Философия репрессий на опыте московского сопротивления
Сегодня, 24 марта 2015 г., отмечается Международный день права на установление истины в отношении грубых нарушений прав человека и достоинства жертв. Он был учреждён Генассамблеей ООН 5 лет назад и приурочен ко дню убийства сальвадорского архиепископа-правозащитника Оскаро Ромеро. Среди целей учреждения, в частности, названы «признание важности поощрения памяти жертв грубых и систематических нарушений прав человека и важности права на установление истины и справедливость; признание при этом необходимости отдать дань уважения тем, кто посвятил жизнь борьбе за поощрение и защиту прав человека или пал в этой борьбе».
Считаю, что могу внести свой вклад в дело установления истины о грубых и систематических нарушениях. Не во имя памяти жертв, и даже не во имя защиты прав. Но во имя тех, «кто посвятил жизнь борьбе за» … достоинство не только «жертв». Не лишне напомнить, что оно попирается у каждого, кто посвятил жизнь борьбе.
Я привожу здесь преимущественно не свои мысли. Это идеи, которые я слышала в политических спорах Надежды Низовкиной в период организации протестной деятельности в Москве (2011-2012 гг.). Именно тогда они становились не просто предметом дискуссий, но и пророчеством, на себе доказываемой теоремой.
фото 5 марта 2012 г.
Теперь я вспоминаю её слова и пересказываю своим языком.
О мягких законах и жёстких компен…санкциях.
«Считается, что мягкие законы развращают общество, порождают безнаказанность. Но в действительности мягкие законы только усиливают жестокость исполнителей наказания. Они порождают скрытые издевательства сотрудников полиции и спецслужб. Их убеждённость в несоразмерной мягкости мер приводит к сознательному компенсированию их своими скрытыми возможностями: физическим насилием, постоянным обманом, отказом соблюдать даже мелкие процедурные права, предусмотренные законом. Например, в отделении отказываются предоставить копию подписанного задержанным протокола или объяснения, хотя КоАПом это предусмотрено» (далее по тексту высказывания Н.Низовкиной выделены курсивом - Авт.).
Эти выводы воплощались в те дни с новой силой, новыми примерами теневых «компенсанкций» в ОВД. Например, о процедурных правах задержанных: никто не спрашивал, согласны ли они на дактилоскопию, не предлагал подписать отказ, предусмотренный законом, их молча тащили в нужный кабинет и, несмотря на вырывание рук и смазанность пальцев, производили эту процедуру с такой же безусловностью и автоматизмом, как фермер выжигает клеймо на своей скотине. Скотиной, требующей заклеймения, считалась наиболее упёртая категория сопротивленцев, которая добивалась соблюдения мягкого закона в отношении себя: помещения в камеру для административно-задержанных. Только при помещении в камеру прекращались бесконечные издевательства на половую тему со стороны озабоченных полицейских.
К скрытым издевательствам и физическому насилию можно отнести: само обращение как с буйно-помешанными, силовые приёмы на костях: заламывание рук, выкручивание пальцев, сдавливание коленом сверху грудной клетки, перекрывание дыхания ребром спинки стула в актовом зале, резкие удары в позвоночник; несение на воздухе за волосы с вырыванием их клоками до залысин; «случайное» ударяние об косяк при перетаскивании в другой кабинет; резкое намеренное бросание на асфальт во время вытаскивания из автозака и волочения до дежурной части; обязательный обыск [1], забирание шнурков, ботинков, очков; непускание в туалет [2].
К постоянному обману относится, например, объявление задержанным, что их отпускают, но после этого задержание продолжается, устраивается очередной допрос ещё на несколько часов.
«Медиа»торы как гаранты мягких законов.
Эта система содержит в себе ещё одно действующее лицо: ОНК. «Не было бы ОНК, с «реальными» фотоотчётами и мягкими описаниями происходящего, люди бы складывали о ситуации конкретных лиц за решеткой своё мнение, и оно было бы недалеко от действительности. А так им показывают благостную картинку через фотографии и рассказы ОНК, и пока они смотрят и верят в неё, успокаиваются, над задержанным лицом может производится уже что-то совсем не благостное».
Мягкие законы нужны не просто как ширма или кратковременная правда до момента её разоблачения. Нужно чтобы все стабильно верили в мягкие законы, хорошие условия содержания, огромную работу по защите прав несвободных. Для этого нужно псевдообщественное подразделение из раскрученных персон на гос.службе. И у нас успешно внедрён этот институт «принудительного медиатора» между заключёнными и заключающими, с функциями умеренного критика тюремного начальства, а при необходимости, крайнего критика самого заключённого, если он нарушает устоявшиеся и так мягкие законы общения с надзирателями.
Обратная пропорциональность жестоких законов
«Считается, что жестокие законы порождают жестокие нравы. Но это не так, они, наоборот, компенсируются сдержанностью исполнителей. Только при жестоких законах, при нравственном осознании предстоящего сурового наказания у исполнителя не возникнет желания ещё добавить от себя. Я считаю, что предпочтительнее жестокие законы, поскольку они не лицемерны. Таким образом сохраняется честность системы наказаний в мусульманских государствах, в которых что оглашено, то и выполняется, без исполнительских надбавок».
Этот же механизм можно наблюдать и у нас, в том случае, когда задержанный объявляет голодовку, он компенсирует самостоятельно мягкость закона и тем самым снижает агрессию надзирателей. Они уже не чувствуют лёгкости и мягкости наказания, у них появляется мрачность от осознания самостоятельно выбранного сурового наказания. А часто и обратное стремление к восстановлению прежней нормы: либо сломать, либо смягчить.
За эти мысли, приуроченные к такому однозначному дню, можно обвинить в негуманности, реакционности, в том, что легко желать такого для других, пока это в теории. Но приведённые выводы основаны не на теории, а на собственном переживании всех ипостасей насилия и унижения. Это пожелание не столько для других, оно прежде всего для себя, и для лиц, которым достоинство важнее гуманности. При сопоставлении известных фактов биографии и приведённых выводов не получается назвать автора этой философии теоретиком-интеллектуалом, эгоистом, мазохистом - или активистом.
[1] Напомним, что людей, которые всего лишь назвали свои фамилии и смирно прошли в актовый зал, никто не обыскивал и не пытал.
[2] Сама Низовкина не приводила туалет в качестве проблемы. Для неё такого вопроса вообще не возникало, он был несоразмерен по усилиям с тем, чтобы добиться помещения в камеру. Предложения надзирателей выйти из камеры в туалет скорее вызывали у неё опасения и недоверие.
Считаю, что могу внести свой вклад в дело установления истины о грубых и систематических нарушениях. Не во имя памяти жертв, и даже не во имя защиты прав. Но во имя тех, «кто посвятил жизнь борьбе за» … достоинство не только «жертв». Не лишне напомнить, что оно попирается у каждого, кто посвятил жизнь борьбе.
Я привожу здесь преимущественно не свои мысли. Это идеи, которые я слышала в политических спорах Надежды Низовкиной в период организации протестной деятельности в Москве (2011-2012 гг.). Именно тогда они становились не просто предметом дискуссий, но и пророчеством, на себе доказываемой теоремой.
фото 5 марта 2012 г.
Теперь я вспоминаю её слова и пересказываю своим языком.
О мягких законах и жёстких компен…санкциях.
«Считается, что мягкие законы развращают общество, порождают безнаказанность. Но в действительности мягкие законы только усиливают жестокость исполнителей наказания. Они порождают скрытые издевательства сотрудников полиции и спецслужб. Их убеждённость в несоразмерной мягкости мер приводит к сознательному компенсированию их своими скрытыми возможностями: физическим насилием, постоянным обманом, отказом соблюдать даже мелкие процедурные права, предусмотренные законом. Например, в отделении отказываются предоставить копию подписанного задержанным протокола или объяснения, хотя КоАПом это предусмотрено» (далее по тексту высказывания Н.Низовкиной выделены курсивом - Авт.).
Эти выводы воплощались в те дни с новой силой, новыми примерами теневых «компенсанкций» в ОВД. Например, о процедурных правах задержанных: никто не спрашивал, согласны ли они на дактилоскопию, не предлагал подписать отказ, предусмотренный законом, их молча тащили в нужный кабинет и, несмотря на вырывание рук и смазанность пальцев, производили эту процедуру с такой же безусловностью и автоматизмом, как фермер выжигает клеймо на своей скотине. Скотиной, требующей заклеймения, считалась наиболее упёртая категория сопротивленцев, которая добивалась соблюдения мягкого закона в отношении себя: помещения в камеру для административно-задержанных. Только при помещении в камеру прекращались бесконечные издевательства на половую тему со стороны озабоченных полицейских.
К скрытым издевательствам и физическому насилию можно отнести: само обращение как с буйно-помешанными, силовые приёмы на костях: заламывание рук, выкручивание пальцев, сдавливание коленом сверху грудной клетки, перекрывание дыхания ребром спинки стула в актовом зале, резкие удары в позвоночник; несение на воздухе за волосы с вырыванием их клоками до залысин; «случайное» ударяние об косяк при перетаскивании в другой кабинет; резкое намеренное бросание на асфальт во время вытаскивания из автозака и волочения до дежурной части; обязательный обыск [1], забирание шнурков, ботинков, очков; непускание в туалет [2].
К постоянному обману относится, например, объявление задержанным, что их отпускают, но после этого задержание продолжается, устраивается очередной допрос ещё на несколько часов.
«Медиа»торы как гаранты мягких законов.
Эта система содержит в себе ещё одно действующее лицо: ОНК. «Не было бы ОНК, с «реальными» фотоотчётами и мягкими описаниями происходящего, люди бы складывали о ситуации конкретных лиц за решеткой своё мнение, и оно было бы недалеко от действительности. А так им показывают благостную картинку через фотографии и рассказы ОНК, и пока они смотрят и верят в неё, успокаиваются, над задержанным лицом может производится уже что-то совсем не благостное».
Мягкие законы нужны не просто как ширма или кратковременная правда до момента её разоблачения. Нужно чтобы все стабильно верили в мягкие законы, хорошие условия содержания, огромную работу по защите прав несвободных. Для этого нужно псевдообщественное подразделение из раскрученных персон на гос.службе. И у нас успешно внедрён этот институт «принудительного медиатора» между заключёнными и заключающими, с функциями умеренного критика тюремного начальства, а при необходимости, крайнего критика самого заключённого, если он нарушает устоявшиеся и так мягкие законы общения с надзирателями.
Обратная пропорциональность жестоких законов
«Считается, что жестокие законы порождают жестокие нравы. Но это не так, они, наоборот, компенсируются сдержанностью исполнителей. Только при жестоких законах, при нравственном осознании предстоящего сурового наказания у исполнителя не возникнет желания ещё добавить от себя. Я считаю, что предпочтительнее жестокие законы, поскольку они не лицемерны. Таким образом сохраняется честность системы наказаний в мусульманских государствах, в которых что оглашено, то и выполняется, без исполнительских надбавок».
Этот же механизм можно наблюдать и у нас, в том случае, когда задержанный объявляет голодовку, он компенсирует самостоятельно мягкость закона и тем самым снижает агрессию надзирателей. Они уже не чувствуют лёгкости и мягкости наказания, у них появляется мрачность от осознания самостоятельно выбранного сурового наказания. А часто и обратное стремление к восстановлению прежней нормы: либо сломать, либо смягчить.
За эти мысли, приуроченные к такому однозначному дню, можно обвинить в негуманности, реакционности, в том, что легко желать такого для других, пока это в теории. Но приведённые выводы основаны не на теории, а на собственном переживании всех ипостасей насилия и унижения. Это пожелание не столько для других, оно прежде всего для себя, и для лиц, которым достоинство важнее гуманности. При сопоставлении известных фактов биографии и приведённых выводов не получается назвать автора этой философии теоретиком-интеллектуалом, эгоистом, мазохистом - или активистом.
[1] Напомним, что людей, которые всего лишь назвали свои фамилии и смирно прошли в актовый зал, никто не обыскивал и не пытал.
[2] Сама Низовкина не приводила туалет в качестве проблемы. Для неё такого вопроса вообще не возникало, он был несоразмерен по усилиям с тем, чтобы добиться помещения в камеру. Предложения надзирателей выйти из камеры в туалет скорее вызывали у неё опасения и недоверие.