Глава 3.Митя
Прильнул к стеклу мальчишка - немного постарше нас, смуглый, с лицом веселым. Интересный цвет кожи - я бы никогда не смогла почувствовать в мальчишке цыгана, или, допустим, выходца с Кавказа. Тонкими, изящными, были его черты. Но черные глаза, но волосы оттенка вороного крыла...
- Эй, шкет, кончай ежиком работать.
Валька махнул рукой - как самому близкому своему:
- Подожди немного...
И показал глазами, что в капельнице осталось лекарства чуть-чуть - и надо скрыться: сейчас придет медсестра. Мальчишка кивнул и исчез.
- Это кто? - спросила я.
- Митька.
Но вот система убрана. Освободившись от иглы, Валька повернулся и приподнялся. Движение это далось ему непросто - он уцепился за решетку кровати. И тихо свистнул. Через несколько мгновений, Митя бесшумно открыл балконную дверь, и вот он уже сидит в ногах Валькиной постели. Вынимает из-за пазухи большие красные яблоки: одно Вальке, другое на ладони протягивает мне. Еще теплое от его груди.
И тревожный вопрос - другу:
- Ну, как ты?
Валька пожал плечами и ответил спокойно.
-Я здесь надолго...
- К морю бы тебя повезти, - брови Мити сдвинуты, обдумывает вопрос, - Я поговорю с мамой.
- Перестань...оклемаюсь.
- Весна на носу, а ты умудрился сюда загреметь... Опять шлялся со своими этюдами?
- Оклемаюсь, - повторил Валька, но дышал он тяжело.
- Может, лекарство какое надо? ...
- Ничего не надо. А тебя так запалят, в конце концов. Ты или поздно вечером приходи, или совсем на рассвете.
Вечером ко мне пришел дедушка. Он навещал меня чаще всех, потому что был легким на подъем. Очередные куриные котлеты в банке и вечная присказка:
- Ешь, а то лишишься легкого...
Нельзя было себе представить - обнять дедушку, и чтобы он погладил меня по голове. Относилась я к нему всегда с душевным трепетом.
Так что накануне я недополучила свою порцию ласки. И утром я выла от тоски. Натурально, тихонько подвывыла, прижавшись в коридоре к оконному стеклу, глядя туда, где за деревьями скрывался наш дом. Пахло подгоревшей кашей - скоро завтрак. А видела я плохо из-за слез. Тут Митя и появился. Открыл дверь черного хода. Будто услышал и пришел именно на мой плач.
- Чего воешь? - спросил он.
Я ответила честно:
- Домой хочу!
- Пошли, - сказал он просто.
- Как?
- Как-как... - он пожал плечами, - По улице. Дорогу знаешь?
Был шестой час утра. Мы шли по пустынным улицам. Это оказалось так легко - раз, и ты уже не больничная собственность. А до дому-то пять минут. С одной улицы свернуть, на другую подняться. И вот уже наш дом, утонувший в весенней зелени. Розовые стены, низкий деревянный забор, и целое море ландышей. Дедушка когда-то принес из леса несколько кустиков, разрослись... На черемухе цветы будто кружево... Майская зелень - изумрудная, райская.
- Все эти запоры и режимы - фигня, - сказал Митя, - Видишь, как просто? Не реви больше. Хоть каждое утро бегай к своим - чай пить. А теперь пойдем со мной, чего покажу.
Не заходя домой к нам, мы повернули, и медленно пошли обратно. Больница стояла у подножия горы, склоны которой покрыты сосновым лесом. Ослабленным детям полезно дышать воздухом, пахнущим хвоей.
Гора невысокая, подняться на нее - дело нескольких минут. Но вид оттуда - это я знала уже - открывался дивный.
- Пошли, залезем, - сказал Митя.
И мы стали взбираться на гору. Временами кашель настигал меня, но если я медлила, Митя протягивал руку, и заволакивал меня на очередной пригорок. Тропок тут не было, но высокие травы в росе. Столько росы, что можно купаться в ней. И запах... Пахло хвоей, и медом, и черемухой....
Мы стояли наверху и смотрели - на город, лежащий под нашими ногами, тонущий в зелени. На горы, кольцом огибающие его - так широко, вольно, неторопливо... На синюю ленту Волги - уже совсем вдали...
Мир, большой мир был вокруг меня. И теперь я понимала, что врачи и сестры, которые казались мне хозяевами жизни, и могли послать в пыточную - делать уколы, или глотать зонды... - вовсе не были моими хозяевами. Все будет хорошо, и я выздоровею, и вернусь сюда, и все это ждет меня. И будут медленно наливаться алым цветом ягоды земляники, и новые цветы расцветут. Надо только скорее, скорее возвращаться....
- Репина бы нашего сюда, - сказал Митя, но доброй была его улыбка. Он сидел на корточках и переживал, что Валька всего этого не видит, - Что-то в этот раз с нашим шкетом все серьезно.
Когда мы шли назад - спуск был очень крут и скользок от хвои. Я сорвалась, ойкнула, больно шлепнулась, и несколько метров ехала - по мягкой лесной подстилке из старых листьев, хвоинок и Бог знает чего еще. Митя, попытавшийся меня удержать, не устоял сам, и упал сверху.
- Мама! - пискнула я, внезапно придавленная его тяжестью.
На несколько мгновений спина Мити закрыла от меня здание больницы, я ткнулась в зеленую клетчатую рубашку, вдохнула запах, почувствовала тепло мальчишечьего тела. И ощутилось это - лаской. Той, которой мне не хватало.
Днем врачи сочли, что мне стало лучше. Видно я здорово откашлялась там, в лесу.
А Валька был так же слаб, пожалуй, даже еще слабее. Говорили уже про областную больницу. Врачи и сестры все чаще заходили к Вальке, все ласковее звучали их голоса, и все страшнее мне было.
В ту ночь мы долго не спали. И дежурная медсестра не мешала нам, не требовала погасить свет - наверное, потому, что сама то и дело заглядывала к Вальке. Он лежал, дышал тихо-тихо, и голос у него тоже был чуть слышный. А я держала тяжеленную книгу - «Дети капитана Гранта», которую дедушка - нонсенс - разрешил взять из домашней библиотеки. Я не столько читала, мне было жаль Вальку - тащить его через многословие автора - сколько переворачивала страницы, показывая ему картинки, и рассказывая.
- Видишь? Они перешли Кордильеры, а потом долго ехали через пампасы, изнемогали от жажды. И когда, наконец, добрались до реки, то зашли в нее прямо на конях и готовы были выпить всю эту воду - такую холодную и чистую. А ночью они легли спать в загоне для скота - он называется армада. И у них было немного альфафары, это такое сено.
- Альфафара, - повторил Валька пересохшими губами.
Волшебное, легкое на языке слово.
- А потом на них напали красные волки... Бесчисленное множество красных волков... Смотри...
Мы переворачивали страницы, и дошли уже до бури в Индийском океане. «Ветер дул со скоростью четырнадцати узлов секунду, - не умея уж тут пересказать, читала я, - Он бешено свистел в снастях. Металлические тросы звенели, словно струны, по которым ударил чей-то гигантский смычок. Блоки сталкивались друг с другом. Снасти с режущим свистом двигались по своим шероховатым желобам. Паруса оглушительно хлопали, как пушечные выстрелы. Чудовищные валы уже шли на приступ яхты, которая, как бы смеясь над ними, словно морская ласточка, взлетела на их пенившиеся гребни».
Валька слушал, закрыв глаза. И казалось мне, переживал то самое, что я утром в лесу. Только мне, чтобы ожить - требовалось прикоснуться к самой жизни, а Вальке хватало воображения.
Я ушла от него, когда он заснул. И снился мне в ту ночь корабль, и кругосветное путешествие, которое только начинается. А мир, который предстоит увидеть - будет так же чист и ярок, как Валькины рисунки.