С Рождеством Христовым, дорогие друзья!
На большинстве рождественских икон и картин самые близкие к Младенцу Христу, как бы неотъемлемые от него - вол и осел.
И это очень многозначно.
Во-первых, это напоминает нам о том, что никакая тварь на земле, кроме человека, не грешила, о том, что "с ними Христос еще раньше нашего", как скажет о том старец Зосима, о том, что они - несомнно вместе, впритык, тогда как мы все (кроме, может, Богоматери) - так или иначе отделены - сомнениями, как Иосиф, неожиданностью, как пастухи, долгим ожиданием и путем, как волхвы.
Во-вторых, о том, что нам, для того, чтобы быть вот так же вместе с Ним, как они, нужно упорство вола и ослиное упрямство - иначе мы свернем, рассеемся, уклонимся, создадим дистанцию и обережем "собственную неповторимую индивидуальность" от Его властного и доверчивого вторжения (никто так ВЛАСТНО не вторгается в нашу жизнь, как младенец, никто так ее не переворачивает и не ПРИСВАИВАЕТ - это знает каждая мама и каждый папа. И ни от кого так не хочется порой сбежать - потому что ты чувствуешь, как на глазах утрачиваешь себя и свое - а что ты за это приобретешь - ты еще не знаешь...).
В-третьих, о том, что самому Христу для выполнения Его миссии нужно будет вот это самое ослиное упрямство существа, идущего, куда наметило (или - куда указал Ангел, как в случае с Валаамовой ослицей), несмотря ни на ругань, ни на побои, и упорство вола, тянущего и тянущего плуг по тяжелой, сырой, комковатой земле...
В-четвертых, о том, что Христос воплотился - а они - вол и осел - самые общие символы плоти и плотскости, плотской тяжести и неподатливости, они - оковы плоти, прильнувшие к Его яслям. Он словно возникает как соединение Луча Звезды с волом и ослом... (вот тут это прекарсно передано)
Вол и осел - напоминание о кенозисе Христа, о том, во что пришлось втиснуться Богу.
Достоевский, осмысливавший события своей жизни на фоне событий жизни Христа, писал брату в первом письме по выходе из каторги: "Помнишь ли, как мы расстались с тобой, милый мой, дорогой, возлюбленный мой? Только что ты оставил меня, нас повели, троих: Дурова, Ястржембского и меня, заковывать. Ровно в 12 часов, то есть ровно в Рождество, я первый раз надел кандалы". Достоевский здесь подспудно сопоставляет свои кандалы с теми кандалами плоти, которыми облеклось Божество в Рождестве, отмечает свой начавшийся кенозис, соотнося его с кенозисом Христа.
Потому и стоят они - вол и осел - неотлучно и неотделимо от Младенца - одновременно - кандалы плоти и носители любви, которая незамутненнее и нерушимее детской. Тяжесть и ноша - но тяжесть и ноша любви - как младенец для беременной. Так в Рождестве человек только что выносил Бога - и Бог начинает вынашивать человека...