Малый театр оперы и балета "Пиковая дама" 23мая 1982
Режиссер-постановщик - Гаудасинский.Муз. руководитель и дирижер - Кожин.Художник - Пастух.Балетмейстер - Долгушин.В ролях: Герман - Марусин,Томский - Ненадовский,
Елецкий - Копылов,Чекалинский - Смирнов,Сурин - Сафенин,Чаппицкий - Ретюнский,
Нарумов - Юшманов,Графиня - Н. Романова,Лиза - Юзвенко.Пастораль «Искренность пастушки» Прилепа - Устинова,Миловзор - Рубин,Златогор - Панкратов,Распорядитель - Корженский.
Едва в увертюре прозвучала тема трех карт, занавес взвился, и мы увидели решетку Летнего сада, около нее бледного закутанного в плащ Германа. Вдоль решетки проехала карета. Из нее выглядывала Лиза. Герман увидел ее лицо. Его участь была решена.Сцена эта отнюдь не лирическая. В ней и любовь, и страх, и предчувствие гибели.
1. Летний сад. Вдали виден шпиль Петропавловский крепости. Сцена разворачивается привычно: строй маленьких солдат, Чекалинский, Сурин и Томский, появление Германа, его ария «Я имени ее не знаю», - все это обычно, хотя и сделано очень тщательно. Но вот надвигается гроза. И Герман, отделенный от остальных решеткой Летнего сада, бросает вызов небесам, обществу, всему свету. Герман уже сражен двумя страстями - любовью и жаждой богатства. Предчувствие катастрофы усиливается.
2. Комната Лизы. Вся голубая. Просторный балкон. Клавесин. Лиза и Полина играют дуэт «Уже вечер». Все опять так обычно, идиллически. Но вот Лиза остается одна. И в комнату вбегает Герман. Его страстные признания переворачивают, уничтожают, всю идиллию, всю налаженность Лизиной жизни. Нет никакого сомнения, что Лиза всю жизнь ждала этого признания. Может быть, она только для этого и жила.
3. Бал. Князь Елецкий говорит Лизе о своей любви. Сдержано-обреченное объяснение. Лиза почти не слышит его. Герман, одержимый желанием разбогатеть (скорее, скорее), ждет встречи с Лизой. Страшные маски время от времени возникают в зеркальных дверях, мучая его напоминанием о тайне трех карт. Лиза отдает Герману ключ от спальни Графини, будто вручая ему ключ от судьбы. Это драматическое действие разрывается прелестной пасторалью «Искренность пастушки». Это по истине спектакль в спектакле. Как вельможи не скупились в средствах на подобные представления, не поскупились и постановщики. Витиеватый и в то же время простодушный танец пастухов и пастушек, очаровательная Прилепа, сдержанный Миловзор, блестящий восточный Златогор со свитой арапчат и рабынь. Вся эта сцена абсолютно завершена и совершенна в каждом движении, очень музыкальна и чем-то напоминает игрушечный заводной театр.
4. В спальне Графини. Справа - портрет Венеры Московской. Ширма. Столик. Слева кровать под балдахином. Кресло. Герман сначала на улице, у решетки. Бьют часы. Он входит. Слышит шаги. Прячется за ширмой. Высыпают приживалки, как горох. Кланяются, приседают, падают на колени. Разодетая в пышное бальное платье проходит страшная, прямая, точно мертвец графиня. Через несколько минут она возвращается одетая уже в ночную рубашку, почти бестелесная, жуткая старуха. Перед ней ставят зеркало. Разогнав приживалок, смотрит она в лорнет то на свое отражение, то на свой портрет в молодости. Засыпает. Выходит Герман. Крадется к постели. Не находит там старуху. Удивлен. И внезапно оборачиваясь, видит ее в кресле. И она просыпается. Не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь… Герман заклинает, умоляет, угрожает. Графиня поднимается и надвигается на Германа неотвратимо, как смерть. И вдруг падает около кресла, уткнувшись в него лицом. Герман, не понимая еще, что произошло, берет ее за руку, пытается приподнять, а она падает на пол, как-то откидывается так внезапно и страшно, как падает уже холодный труп. И лежит на полу, распластав руки, бестелесная, ужасная, «будто сморщенная кукла. Она мертва, а тайны не узнал я». Тайны не узнал Герман. Он почти ложится рядом со старухой, заглядывая в ее мертвые глаза, будто надеясь еще узнать тайну. Вбегает Лиза. Герману не до нее. Все кончено. Судьба посмеялась над ним.
5. В каморке Германа. Он возвращается из церкви, с похорон графини. Читает письмо Лизы. Вряд ли до него доходит, что там написано. Его ум воспален. Ему слышатся шаги. Ему мерещится пение, ему всюду видится мертвая старуха, чудится ее голос, назначающий ему три карты. Он говорит, а потом шепчет эти магические слова «тройка, семерка, туз». Закрывается занавес, а он все шепчет «тройка, семерка, туз».
6. У Зимней канавки. Правда, канавки нет. Опять только решетка Летнего сада. Фонарь. Лиза ждет Германа. Бьет полночь. Его нет. Нет? Он злодей, убийца? Вот он. Но каков его вид? Видит ли он Лизу? Безумный взгляд, хохот. Туда, туда в игорный дом!
7. игорный дом. Продолговатый стол, покрытый зеленой скатертью. Зеленые шторы на окнах. Баллада Томского. Его прямо в кресле поднимают на стол. Он поет на столе. Песня игроков. Летят карты. Бесшабашное бездумное веселье. Входит Герман. На нем, действительно, нет лица. Слипшиеся волосы. Невидящий взгляд. Прижимая к груди, он обеими руками держит деньги, сорок тысяч, ставит на все. Чекалинский мечет. Герман, опрокидывая стулья, бросается к столу. Его тройка выигрывает. Затем выигрывает семерка. Удача! «Что наша жизнь - игра!» Вот она - судьба! Выигрыш! Удача! Пусть неудачник плачет. Последняя ставка. На туза. Герман берет карту. Не глядит. В руке у него дама пик. «Ваша дама бита». Вот и все. Конец. Герман подошел к своей последней черте. Его гибель неизбежна. Жизнь его кончилась. Он проиграл. Да и как иначе быть могло? Он слишком любил, он слишком был странен, он многого хотел, он пошел против всех лишений, против общества. Герман стреляется. Опускаются зеленые шторы на окна. Германа поднимают на плаще и кладут на стол. Закрывается решетка Летнего сада. На сцене никого и, кажется, ничего. Только решетка. Игорный стол. И на нем мертвое тело Германа. Спектакль заканчивается скорбной и тихой нотой.
А зал обрушивается громкими аплодисментами. Они звучат непрерывно, все нарастая и взрываясь, когда выходит Герман - Марусин.Аплодисменты, крики «браво» много раз звучали в спектакле (особенно сильные после сцены в спальне графини), но они все не кончались.Вышел постановщик спектакля Гаудасинский, вышли Кожин, Долгушин, Пастух, Травкин. Несли и несли цветы. К ногам Марусина поставили аж четыре больших корзины гвоздик. В этих корзинах запутались все исполнители, их пришлось передвинуть. Вся сцена была в цветах. Занавес закрывался и открывался. А аплодисменты не смолкали.Пожалуй, такого триумфа еще не знал Малый театр, не помню, чтобы был такой прием. Хотя видела много восторженных приемов.
Я попыталась просто записать более или менее спектакль, кое-какие детали, чтобы больше запомнилось. Конечно, не очень-то удачно.
А теперь о впечатлениях и исполнителях.
Невольно напрашивается сравнение со спектаклем Кировского театра. Он также прошел совсем недавно и оставил очень хорошее впечатление. И все-таки Малый театр победил в этом негласном соревновании. Нисколько не снизив, не упростив музыкальную основу спектакля, театр заострил сцены, углубил образы. Если спектакль Кировского театра оставляет глубокое, но ровное, чуть более спокойное, чем нужно, ощущение, то спектакль Малого театра волнует, будоражит. Чувства при его восприятии острее.
И, мне думается, долго не забудется распростертое мертвое тело графини, карета, проносящаяся вдоль решетки Летнего сада, Герман, бросающий вызов небесам, причудливая вязь пасторали, съежившийся безумный Герман, прижимающий к груди деньги и многие, многие другие сцены.
Вся опера отчетливо видится само собой и слышится. Начну, пожалуй, с огорчений. Огорчение самое большое - отсутствие Просаловской. Почему уж ее не было, не знаю. Но ее отсутствие ощущалось очень.Образ Лизы, по-видимому, не очень интересовал режиссера. Он не нашел для него никаких существенных красок. Или Юзвенко совсем ничего не смогла воплотить. Голос у нее есть, но петь она не умеет. Визгливый верх.
Не берусь предсказывать, как играет этой роль Просаловская. Но что с ней появится в спектакле и главная героиня, это не оставляет у меня никаких сомнений.При прекрасной сценографии практически всех сцен, художник поскупился почему-то на оформление сцены у канавки. Канавки нет. Лизе некуда бросаться. Скинув шубу, она убегает просто. Сцена оставляет ощущение недоделанности.В общем-то, скорее огорчил, чем обрадовал Ненадовский. Так, только наметки образа. Напряженность. Нет легкости, бесшабашности, удали. Скованность движений. Невольно вспоминаешь Лейферкуса (главный и из исполнителей, почти единственный, козырь Кировского театра).Нет ни недостатков, ни особых достоинств в исполнении роли Елецкого новым для нас баритоном - Н.Копыловым. Голос неплохой. Сам несколько громоздкий, неподвижный. Но и роль Елецкого статична.Очень хороши все исполнители маленьких ролей Устинова, Панкратов (петь-то там нечего, правда), особенно Сафенин.Смирнов хорош, конечно, в роли Чекалинского, если не иметь в виду, что несколько лет назад он был одним из ведущих теноров театра и должен был бы петь Германа. Но теперь ясно, что дальше Чекалинского он не пойдет. Можно считать такие роли, как Нарумов или распорядитель бала, несущественными, но, к сожалению, как раз в Кировском театре они поручаются таким артистам, на которых смотреть противно и слушать тошно. Ну, думаешь, ладно. Мелочи это. Они забудутся. Но как приятно, когда такие маленькие роли хорошо сыграны и спеты, а не заставляют досадливо морщиться.
Также вполне приятное впечатление оставила Корженская в роли Полины.
Теперь о главных удачах спектакля, о двух блестящих актерских работах - Н.Романовой и Ю.Марусина.Графиня у Романовой, действительно, страшилище, старая ведьма, но в полном уме, трезво оценивающая прожитую жизнь. Она зажилась на этом свете и смерти не боится. Она преисполнена презрения к новому поколению. Германа она не боится. Еще готова ему угрожать, возмущена его вторжением. Как она, поднявшись с кресла, опираясь на трость, прямая, как доска, вдруг двинулась на него. Тут Герману страшно, а не ей. Она умирает от старости, не от испуга. А в смерти вдруг становится жалка, будто вылетел ее гордый дух и оставил на полу у кресла лишь пустую оболочку. Вокально также партия исполнена прекрасно.
Собственно, у Романовой и Марусина пение воспринимается совершенно естественно и если о нем не пишу, то только потому, что придираться совершенно не к чему. Особенно удивительно, что в такой труднейшей и огромнейшей партии, как Герман, не было у Марусина ни одного срыва, почти ни единой помарки. Марусин прожил несколько дней своего героя, совершенно достоверно и очень глубоко передав всю его трагедию, борьбу страстей, отчаянную попытку обыграть судьбу. Актер, за исключением некоторой манерности в сцене в Лизиной комнате, сыграл свою роль превосходно.
Удивительно, как долго Марусин задержался в Малом театре. Он уже давно созрел для того, чтоб его забрали куда-нибудь повыше, хоть и нет ничего лучше Малого театра. Отсутствие Марусина сразу снизит посещаемость. Очень много публики пришло специально на него.Я не особенно люблю артистов, которые пользуются всеобщей популярностью. Всеобщность снижает ценность. Правда, популярность оперного жанра уже не всеобщая. Но в этом жанре в Ленинграде нет никого популярнее Марусина. Но он сейчас, действительно, очень хорошо работает.
После постановки «Марии Стюарт» я не знала, как оценить Гаудасинского как режиссера. Там много было и неудачных, и спорных моментов. Здесь же режиссерская работа очень ощутима и очень на высоком уровне. К счастью, множество режиссерских находок, не мешают ни в коем случае, не заслоняют, а лишь углубляют музыкальную драматургию спектакля, составляющую, конечно же, основу оперного спектакля. Да иначе и быть не могло у такого отличного дирижера, как Кожин.
Елецкий - Копылов,Чекалинский - Смирнов,Сурин - Сафенин,Чаппицкий - Ретюнский,
Нарумов - Юшманов,Графиня - Н. Романова,Лиза - Юзвенко.Пастораль «Искренность пастушки» Прилепа - Устинова,Миловзор - Рубин,Златогор - Панкратов,Распорядитель - Корженский.
Едва в увертюре прозвучала тема трех карт, занавес взвился, и мы увидели решетку Летнего сада, около нее бледного закутанного в плащ Германа. Вдоль решетки проехала карета. Из нее выглядывала Лиза. Герман увидел ее лицо. Его участь была решена.Сцена эта отнюдь не лирическая. В ней и любовь, и страх, и предчувствие гибели.
1. Летний сад. Вдали виден шпиль Петропавловский крепости. Сцена разворачивается привычно: строй маленьких солдат, Чекалинский, Сурин и Томский, появление Германа, его ария «Я имени ее не знаю», - все это обычно, хотя и сделано очень тщательно. Но вот надвигается гроза. И Герман, отделенный от остальных решеткой Летнего сада, бросает вызов небесам, обществу, всему свету. Герман уже сражен двумя страстями - любовью и жаждой богатства. Предчувствие катастрофы усиливается.
2. Комната Лизы. Вся голубая. Просторный балкон. Клавесин. Лиза и Полина играют дуэт «Уже вечер». Все опять так обычно, идиллически. Но вот Лиза остается одна. И в комнату вбегает Герман. Его страстные признания переворачивают, уничтожают, всю идиллию, всю налаженность Лизиной жизни. Нет никакого сомнения, что Лиза всю жизнь ждала этого признания. Может быть, она только для этого и жила.
3. Бал. Князь Елецкий говорит Лизе о своей любви. Сдержано-обреченное объяснение. Лиза почти не слышит его. Герман, одержимый желанием разбогатеть (скорее, скорее), ждет встречи с Лизой. Страшные маски время от времени возникают в зеркальных дверях, мучая его напоминанием о тайне трех карт. Лиза отдает Герману ключ от спальни Графини, будто вручая ему ключ от судьбы. Это драматическое действие разрывается прелестной пасторалью «Искренность пастушки». Это по истине спектакль в спектакле. Как вельможи не скупились в средствах на подобные представления, не поскупились и постановщики. Витиеватый и в то же время простодушный танец пастухов и пастушек, очаровательная Прилепа, сдержанный Миловзор, блестящий восточный Златогор со свитой арапчат и рабынь. Вся эта сцена абсолютно завершена и совершенна в каждом движении, очень музыкальна и чем-то напоминает игрушечный заводной театр.
4. В спальне Графини. Справа - портрет Венеры Московской. Ширма. Столик. Слева кровать под балдахином. Кресло. Герман сначала на улице, у решетки. Бьют часы. Он входит. Слышит шаги. Прячется за ширмой. Высыпают приживалки, как горох. Кланяются, приседают, падают на колени. Разодетая в пышное бальное платье проходит страшная, прямая, точно мертвец графиня. Через несколько минут она возвращается одетая уже в ночную рубашку, почти бестелесная, жуткая старуха. Перед ней ставят зеркало. Разогнав приживалок, смотрит она в лорнет то на свое отражение, то на свой портрет в молодости. Засыпает. Выходит Герман. Крадется к постели. Не находит там старуху. Удивлен. И внезапно оборачиваясь, видит ее в кресле. И она просыпается. Не пугайтесь, ради Бога, не пугайтесь… Герман заклинает, умоляет, угрожает. Графиня поднимается и надвигается на Германа неотвратимо, как смерть. И вдруг падает около кресла, уткнувшись в него лицом. Герман, не понимая еще, что произошло, берет ее за руку, пытается приподнять, а она падает на пол, как-то откидывается так внезапно и страшно, как падает уже холодный труп. И лежит на полу, распластав руки, бестелесная, ужасная, «будто сморщенная кукла. Она мертва, а тайны не узнал я». Тайны не узнал Герман. Он почти ложится рядом со старухой, заглядывая в ее мертвые глаза, будто надеясь еще узнать тайну. Вбегает Лиза. Герману не до нее. Все кончено. Судьба посмеялась над ним.
5. В каморке Германа. Он возвращается из церкви, с похорон графини. Читает письмо Лизы. Вряд ли до него доходит, что там написано. Его ум воспален. Ему слышатся шаги. Ему мерещится пение, ему всюду видится мертвая старуха, чудится ее голос, назначающий ему три карты. Он говорит, а потом шепчет эти магические слова «тройка, семерка, туз». Закрывается занавес, а он все шепчет «тройка, семерка, туз».
6. У Зимней канавки. Правда, канавки нет. Опять только решетка Летнего сада. Фонарь. Лиза ждет Германа. Бьет полночь. Его нет. Нет? Он злодей, убийца? Вот он. Но каков его вид? Видит ли он Лизу? Безумный взгляд, хохот. Туда, туда в игорный дом!
7. игорный дом. Продолговатый стол, покрытый зеленой скатертью. Зеленые шторы на окнах. Баллада Томского. Его прямо в кресле поднимают на стол. Он поет на столе. Песня игроков. Летят карты. Бесшабашное бездумное веселье. Входит Герман. На нем, действительно, нет лица. Слипшиеся волосы. Невидящий взгляд. Прижимая к груди, он обеими руками держит деньги, сорок тысяч, ставит на все. Чекалинский мечет. Герман, опрокидывая стулья, бросается к столу. Его тройка выигрывает. Затем выигрывает семерка. Удача! «Что наша жизнь - игра!» Вот она - судьба! Выигрыш! Удача! Пусть неудачник плачет. Последняя ставка. На туза. Герман берет карту. Не глядит. В руке у него дама пик. «Ваша дама бита». Вот и все. Конец. Герман подошел к своей последней черте. Его гибель неизбежна. Жизнь его кончилась. Он проиграл. Да и как иначе быть могло? Он слишком любил, он слишком был странен, он многого хотел, он пошел против всех лишений, против общества. Герман стреляется. Опускаются зеленые шторы на окна. Германа поднимают на плаще и кладут на стол. Закрывается решетка Летнего сада. На сцене никого и, кажется, ничего. Только решетка. Игорный стол. И на нем мертвое тело Германа. Спектакль заканчивается скорбной и тихой нотой.
А зал обрушивается громкими аплодисментами. Они звучат непрерывно, все нарастая и взрываясь, когда выходит Герман - Марусин.Аплодисменты, крики «браво» много раз звучали в спектакле (особенно сильные после сцены в спальне графини), но они все не кончались.Вышел постановщик спектакля Гаудасинский, вышли Кожин, Долгушин, Пастух, Травкин. Несли и несли цветы. К ногам Марусина поставили аж четыре больших корзины гвоздик. В этих корзинах запутались все исполнители, их пришлось передвинуть. Вся сцена была в цветах. Занавес закрывался и открывался. А аплодисменты не смолкали.Пожалуй, такого триумфа еще не знал Малый театр, не помню, чтобы был такой прием. Хотя видела много восторженных приемов.
Я попыталась просто записать более или менее спектакль, кое-какие детали, чтобы больше запомнилось. Конечно, не очень-то удачно.
А теперь о впечатлениях и исполнителях.
Невольно напрашивается сравнение со спектаклем Кировского театра. Он также прошел совсем недавно и оставил очень хорошее впечатление. И все-таки Малый театр победил в этом негласном соревновании. Нисколько не снизив, не упростив музыкальную основу спектакля, театр заострил сцены, углубил образы. Если спектакль Кировского театра оставляет глубокое, но ровное, чуть более спокойное, чем нужно, ощущение, то спектакль Малого театра волнует, будоражит. Чувства при его восприятии острее.
И, мне думается, долго не забудется распростертое мертвое тело графини, карета, проносящаяся вдоль решетки Летнего сада, Герман, бросающий вызов небесам, причудливая вязь пасторали, съежившийся безумный Герман, прижимающий к груди деньги и многие, многие другие сцены.
Вся опера отчетливо видится само собой и слышится. Начну, пожалуй, с огорчений. Огорчение самое большое - отсутствие Просаловской. Почему уж ее не было, не знаю. Но ее отсутствие ощущалось очень.Образ Лизы, по-видимому, не очень интересовал режиссера. Он не нашел для него никаких существенных красок. Или Юзвенко совсем ничего не смогла воплотить. Голос у нее есть, но петь она не умеет. Визгливый верх.
Не берусь предсказывать, как играет этой роль Просаловская. Но что с ней появится в спектакле и главная героиня, это не оставляет у меня никаких сомнений.При прекрасной сценографии практически всех сцен, художник поскупился почему-то на оформление сцены у канавки. Канавки нет. Лизе некуда бросаться. Скинув шубу, она убегает просто. Сцена оставляет ощущение недоделанности.В общем-то, скорее огорчил, чем обрадовал Ненадовский. Так, только наметки образа. Напряженность. Нет легкости, бесшабашности, удали. Скованность движений. Невольно вспоминаешь Лейферкуса (главный и из исполнителей, почти единственный, козырь Кировского театра).Нет ни недостатков, ни особых достоинств в исполнении роли Елецкого новым для нас баритоном - Н.Копыловым. Голос неплохой. Сам несколько громоздкий, неподвижный. Но и роль Елецкого статична.Очень хороши все исполнители маленьких ролей Устинова, Панкратов (петь-то там нечего, правда), особенно Сафенин.Смирнов хорош, конечно, в роли Чекалинского, если не иметь в виду, что несколько лет назад он был одним из ведущих теноров театра и должен был бы петь Германа. Но теперь ясно, что дальше Чекалинского он не пойдет. Можно считать такие роли, как Нарумов или распорядитель бала, несущественными, но, к сожалению, как раз в Кировском театре они поручаются таким артистам, на которых смотреть противно и слушать тошно. Ну, думаешь, ладно. Мелочи это. Они забудутся. Но как приятно, когда такие маленькие роли хорошо сыграны и спеты, а не заставляют досадливо морщиться.
Также вполне приятное впечатление оставила Корженская в роли Полины.
Теперь о главных удачах спектакля, о двух блестящих актерских работах - Н.Романовой и Ю.Марусина.Графиня у Романовой, действительно, страшилище, старая ведьма, но в полном уме, трезво оценивающая прожитую жизнь. Она зажилась на этом свете и смерти не боится. Она преисполнена презрения к новому поколению. Германа она не боится. Еще готова ему угрожать, возмущена его вторжением. Как она, поднявшись с кресла, опираясь на трость, прямая, как доска, вдруг двинулась на него. Тут Герману страшно, а не ей. Она умирает от старости, не от испуга. А в смерти вдруг становится жалка, будто вылетел ее гордый дух и оставил на полу у кресла лишь пустую оболочку. Вокально также партия исполнена прекрасно.
Собственно, у Романовой и Марусина пение воспринимается совершенно естественно и если о нем не пишу, то только потому, что придираться совершенно не к чему. Особенно удивительно, что в такой труднейшей и огромнейшей партии, как Герман, не было у Марусина ни одного срыва, почти ни единой помарки. Марусин прожил несколько дней своего героя, совершенно достоверно и очень глубоко передав всю его трагедию, борьбу страстей, отчаянную попытку обыграть судьбу. Актер, за исключением некоторой манерности в сцене в Лизиной комнате, сыграл свою роль превосходно.
Удивительно, как долго Марусин задержался в Малом театре. Он уже давно созрел для того, чтоб его забрали куда-нибудь повыше, хоть и нет ничего лучше Малого театра. Отсутствие Марусина сразу снизит посещаемость. Очень много публики пришло специально на него.Я не особенно люблю артистов, которые пользуются всеобщей популярностью. Всеобщность снижает ценность. Правда, популярность оперного жанра уже не всеобщая. Но в этом жанре в Ленинграде нет никого популярнее Марусина. Но он сейчас, действительно, очень хорошо работает.
После постановки «Марии Стюарт» я не знала, как оценить Гаудасинского как режиссера. Там много было и неудачных, и спорных моментов. Здесь же режиссерская работа очень ощутима и очень на высоком уровне. К счастью, множество режиссерских находок, не мешают ни в коем случае, не заслоняют, а лишь углубляют музыкальную драматургию спектакля, составляющую, конечно же, основу оперного спектакля. Да иначе и быть не могло у такого отличного дирижера, как Кожин.