Матриархат как оружие разрушения гуманизма
В конце 2015 года в свет вышла интересная статья о том, каким образом осуществлялось воссоздание нацистами дохристианской языческой немецкой идентичности. Собственно, это целый цикл статей, в которых приводится множество свидетельств тому, что во многом нацистские идеологи опирались на поэму Иоганна Вольфганга Гете «Фауст». Нет ничего удивительного в том, что это произведение будоражило умы оккультных нацистов. В «Фаусте» Гете не только рассказывает о том, почему немцам нужно отказаться от христианской идентичности и гуманистических ценностей, он в деталях показывает, как именно это нужно сделать.
Мир христианский в «Фаусте» конечен и узок. Фаусту в нем тесно и тоскливо, он ограничен в своих возможностях и стремлениях. Заключив сделку с Мефистофелем, он вырывается из него в мир древнегреческих богов, в мир античности. Впервые он в этом мире оказывается, погубив любившую его женщину и хладнокровно допустив гибель своего ребенка. Он не раскаивается по этому поводу. Его интересует только вечное познание и ничем не ограниченные способности к самосовершенствованию. Но мир древнегреческих олимпийских богов патриархален. Там еще сохраняются понятия добра, зла и ответственности за свои поступки. В этом мире все еще присутствует Закон, способный накладывать ограничения на желания. Поэтому Фауст стремится дальше.
В попытке добыть из небытия Елену Фауст погружается в мир пустоты, спускается к обитающим за ней «Матерям». Он рвется туда, где представитель христианской «системы координат» Мефистофель чувствует себя чужим и отказывается сопровождать Фауста. Фауст возвращается из пугающего, мало имеющего отношения к классической древнегреческой традиции мира, другим. Он влюбляется в Елену, но добивается ее любви обманом и шантажом. Он, кажется, больше не способен испытывать сомнений и жалости, которые все еще имели место в истории его отношений с Маргаритой. Когда сын Фауста погибает и Елена покидает его, он не испытывает страданий и с некоторым мимолетным сожалением прощается со своей способностью любить.
Теперь ничто не может удержать его от стремления к «бесконечной цели», которое, может осуществиться, по мнению Гете, при помощи вечной женственности. Обращение к некоей специфической женской сущности (Матери) освобождает Фауста (от души?) от сомнений, жалости и способности любить и тем самым делает его сильнее.
Затем вечная женственность спасает не раскаявшегося и заключившего с дьяволом договор Фауста от ада. Стремлением к «бесконечному» Гете оправдывает все зло, совершенное Фаустом. Зла и добра больше нет. Есть стремление к совершенству любым путем и есть то, что этому мешает. Законам христианского Бога-отца Фауст больше не подчиняется. Он присягнул Матерям.
Матери - это могущественные богини, «первообразы всех вещей», как пишет Гете. Исследователи сообщают, что образ Матерей он почерпнул из «Жизнеописаний Марцелла» Плутарха, описавшего сицилийский город Энгиум, в котором чтили богинь, именуемых Матерями.
А.Ф. Лосев считал, что культ Матери или Богини-матери, или Великой богини был распространен у множества народов в эпоху матриархата. Мифология, связанная с этими богинями, имеет хтонические черты. Богине-матери приписывали обладание силой земли, она управляла подземным царством. Это, как пишет Лосев «стихийно-чудовищная» мифология. Богиня-мать ассоциировалась с природой, стихиями, хаосом, смертью и возрождением. Поклонение Великой Богине часто сопровождалось кровавыми экстатическими оргиями. Так, например, жрецы великой матери-богини Кибелы, во время ритуала возвращения к жизни ее возлюбленного Аттиса, приходили в экстаз, наносили себе множество увечий и оскопляли себя.
Матриархальные культы почитания богини-матери теряют свое значение и отходят на второй план в эпоху патриархального уклада. Женские божества теряют значительную часть своего могущества и в религиозной системе оказываются подчинены богам мужского пола.
Не такова женская сущность, к которой обращается Гете в «Фаусте». Гетевские Матери, « Вечная женственность», находятся вне патриархальной религиозной системы, они сильнее ее. Это матриархальные образы.
Итак, патриархальный христианский закон, гуманизм, совесть, милосердие, так мешающие стремлению к бесконечному совершенству, оказываются отброшенными путем обращения к более ранней, матриархальной системе координат. От эпохи классического олимпийства Гете отмахивается.
Мефистофель, сопровождающий Фауста в его путешествии в античный мир, примеривает на себя его образы и тоже заигрывает с женственностью. В сцене когда он, желая помочь Фаусту заполучить Елену, уподобляется обликом форкиадам - архаичным богиням древнегреческой мифологии, имеющим отвратительный, внушающий ужас облик. При этом он объявляет себя «сыном Хаоса новооткрытым». Гете как будто ищет ему место в этой матриархальной системе. Чтобы заимствовать внешность у форкиад, Мефистофель отдает им свой глаз. Уж не уготована ли ему должность оскопленного жреца Великой Матери, исполняющего ритуал смерти-возрождения-преобразования? С Фаустом он похожую штуку уже проделал.
Технология слома христианской идентичности Гете описана. Основные ее пользователи после окончания Второй мировой войны сильно ослабли и надолго ушли в тень. Однако сейчас процесс демонтажа христианства и гуманистических ценностей развернулся широко и открыто, с применением самых разных технологий. Среди них и там самая, описанная Гете в «Фаусте»... Продолжение следует