ещё и пчёлами и периодически устраивавший в ульях по какому-то неведомому, но необходимому плану «чистки» - прореживания поголовья трутней, приучил чёрного кота Кицанчика (одного из: много лет подряд почему-то случалось так, что каждый новый кот у дяди Толи с тётей Шурой был неизменно чёрным, и Валя исправно называла каждого из них Кицанчиком, - а кошек Оксанками) лакомиться «лишними» трутнями.
За время «чисток» кот настолько привык к «богатой протеинами» деликатесной пище, что когда чистки прекратились, животное решило само добыть себе это лакомство - и придавило лапой и отправило себе в рот... рабочую пчелу, немедленно впившую в нежную мякоть кошачьего языка своё страшное жало...
Мгновенно всё во рту у несчастного котейки распухло, ужасно болело, он плакал - и звуками, и слезами, - и все вокруг него тоже натерпелись, сострадая.
А когда напасть миновала, стали неудержимо смеяться, как это всегда бывает, когда опасность отступает и на смену ужасу приходит компенсаторная разрядка...
И сколько дядя Толя ни предлагал впоследствии бедняге Кицанчику вкусных трутней - тот начинал отчаянно трясти головой и немедленно ретировался куда-нибудь от греха подальше...
...Ну а дальше вы уже знаете: мысль моя устремилась (вместе с плещущейся в ванне водой) в розановские короба.
Я сначала хотела «умозаключить» (ещё до розановской «струи») о круговороте кицанчиков трутней в природе: мол, уменьшение количества трутней-трутней приводит и к уменьшению количества трутней-кицанчиков, однако, поразмыслив, пришла к выводу о полезности прирастания трутней праздных времяпрепровождений: вон к чему привели хотя бы Розанова простые и совершенно бесполезные занятия нумизматикой...
А если при этом ещё и мыться или мыть посуду - это каких высот производительности можно достичь?
* «Чёрные фраки мелькали и носились врознь и кучами там и там, как носятся мухи на белом сияющем рафинаде в пору жаркого июльского лета, когда старая ключница рубит и делит его на сверкающие обломки перед открытым окном; дети все глядят, собравшись вокруг, следя любопытно за движениями жёстких рук её, подымающих молот, а воздушные эскадроны мух, поднятые лёгким воздухом, влетают смело, как полные хозяева, и, пользуясь подслеповатостию старухи и солнцем, беспокоящим глаза её, обсыпают лакомые куски где вразбитную, где густыми кучами» («Мёртвые души»).
Кот Кицанчик (между Валей и дядей Толей) в какой-то из реинкарнаций, не уверена, что именно он - любитель трутней, но это и не важно (фотка из лоскута о сиреневых колодцах)
Музыкальный киоск
Я думала обойтись без музыкального киоска, но скачала вчера ночью потрясающую запись одной из любимейших баховских ораторий - «Рождественской».
Я готова её «крутить» бесконечно (хорошо, что это уже не пластинки, и запись на компе трудно затереть... хотя, наверное, если присмотреться, на моём можно уже заметить лёгкую потёртость) - и очень часто так и делаю.
И все варианты/интерпретации проверяю вот этим самым номером - 43-м, где хор (и ещё несколькими).
...И как-то так связалось празднично - и трутни, и кицанчики, и - главное - мой любимый Розанов, от чтения единственной, самой чепуховой строчки которого, написанной «на обороте квитанции», я испытываю какое-то необъяснимое ликование: и от прикосновения к подлинности мысли и жизни, и от их слитности в единую «мыслежизнь», - и чьи (нисколько не пожелтевшие за долгие годы) опавшие листы я готова читать не отрываясь и глубокой ночью, и рано утром, и на извозчике, и на ходу, и умываясь утром, и за вечерним чаем, и за корректурой [а лучше вместо неё], и собираясь на именины, и за другими занятиями: например, перебрав в пепельнице окурки и вытряхнув из них табак в свежий табак [хотя я не курю], и на письме Ольги Ивановны, и размышляя о полемике со Струве, и дожидаясь очереди пройти исповедываться, и на обороте транспаранта, и на поданной почтовой квитанции, и в лесу на прогулке, и на прогулке в лесу...
Поискала по Ютубу - не нашла, пришлось делать клип, для которого тут же нашлась прелестная картиночка, чем-то неуловимо «рождественская».
И опять оказалось «вдруг», что это нестерпимо прекрасный Филонов:
Павел Филонов. Волы. Сцена из жизни дикарей, 1918
Масло на холсте. Русский музей
Click to viewПолностью скачать ораторию можно здесь:
Иоганн Себастьян Бах. Рождественская оратория. BWV 248. Дрезденская Штатcкапелла, дирижирует (и поёт) Петер Шрайер.
© Тамара Борисова
Если вы видите эту запись не на страницах моего журнала http://tamara-borisova.livejournal.com и без указания моего авторства - значит, текст уворован ботами-плагиаторами.