Весенние воды отошли
Весенние воды отошли, год начался. Я собираюсь на Стрит. Зачем? Водиться под листвой, конечно!
Ежегодные весенние камлания не могут пройти без меня. На стритовой поляне уже завелись первые подрюкзаченные люди.
Что есть Стрит? Вопрос непознаваем, как анекдот про горящего медведя. Никто не знает, что такое Стрит. Есть море людей на Сурском море, и среди них бытует много разных версий, но все версии уже бесконечно далеки от истины и друг от друга. История - бульварный жанр. Обитатели Стрита давно уже не похожи на тех людей, которые вкладывали в Стрит первоначальный смысл. Никто не может сказать точно, что это теперь за люди. Что-то среднее между хипстерами и бомжами.
Когда-то Стрит был слетом туристов. Мы пресмыкались там в самом безобразном виде и считали себя настоящими туристами. На самом деле мы были кем угодно, только не туристами. Сейчас, после всех этих походов, сплавов, восхождений мы уже могли бы назваться туристами и полезть в кузовок. Но теперь Стрит является всем чем угодно, только не слетом туристов.
Поляна на берегу Сурского влаговместилища. Там нет ничего особенного, только вечное: совокупление моря с сушей и коряги. Иногда вместо коряги оказывается скрюченный человек. Дома он благолепный гражданин, хоть в телевизоре показывай. А тут все потаенное выворачивается наружу. Тут он вам не Виталик, теперь он Тиктаалик и вылез из трещины во льду. Здесь нет абсолютно никакой нужды в деньгах. И так верны, понятны и близки эти заветные слова: в жизни нужно быть неактуальным, в жизни нужно проиграть. Вернется потом Виталик домой. Точнее, вернется кто-то похожий на него. Вернее, непохожий.
Но это не страшно. Через некоторое время дома он все забудет. У него снова появится шанс выбиться в люди - взять кредит, потом платить ипотеку, затем алименты и стать, наконец, приличным человеком. Смотреть по телевизору как чумазых бармалеев мочим в сортире на фоне деликатного пиздежа. И в резюме не напишет: «Ответственный - сторожил украденные дрова; спокойный - пьяный друг отрубал топором насохшую грязь с моего ботинка не снимая его с ноги; стрессоустойчивый - потерялся ночью в лесу без вещей и штанов; и просто бесстрашный - сплавлялся на льдине по заливу с палкой вместо весла.
Моя дружба с этим местом тянется издавна и крепче стакана водки и удара в морду. Здесь волны не бушуют, зато бушую я (уже нет). Апрельский лес полон размокшей земли, воды и грязи, но за этим и ехали. Я и вся эта разномастная публика, что будет потом полночи кататься на вертолетах, и даже вон та, в платье-палатке. Вчера еще у нее голова спереди была симпатичная, а сзади две косы. Теперь пьяная ухмылка, блуждающие глаза и отпечаток ботинка на спине. Поехали с нами, говорили они, будет весело, говорили они, будут клевые фоточки в инстаграмме. Сквозь запекшуюся грязь и какую-то рванину видно, что она явно следит за собой - и причесалась, и ногти накрасила, и в штаны не нагадила. Я не знаю, как она закончит сегодняшний день и где встретит следующее опухшее утро, но все указывает на то, что самое интересное еще впереди. Мы отгоняем ее от своего лагеря, потому что это мы с виду только такие куртуазные. На Стриту для нас первичен духовный интерес. Как противопоставление самому голому материализму. К тому же мы не пьем, мы колемся. Еловой хвоей и молодой крапивой. А пьющих мы высмеиваем. Высмеивание не так плохо, как кажется. Воспитывает самокритику, например. В России принято дуться и пыжиться в ответ на любое высмеивание. Надув губки, барышня напыженн побежала по направлению от нас, роняя все из рук. Беги, беги. Но, если что, можешь рассчитывать на нашу помощь. Руки пришьем, голову склеим. Посидим, на огонь поглядим.
На небе только и разговоров что о Сурском море. И видно оттуда только черные фигуры, плывущие на льдинах. Изменчивые облака в небе как фигуры ума. Как бы, действительно, не завелись там люди.
Ежегодные весенние камлания не могут пройти без меня. На стритовой поляне уже завелись первые подрюкзаченные люди.
Что есть Стрит? Вопрос непознаваем, как анекдот про горящего медведя. Никто не знает, что такое Стрит. Есть море людей на Сурском море, и среди них бытует много разных версий, но все версии уже бесконечно далеки от истины и друг от друга. История - бульварный жанр. Обитатели Стрита давно уже не похожи на тех людей, которые вкладывали в Стрит первоначальный смысл. Никто не может сказать точно, что это теперь за люди. Что-то среднее между хипстерами и бомжами.
Когда-то Стрит был слетом туристов. Мы пресмыкались там в самом безобразном виде и считали себя настоящими туристами. На самом деле мы были кем угодно, только не туристами. Сейчас, после всех этих походов, сплавов, восхождений мы уже могли бы назваться туристами и полезть в кузовок. Но теперь Стрит является всем чем угодно, только не слетом туристов.
Поляна на берегу Сурского влаговместилища. Там нет ничего особенного, только вечное: совокупление моря с сушей и коряги. Иногда вместо коряги оказывается скрюченный человек. Дома он благолепный гражданин, хоть в телевизоре показывай. А тут все потаенное выворачивается наружу. Тут он вам не Виталик, теперь он Тиктаалик и вылез из трещины во льду. Здесь нет абсолютно никакой нужды в деньгах. И так верны, понятны и близки эти заветные слова: в жизни нужно быть неактуальным, в жизни нужно проиграть. Вернется потом Виталик домой. Точнее, вернется кто-то похожий на него. Вернее, непохожий.
Но это не страшно. Через некоторое время дома он все забудет. У него снова появится шанс выбиться в люди - взять кредит, потом платить ипотеку, затем алименты и стать, наконец, приличным человеком. Смотреть по телевизору как чумазых бармалеев мочим в сортире на фоне деликатного пиздежа. И в резюме не напишет: «Ответственный - сторожил украденные дрова; спокойный - пьяный друг отрубал топором насохшую грязь с моего ботинка не снимая его с ноги; стрессоустойчивый - потерялся ночью в лесу без вещей и штанов; и просто бесстрашный - сплавлялся на льдине по заливу с палкой вместо весла.
Моя дружба с этим местом тянется издавна и крепче стакана водки и удара в морду. Здесь волны не бушуют, зато бушую я (уже нет). Апрельский лес полон размокшей земли, воды и грязи, но за этим и ехали. Я и вся эта разномастная публика, что будет потом полночи кататься на вертолетах, и даже вон та, в платье-палатке. Вчера еще у нее голова спереди была симпатичная, а сзади две косы. Теперь пьяная ухмылка, блуждающие глаза и отпечаток ботинка на спине. Поехали с нами, говорили они, будет весело, говорили они, будут клевые фоточки в инстаграмме. Сквозь запекшуюся грязь и какую-то рванину видно, что она явно следит за собой - и причесалась, и ногти накрасила, и в штаны не нагадила. Я не знаю, как она закончит сегодняшний день и где встретит следующее опухшее утро, но все указывает на то, что самое интересное еще впереди. Мы отгоняем ее от своего лагеря, потому что это мы с виду только такие куртуазные. На Стриту для нас первичен духовный интерес. Как противопоставление самому голому материализму. К тому же мы не пьем, мы колемся. Еловой хвоей и молодой крапивой. А пьющих мы высмеиваем. Высмеивание не так плохо, как кажется. Воспитывает самокритику, например. В России принято дуться и пыжиться в ответ на любое высмеивание. Надув губки, барышня напыженн побежала по направлению от нас, роняя все из рук. Беги, беги. Но, если что, можешь рассчитывать на нашу помощь. Руки пришьем, голову склеим. Посидим, на огонь поглядим.
На небе только и разговоров что о Сурском море. И видно оттуда только черные фигуры, плывущие на льдинах. Изменчивые облака в небе как фигуры ума. Как бы, действительно, не завелись там люди.