Нолевое пространство.
Была на вечере Ю.Б. Норштейна, в подворотне старой Солянки, на бугре, сквозь колпачный переулок и наискосок. Ощущение многодетной семьи, где кто-то шмыгает носом, кто- то пьет чай. Дети давно выросли и относятся друг ко другу с прохладцей, но пришли сегодня к родителям, где их любят такими, какие они есть.
Не знаю, как кому, у меня лично так.
Мне странно писать о человеке, которого видела несколько часов назад. Даже могла бы потрогать пальцем. Все кажется, что это была просто встреча вне времени. Как будто ни он, ни я - не живые. А нас уже давно-давно нет. Или еще -нет. То, что Норштейн -наш современник- никак не укладывается в голове. Он всегда был. И сто, и двести лет назад.
Есть понятие о нолевом пространстве, когда при наброске линия, очертившая какой-то предмет или сцену вдруг уходит из листа и возвращается в отдельном всплеске, в продолжении чего-то невидимого глазу. Уходит в нолевое пространство, за гранью изображения. Норштейн -за гранью жизни. Он -больше себя самого. Он живет в этом невидимом но очень плотном творческом пространстве. В музыке тоже такое есть - громкие паузы. На самом деле это везде есть, в наш грохочущий век сложно прислушиваться и присматриваться к тому, что за скобками. Но он -мастер -слышит.
За два часа захватывающего монолога, он говорил о своем творчестве, совершенно не говоря о себе. Удивительная, но такая естественная скромность!
На примере сказки в двенадцать минут -"лиса и заяц"- можно проследить за развитием нечеловеческой боли предательства и одиночества, когда мягкое сердце вдруг унижено, сломано, растерялось от внезапной обиды. Тот, кто пережил в жизни такой момент, не сможет его забыть.
Когда раньше смотрела его картины, то это трогало, но никогда раньше, с такой ясностью и простотой, как теперь. Догадываешься, но даже самому себе не смеешь признаться,что зайчик - это твоя душа, с большими, нарисованными глазами.
И все это - просто мультфильм. Просто русская народная сказка про лубяную избушку, которую знаешь с детства.
И вдруг вспоминаешь всю свою боль, и свое одиночество, и свою оставленность.
Нарисрванные Вороны в сиреневом небе -силуэтами. Такое бывает весной, в апреле. Когда листьев еще нет, но днем тепло, а по вечерам небо упоительно чистое и зажигается большая звезда. Венера? Чувствуешь запах оживающего леса. Это ни с чем не спутать. Это- твое, самое сокровенное. Но почему Норштейн знает об этом? Как он проник в тайники сердца, не потревожив их и не допустив в своей картине ни одной чуть фальшивой ноты или краски? Это не кажется удивительным. Так и должно быть. Ведь мы так давно знаем друг друга, может быть, тыщу лет. И это хорошо-пусть знает. Он-добрый волшебник.
И ты вместе с этим зайцем - плачешь о своей боли в тихое нарисованное небо. И, как этот нарисованный заяц - веришь, что так будет не всегда. Что победит свет, и правда, а беспомощности и одиночества нет, и тебя любят и не оставят, никогда -никогда!!
Не знаю, как кому, у меня лично так.
Мне странно писать о человеке, которого видела несколько часов назад. Даже могла бы потрогать пальцем. Все кажется, что это была просто встреча вне времени. Как будто ни он, ни я - не живые. А нас уже давно-давно нет. Или еще -нет. То, что Норштейн -наш современник- никак не укладывается в голове. Он всегда был. И сто, и двести лет назад.
Есть понятие о нолевом пространстве, когда при наброске линия, очертившая какой-то предмет или сцену вдруг уходит из листа и возвращается в отдельном всплеске, в продолжении чего-то невидимого глазу. Уходит в нолевое пространство, за гранью изображения. Норштейн -за гранью жизни. Он -больше себя самого. Он живет в этом невидимом но очень плотном творческом пространстве. В музыке тоже такое есть - громкие паузы. На самом деле это везде есть, в наш грохочущий век сложно прислушиваться и присматриваться к тому, что за скобками. Но он -мастер -слышит.
За два часа захватывающего монолога, он говорил о своем творчестве, совершенно не говоря о себе. Удивительная, но такая естественная скромность!
На примере сказки в двенадцать минут -"лиса и заяц"- можно проследить за развитием нечеловеческой боли предательства и одиночества, когда мягкое сердце вдруг унижено, сломано, растерялось от внезапной обиды. Тот, кто пережил в жизни такой момент, не сможет его забыть.
Когда раньше смотрела его картины, то это трогало, но никогда раньше, с такой ясностью и простотой, как теперь. Догадываешься, но даже самому себе не смеешь признаться,что зайчик - это твоя душа, с большими, нарисованными глазами.
И все это - просто мультфильм. Просто русская народная сказка про лубяную избушку, которую знаешь с детства.
И вдруг вспоминаешь всю свою боль, и свое одиночество, и свою оставленность.
Нарисрванные Вороны в сиреневом небе -силуэтами. Такое бывает весной, в апреле. Когда листьев еще нет, но днем тепло, а по вечерам небо упоительно чистое и зажигается большая звезда. Венера? Чувствуешь запах оживающего леса. Это ни с чем не спутать. Это- твое, самое сокровенное. Но почему Норштейн знает об этом? Как он проник в тайники сердца, не потревожив их и не допустив в своей картине ни одной чуть фальшивой ноты или краски? Это не кажется удивительным. Так и должно быть. Ведь мы так давно знаем друг друга, может быть, тыщу лет. И это хорошо-пусть знает. Он-добрый волшебник.
И ты вместе с этим зайцем - плачешь о своей боли в тихое нарисованное небо. И, как этот нарисованный заяц - веришь, что так будет не всегда. Что победит свет, и правда, а беспомощности и одиночества нет, и тебя любят и не оставят, никогда -никогда!!