Еще немножко: Кориолан. Про пьесу, часть 3
Традиционный поклон manu_f
А что же на стороне друзей?
Тут важно поговорить о Менении, матери и жене. Есть еще, конечно,Коминий,Ларций - военные товарищи, но эти эмоциональные связи важны чуть в меньшей степени, а я иначе никогда не закончу :)))
Про Коминия и Ларция скажу только, что эти отношения показательны, прежде всего, с точки зрения того, как ведет себя Марций с равными или с теми, за кем признает право власти. Эти отношения чисты, открыты, ни разу не подобострастны. Остаются они честными и тогда, когда Марций всех римлян пречисляет к стану врагов.
Итак, Патриций Менений Агриппа. В ремарках единственный обозначен как Друг Кориолана. Старик, опытный, умный, хитрый дипломат, достаточно циничный, острый на язык (в своих эпитетах, очных и заочных, в отношении плебса мало уступает Кориолану), но точно знающий меру, талантливый оратор, умеющий играть в свою игру. Автор самых оригинальных образов и метафор в пьесе. Мое любимое вот это:
Он любит твой народ,
Но с ним в одной постели спать не станет
но, в, то же время, умеющий хранить верность и быть другом.
Вот как он сам описывает себя:
Да, меня все знают за весельчака патриция, который не дурак выпить
кубок подогретого вина, не разбавленного ни единой каплей тибрской воды. Худого же про меня говорят лишь то, что я таю от первой слезы просителя, вспыхиваю, как трут, от каждого пустяка и больше знаком с тыльной частью ночи, чем с лицом утра. Я не стану злобу про себя таить: у меня что на уме, то и на языке.
В системе ценностей Кориолана он, вероятно, единственный политик, чьи человеческие качества ставятся не ниже воинской доблести. Это, конечно, по меньшей мере, странное сравнение, но тем не менее: Менений почему-то напоминает мне медведя Балу, отчаянно пытающегося вразумить не в меру резвого Маугли. Ученик мало что взял от него, но все же он считает себя учителем и мучительно переживает осознание потери эмоциональной связи.
Менений считает Марция своим названным сыном, искренне отстаивает его доброе имя и за его спиной, и в его отсутствие. Верит, ждет, гордится победами, встречает, быть может более восторженно, чем родная мать.
И смеяться
И плакать я готов, а на душе
И тяжко и легко. Привет вам всем!
Пусть тех, кто увидать тебя не рад,
Проклятье поразит.
И вот этот опытный политик, старик, верящий в то, что все, что не решается войной, можно решить путем компромисса, что цель оправдывает средства, верящий в силу слова, оказывается в центре страшного конфликта. Марций и трибуны, Марций и плебс. Пытаясь спасти Марция от расправы, он избирает, возможно, единственный путь - путь наименьших потерь. Но не понимает, что физическая, телесная смерть для Кориолана не так страшна, как позор, как потеря почвы под ногами, как, если угодно, потеря социального статуса. Как и все остальные, Менений не оставляет за ним права на выбор судьбы. Изгнание всегда считалось помилованием приговоренных к смерти - но для всех ли оказывалось помилованием?
Как бы там ни было, Менений - один из немногих действительно по-человечески привязанных к Кориолану людей. Его изгнание - рана для старика, хотя он бодрится сам и подбадривает родных.
Пусть прощание их искренне и трогательно, насколько возможна трогательность для Марция, барьер пройден, он вычеркнут из жизни так же, как вычеркнут из жизни весь Рим.
Их последняя встреча ужасна. В глубине души Менений понимает, что у него нет шансов переломить волю Марция. Он не мог этого и тогда, когда они были друзьями. Надеяться на то, что его ораторское искусство и его отчаяние пробьют брешь Марция врага, не имело смысла. Но он обязан был попытаться. И он тщил себя надеждой, что его влияние на Марция не придумано им, не вымышлено, что он, как всегда, найдет компромисс. Опытный политик, он все же верит и в дружбу и любовь. То ли от ужаса потерять именно эту связь, то ли от попытки убедить себя в том, что она все еще жива, он позволяет себе бахвальство перед стражей вольсков - и это бахвальство очень много говорит о том, как боится он отказа.
Когда Марций прогоняет его:
Скорей я отравлю
Забвением былую нашу дружбу,
Чем милосердьем покажу, как прочно
Мы ею были связаны! Уйди!
Трудно сказать, какую боль Менений переживает тяжелее: потерю друга или провал дипломатической миссии. Но, вернувшись в Рим и сравнив Марция с драконом:
Гусеница тоже на бабочку непохожа, а ведь бабочка была гусеницей.
Марций из человека стал драконом: у него выросли крылья и ползать ему больше незачем.
Он сразу же сравнивает его с Александром Македонским (опустим тут факт, что Александр жил несколько позже, чем происходили события Кориолана, Шекспиру можно ;)) и даже с божеством.
Он сидит в кресле под балдахином, словно статуя Александра. Не успеет он отдать приказ, как тот уже выполнен. Дайте ему бессмертие да трон на небе - и будет настоящий бог.
И - все равно оставляет правоту за Марцием. И, хоть и обвиняет трибунов, не позволяет себе полностью откреститься от вины, из раза в раз повторяя «мы».
Сициний
Да сжалятся над нами боги!
Менений
Нет, уж на этот раз они над нами не сжалятся. Когда мы изгоняли его, мы
о них и не вспомнили. Зато теперь, когда он явится свернуть нам шею, они
тоже о нас не вспомнят.
Менений чем-то похож на отца Лоренцо - никогда не можешь до конца ответить себе на вопрос, прав ли он был? Все ли сделал? Так ли? И знаешь, что и он (да, веришь в его реальность абсолютно) до конца жизни не знал ответа на этот вопрос.
Еще один важный человек в жизни Марция - его жена, Виргилия. Ей отведено совсем немного реплик, совсем немного места в пьесе, но ее реакции на события, ее поведение, все говорит о том, что перед нами «просто женщина». Не воительница, не строительница амбициозных планов. Женщина, любящая мужа и сына, принимающая мужа, таким, какой он есть, терпеливая, верная, нежная. Ее реакции на фоне сильной, жесткой матери Марция могут показаться реакциями наседки, не понимающей предназначения мужа, но, возможно только ее реакции и кажутся нормальными и человеческими.
Разве не естественно волноваться за близкого человека, бояться его ранений, страшиться гибели? Она не посмела бы и не должна говорить об этом мужу, но ее теплота, ее нежность открывают в нем что-то, что показывает его совсем другим, живым и теплым - даже если нам волей автора лишь на секунду позволено увидеть это.
Как он называет ее? Как говорит о ней?
Молчальница прелестная моя!
но как прелестны
глаза и стан моей голубки! Боги,
И вы презрели б клятву ради них!
Растроган я. Как все другие люди,
Я создан не из камня.
Почему-то вспомнилось ахматовское
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Не про то, знаю. Но чувствую как-то так.
Но все же не Менению, не жене - лишь матери удалось пробить отчаянно выращенную броню и выпустить на волю ту самую "бабочку".
Про мать - отдельный пост. Ибо там бесконечно много и очень важно.
А что же на стороне друзей?
Тут важно поговорить о Менении, матери и жене. Есть еще, конечно,Коминий,Ларций - военные товарищи, но эти эмоциональные связи важны чуть в меньшей степени, а я иначе никогда не закончу :)))
Про Коминия и Ларция скажу только, что эти отношения показательны, прежде всего, с точки зрения того, как ведет себя Марций с равными или с теми, за кем признает право власти. Эти отношения чисты, открыты, ни разу не подобострастны. Остаются они честными и тогда, когда Марций всех римлян пречисляет к стану врагов.
Итак, Патриций Менений Агриппа. В ремарках единственный обозначен как Друг Кориолана. Старик, опытный, умный, хитрый дипломат, достаточно циничный, острый на язык (в своих эпитетах, очных и заочных, в отношении плебса мало уступает Кориолану), но точно знающий меру, талантливый оратор, умеющий играть в свою игру. Автор самых оригинальных образов и метафор в пьесе. Мое любимое вот это:
Он любит твой народ,
Но с ним в одной постели спать не станет
но, в, то же время, умеющий хранить верность и быть другом.
Вот как он сам описывает себя:
Да, меня все знают за весельчака патриция, который не дурак выпить
кубок подогретого вина, не разбавленного ни единой каплей тибрской воды. Худого же про меня говорят лишь то, что я таю от первой слезы просителя, вспыхиваю, как трут, от каждого пустяка и больше знаком с тыльной частью ночи, чем с лицом утра. Я не стану злобу про себя таить: у меня что на уме, то и на языке.
В системе ценностей Кориолана он, вероятно, единственный политик, чьи человеческие качества ставятся не ниже воинской доблести. Это, конечно, по меньшей мере, странное сравнение, но тем не менее: Менений почему-то напоминает мне медведя Балу, отчаянно пытающегося вразумить не в меру резвого Маугли. Ученик мало что взял от него, но все же он считает себя учителем и мучительно переживает осознание потери эмоциональной связи.
Менений считает Марция своим названным сыном, искренне отстаивает его доброе имя и за его спиной, и в его отсутствие. Верит, ждет, гордится победами, встречает, быть может более восторженно, чем родная мать.
И смеяться
И плакать я готов, а на душе
И тяжко и легко. Привет вам всем!
Пусть тех, кто увидать тебя не рад,
Проклятье поразит.
И вот этот опытный политик, старик, верящий в то, что все, что не решается войной, можно решить путем компромисса, что цель оправдывает средства, верящий в силу слова, оказывается в центре страшного конфликта. Марций и трибуны, Марций и плебс. Пытаясь спасти Марция от расправы, он избирает, возможно, единственный путь - путь наименьших потерь. Но не понимает, что физическая, телесная смерть для Кориолана не так страшна, как позор, как потеря почвы под ногами, как, если угодно, потеря социального статуса. Как и все остальные, Менений не оставляет за ним права на выбор судьбы. Изгнание всегда считалось помилованием приговоренных к смерти - но для всех ли оказывалось помилованием?
Как бы там ни было, Менений - один из немногих действительно по-человечески привязанных к Кориолану людей. Его изгнание - рана для старика, хотя он бодрится сам и подбадривает родных.
Пусть прощание их искренне и трогательно, насколько возможна трогательность для Марция, барьер пройден, он вычеркнут из жизни так же, как вычеркнут из жизни весь Рим.
Их последняя встреча ужасна. В глубине души Менений понимает, что у него нет шансов переломить волю Марция. Он не мог этого и тогда, когда они были друзьями. Надеяться на то, что его ораторское искусство и его отчаяние пробьют брешь Марция врага, не имело смысла. Но он обязан был попытаться. И он тщил себя надеждой, что его влияние на Марция не придумано им, не вымышлено, что он, как всегда, найдет компромисс. Опытный политик, он все же верит и в дружбу и любовь. То ли от ужаса потерять именно эту связь, то ли от попытки убедить себя в том, что она все еще жива, он позволяет себе бахвальство перед стражей вольсков - и это бахвальство очень много говорит о том, как боится он отказа.
Когда Марций прогоняет его:
Скорей я отравлю
Забвением былую нашу дружбу,
Чем милосердьем покажу, как прочно
Мы ею были связаны! Уйди!
Трудно сказать, какую боль Менений переживает тяжелее: потерю друга или провал дипломатической миссии. Но, вернувшись в Рим и сравнив Марция с драконом:
Гусеница тоже на бабочку непохожа, а ведь бабочка была гусеницей.
Марций из человека стал драконом: у него выросли крылья и ползать ему больше незачем.
Он сразу же сравнивает его с Александром Македонским (опустим тут факт, что Александр жил несколько позже, чем происходили события Кориолана, Шекспиру можно ;)) и даже с божеством.
Он сидит в кресле под балдахином, словно статуя Александра. Не успеет он отдать приказ, как тот уже выполнен. Дайте ему бессмертие да трон на небе - и будет настоящий бог.
И - все равно оставляет правоту за Марцием. И, хоть и обвиняет трибунов, не позволяет себе полностью откреститься от вины, из раза в раз повторяя «мы».
Сициний
Да сжалятся над нами боги!
Менений
Нет, уж на этот раз они над нами не сжалятся. Когда мы изгоняли его, мы
о них и не вспомнили. Зато теперь, когда он явится свернуть нам шею, они
тоже о нас не вспомнят.
Менений чем-то похож на отца Лоренцо - никогда не можешь до конца ответить себе на вопрос, прав ли он был? Все ли сделал? Так ли? И знаешь, что и он (да, веришь в его реальность абсолютно) до конца жизни не знал ответа на этот вопрос.
Еще один важный человек в жизни Марция - его жена, Виргилия. Ей отведено совсем немного реплик, совсем немного места в пьесе, но ее реакции на события, ее поведение, все говорит о том, что перед нами «просто женщина». Не воительница, не строительница амбициозных планов. Женщина, любящая мужа и сына, принимающая мужа, таким, какой он есть, терпеливая, верная, нежная. Ее реакции на фоне сильной, жесткой матери Марция могут показаться реакциями наседки, не понимающей предназначения мужа, но, возможно только ее реакции и кажутся нормальными и человеческими.
Разве не естественно волноваться за близкого человека, бояться его ранений, страшиться гибели? Она не посмела бы и не должна говорить об этом мужу, но ее теплота, ее нежность открывают в нем что-то, что показывает его совсем другим, живым и теплым - даже если нам волей автора лишь на секунду позволено увидеть это.
Как он называет ее? Как говорит о ней?
Молчальница прелестная моя!
но как прелестны
глаза и стан моей голубки! Боги,
И вы презрели б клятву ради них!
Растроган я. Как все другие люди,
Я создан не из камня.
Почему-то вспомнилось ахматовское
Кто женщину эту оплакивать будет?
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Не про то, знаю. Но чувствую как-то так.
Но все же не Менению, не жене - лишь матери удалось пробить отчаянно выращенную броню и выпустить на волю ту самую "бабочку".
Про мать - отдельный пост. Ибо там бесконечно много и очень важно.