В чужих руках
От переводчика.
Эх, эту бы статью да в 2012-й год! Впрочем, и так хорошо получилось. Мы эту заразу на своей земле придушили (увы, лишь "при...") в зародыше. А вот немцы вырастили вполне себе монстра - ювенальную юстицию. И ее передовой форпост - Югендамт, (местное) управление [ведомство] по делам молодёжи, которое, полагаю, для немцев уже обладает таким же зловещим ореолом, как органы госбезопасности ГДР, штази. Вот только нет уже ни ГДР, ни штази, а югендамты в объединенной Германии есть, сели на шею немецкой семье, и ножки свесили.
http://sz-magazin.sueddeutsche.de/texte/anzeigen/43965/In-fremden-Haenden
Протокол: Катрин Лангханс и Райнер Штадлер
Югендамты (ЮА) во все нарастающей степени вмешиваются в семьи, забирая детей в приюты или патронатные семьи. Иные решения ЮА носят просто опустошающий характер, кто хоть однажды попал в эти жернова, так просто из них не выберется. Шесть историй страдания.
В Германии существует около 600 Югендамтов. Это административные учреждения органов коммунального самоуправления, они должны обеспечивать, чтобы дети рождались и росли здоровыми. Они планируют площадки для игр, консультируют подростков, у которых возникают трудности с вхождением в трудовую деятельность, они поддерживают родителей в вопросах воспитания. Но ЮА должен не только помогать, но и контролировать, что дети в своих семьях не заброшены или подвергаются жестокому обращению. В противном случае осуществляется процесс взятия под опеку: ребенок забирается из своей семьи и передается в патронатную или в приют. Число детей, забираемых ЮА из семей, растет: десять лет назад их было около 25 тысяч, в прошлом году уже почти 50 тысяч. Общественности такая тенденция зачастую объясняется тем, что для родителей задача воспитания становится все более чрезмерной. Однако, существуют факты, заставляющие скорее подозревать этот аппарат в том, что он вышел из-под контроля, что семьи, которые, возможно, нуждались в помощи, попали под мучительный пресс государственного насилия и были разрушены, без особой оглядки на законы и благо, которое, вообще-то, должно быть превыше всего: благо ребенка.
Томас Мёрсбергер - председатель Немецкого института помощи несовершеннолетним и семейного права: Я все чаще сталкиваюсь с делами, в которых семьи возмутительным образом задавлены совершенно незаконными вторжениями, например, в форме взятия под опеку ребенка через помещение его в другую семью. И я говорю лишь о случаях, в которых ЮА признало свою неправоту, разумеется, не публично. Я не могу разделить оптимизм, что добро от массового вмешательства случится само по себе.
Лоре Пешель-Гутцайт - адвокат по семейным делам, бывший член комитета по делам юстиции сената Гамбурга и Берлина: Конституционный суд повторно констатировал, что как суды по семейным делам, так и Югендамты слишком поспешно, без необходимого рассмотрения альтернативных решений, берут детей под опеку, а именно, забирают их у родителей. И что они также медлят с возвращением родителям их детей, что нарушает должностные инструкции и Конституцию.
Рисунок: Mrzyk & Moriceau
Случай 1
Урсула К., Бремен - мать Фарука.
Когда я забеременела, наши отношения с Юсуфом уже год как находилась на грани разрыва. Он часто угрожал мне, наносил побои, и все же я была привязана к нему эмоционально, да и в материальном плане. За два месяца до родов я обратилась в ЮА с просьбой устроить меня в дом матери и ребенка, чтобы я могла уйти на безопасное расстояние. Я сама нашла в Гамбурге подходящее место, не хватало только согласия ЮА на оплату расходов. Вместо этого я получила лишь разрешение на пособие по родам и акушерку. Ну вот, сказали мне, вы все теперь станете одной семьей. Позднее я узнала из документов, что ЮА уже на следующий день связался с больницей, явно планируя передачу ребенка под опеку.
Случай 2
Карин Э., Зигбург - мать Клаудии, 16 лет.
Классный руководитель явно держал меня и Клаудию на примете после того, как я сообщила ему, что Клаудию толкали трое подростков перед школьным автобусом. Вместо того, чтобы призвать их к ответу, он обвинил меня в том, что я вожу дочь в школу на автомобиле. Ей нужно стать более самостоятельной. Кроме того, она слишком толстая, ей нужно больше движения и более здоровое питание. Он стал травить Клаудию перед всем классом, не забыв и про меня, потому что я на него неоднократно жаловалась. При этом у Клаудии были хорошие отметки, в первую очередь по английскому языку, а в математике она была лучшей в классе. Я обратилась к директрисе, и получила ответ: в нашей школе травли не существует. У Клаудии все чаще стали возникать боли в животе, когда приходило время идти в школу, пропуски занятий участились, мы часто бывали у врача.
Тогда я была самостоятельна и обеспечена. Но когда дела пошли плохо, я хотела получить причитающуюся по закону страховку, но в итоге ничего не вышло. Поэтому я стала оплачивать медицинские расходы самостоятельно, что не было для меня какой-то особой проблемой. Однако, когда об этом узнала директриса, то подключила ЮА. Также она рассказала его сотрудникам, что Клаудия становится все толще и бесформеннее.
Случай 3
Ральф З., Мюнхен - отец Лизы.
В сентябре 2012 года моя подруга, мать моей дочери Лизы, получила серьезное психическое заболевание. Тогда я еще был в стадии развода и жил не с ними. О нервном расстройстве я узнал не сразу. Подругу положили в больницу, а дочь ЮА поместил в приют. Когда я услышал об этом, то поспешил в приют, где представился отцом Лизы. Затем я узнал, что моя подруга испытывала страх преследования со стороны убийц, и обвиняла меня в жестоком обращении с Лизой. Ведомство шесть недель запрещало мне любые контакты с Лизой.
Случай 4
Линда Н., Ганновер - мать Анны.
Мой тогдашний бой-френд с самого начала не хотел иметь дел с Анной. Еще во время беременности он говорил, что я должна сделать аборт. Я же надеялась, что мы еще создадим семью, но когда Анне стало полтора года, разошлись окончательно. Анна жила со мной, мой бывший отказывался платить на нее алименты. Внезапно год спустя, когда у него уже была другая подруга, его взгляды решительно изменились. Он потребовал предоставить ему возможность больше заниматься с Анной. Одновременно он распускал про нас всякие небылицы, например, когда я уехала из Ганновера, он обвинил меня в желании похитить Анну. Он сообщил в ЮА о том, что ребенок полностью изолирован от внешнего мира и растет не здоровым. Тогда мы жили рядом с яблочным садом, у Анны была собака и, разумеется, друзья. Суд в итоге принял решение, что ребенок должен чаще видеться с отцом.
Анна Н. (16 лет): я знаю, что уже тогда не охотно отправлялась к нему. Его новая подруга хотела, чтобы я называла ее "мама", к чему я не имела ни малейшего желания. Кроме того, они всегда плохо говорили про мою мать и ее семью. Я вспоминаю пару чудесных экскурсий и отпусков с отцом, но также и то, что он всегда держал меня под порядочным прессингом. Он был фанатом спорта и постоянно требовал от меня большего - чтобы я получала лучшие оценки, худела и всё такое прочее.
Случай 5
Гвидо В., Бонн - отец Ларисы.
Четыре года спустя после рождения Ларисы наши пути с моей тогдашней подругой разошлись. Лариса жила с ней, но я регулярно навещал ее, у нас были чудесные отношения. Все изменилось, когда подруга вышла из больницы, куда попала после инсульта. Я организовал для них обеих место в "доме многих поколений", однако моя бывшая решила перебраться к своей подруге. Как было потом установлено, моя бывшая подруга оказалась психически больна. Как и ее подруга. Она тоже имела дочь, по данным школы, с признаками безнадзорности. Посещения бывшей подруги и моей дочери становились для меня все более тяжелыми.
Случай 6
Штефани Р., Ламбрехт/Пфальц - приемная мать Луки.
Начало жизни оказался для Луки тяжелым. В возрасте четырех недель он заболел воспалением легких и коклюшем, отчего едва не умер. Четыре недели он был в коме, еще месяцами находился в отделении интенсивной терапии, рос с замедлением развития. Я уже в течение ряда лет вместе с воспитательницей детского сада занимаюсь с детьми, за которыми нужен очень большой уход. Когда Лука прибыл к нам в восьмимесячном возрасте, в ноябре 2008-го, он нуждался в кислородной подушке и был подключен к монитору, наблюдавшему за состоянием его легких, при любом отклонении от нормы дававшему звуковой сигнал, в том числе и ночью.
Для его матери, имевшей еще троих детей, Лука с самого начала оказался лишней обузой. Отца, имевшего своих четверых детей, она обвиняла в грубом к себе обращении, о чем донесла, куда надо. В первые годы жизни Луки его родители почти не интересовались его делами, не говоря уже про то, чтобы навещать его. Похоже, у них хватало других проблем.
Йоханнес Штрайф - детско-юношеский психолог, судебный эксперт: многие родители воспринимают ЮА как контролера, а не помощника. Это во многом следствие поведения сотрудников ЮА, и это достойно сожаления: большинство родителей в случаях пренебрежения или жестокого обращения с детьми просто находятся в ситуации загнанной лошади. Если родители из общения с ЮА получают опыт, что это контролирующая организация и фактор власти, они никогда больше не обратятся к его сотрудникам в случае нужды. Это мешает оказанию действенной помощи, которая смогла бы предотвратить много страданий и зла в семьях.
Ханс-Христиан Прештиен - бывший судья по семейным делам: ЮА просто завален случаями, относящимися к его компетенции. С одной стороны, он должен консультировать родителей и помогать им. С другой, должен разлучать детей и родителей, помещая первых под опеку без предварительного судебного разбирательства или предписания. То есть сотрудники берут на себя как-бы судебную функцию оценки ситуации "угрозы" для ребенка. Также отсутствует последующий судебный контроль за принятыми решениями, если родители не подают апелляцию, а они так не поступают потому, что зачастую просто не видят для себя ни малейших шансов на благоприятный исход.
Клаус-Уве Кирххоф - социальный педагог, опекун-представитель в судебных делах: в некоторых городах, например, Гамбурге и Бремене, сотрудник ЮА одновременно ведет сотню дел. Этот завал приводит к тому, что многие вообще не покидают свои бюро, в запарке давая характеристики людям, большей частью родителям, которых вообще в глаза не видели.
Уве Йопт - профессор психологии, эксперт: трагедии вроде случая с Кевином в Бремене или делом Шанталь в Гамбурге, обрушившую на органы власти массированную критику, разумеется, способствовали тому, что ЮА теперь лучше перебдит, чем недобдит. Проблема, впрочем, заключается в том, что многие Югендамты крайне неохотно идут на возвращение детей в родные семьи. Хотя суды самых высоких инстанций особо отмечали, что это должно быть высшей целью в служебной деятельности.
Райнхардт Виснер - правовед, многолетний советник федерального министерства по делам семьи: закон установил высокие барьеры, которые государство должно преодолеть, дабы вмешаться в родительские права. Одним из таковых является причинение вреда благополучию ребенка. И уже в этом первая трудность: что означает вред благополучию ребенка? Его же нельзя измерить градусником. Но и причинение такого вреда недостаточно само по себе. Суд и органы власти должны убедиться, что родители не имеют возможности предотвратить такой ход процесса. То есть эти инстанции должны дополнительно дать свой прогноз. Что рождает опасность, что принятые на основании этих прогнозов решения в последующем окажутся не правильны.
Продолжение следует.
Эх, эту бы статью да в 2012-й год! Впрочем, и так хорошо получилось. Мы эту заразу на своей земле придушили (увы, лишь "при...") в зародыше. А вот немцы вырастили вполне себе монстра - ювенальную юстицию. И ее передовой форпост - Югендамт, (местное) управление [ведомство] по делам молодёжи, которое, полагаю, для немцев уже обладает таким же зловещим ореолом, как органы госбезопасности ГДР, штази. Вот только нет уже ни ГДР, ни штази, а югендамты в объединенной Германии есть, сели на шею немецкой семье, и ножки свесили.
http://sz-magazin.sueddeutsche.de/texte/anzeigen/43965/In-fremden-Haenden
Протокол: Катрин Лангханс и Райнер Штадлер
Югендамты (ЮА) во все нарастающей степени вмешиваются в семьи, забирая детей в приюты или патронатные семьи. Иные решения ЮА носят просто опустошающий характер, кто хоть однажды попал в эти жернова, так просто из них не выберется. Шесть историй страдания.
В Германии существует около 600 Югендамтов. Это административные учреждения органов коммунального самоуправления, они должны обеспечивать, чтобы дети рождались и росли здоровыми. Они планируют площадки для игр, консультируют подростков, у которых возникают трудности с вхождением в трудовую деятельность, они поддерживают родителей в вопросах воспитания. Но ЮА должен не только помогать, но и контролировать, что дети в своих семьях не заброшены или подвергаются жестокому обращению. В противном случае осуществляется процесс взятия под опеку: ребенок забирается из своей семьи и передается в патронатную или в приют. Число детей, забираемых ЮА из семей, растет: десять лет назад их было около 25 тысяч, в прошлом году уже почти 50 тысяч. Общественности такая тенденция зачастую объясняется тем, что для родителей задача воспитания становится все более чрезмерной. Однако, существуют факты, заставляющие скорее подозревать этот аппарат в том, что он вышел из-под контроля, что семьи, которые, возможно, нуждались в помощи, попали под мучительный пресс государственного насилия и были разрушены, без особой оглядки на законы и благо, которое, вообще-то, должно быть превыше всего: благо ребенка.
Томас Мёрсбергер - председатель Немецкого института помощи несовершеннолетним и семейного права: Я все чаще сталкиваюсь с делами, в которых семьи возмутительным образом задавлены совершенно незаконными вторжениями, например, в форме взятия под опеку ребенка через помещение его в другую семью. И я говорю лишь о случаях, в которых ЮА признало свою неправоту, разумеется, не публично. Я не могу разделить оптимизм, что добро от массового вмешательства случится само по себе.
Лоре Пешель-Гутцайт - адвокат по семейным делам, бывший член комитета по делам юстиции сената Гамбурга и Берлина: Конституционный суд повторно констатировал, что как суды по семейным делам, так и Югендамты слишком поспешно, без необходимого рассмотрения альтернативных решений, берут детей под опеку, а именно, забирают их у родителей. И что они также медлят с возвращением родителям их детей, что нарушает должностные инструкции и Конституцию.
Рисунок: Mrzyk & Moriceau
Случай 1
Урсула К., Бремен - мать Фарука.
Когда я забеременела, наши отношения с Юсуфом уже год как находилась на грани разрыва. Он часто угрожал мне, наносил побои, и все же я была привязана к нему эмоционально, да и в материальном плане. За два месяца до родов я обратилась в ЮА с просьбой устроить меня в дом матери и ребенка, чтобы я могла уйти на безопасное расстояние. Я сама нашла в Гамбурге подходящее место, не хватало только согласия ЮА на оплату расходов. Вместо этого я получила лишь разрешение на пособие по родам и акушерку. Ну вот, сказали мне, вы все теперь станете одной семьей. Позднее я узнала из документов, что ЮА уже на следующий день связался с больницей, явно планируя передачу ребенка под опеку.
Случай 2
Карин Э., Зигбург - мать Клаудии, 16 лет.
Классный руководитель явно держал меня и Клаудию на примете после того, как я сообщила ему, что Клаудию толкали трое подростков перед школьным автобусом. Вместо того, чтобы призвать их к ответу, он обвинил меня в том, что я вожу дочь в школу на автомобиле. Ей нужно стать более самостоятельной. Кроме того, она слишком толстая, ей нужно больше движения и более здоровое питание. Он стал травить Клаудию перед всем классом, не забыв и про меня, потому что я на него неоднократно жаловалась. При этом у Клаудии были хорошие отметки, в первую очередь по английскому языку, а в математике она была лучшей в классе. Я обратилась к директрисе, и получила ответ: в нашей школе травли не существует. У Клаудии все чаще стали возникать боли в животе, когда приходило время идти в школу, пропуски занятий участились, мы часто бывали у врача.
Тогда я была самостоятельна и обеспечена. Но когда дела пошли плохо, я хотела получить причитающуюся по закону страховку, но в итоге ничего не вышло. Поэтому я стала оплачивать медицинские расходы самостоятельно, что не было для меня какой-то особой проблемой. Однако, когда об этом узнала директриса, то подключила ЮА. Также она рассказала его сотрудникам, что Клаудия становится все толще и бесформеннее.
Случай 3
Ральф З., Мюнхен - отец Лизы.
В сентябре 2012 года моя подруга, мать моей дочери Лизы, получила серьезное психическое заболевание. Тогда я еще был в стадии развода и жил не с ними. О нервном расстройстве я узнал не сразу. Подругу положили в больницу, а дочь ЮА поместил в приют. Когда я услышал об этом, то поспешил в приют, где представился отцом Лизы. Затем я узнал, что моя подруга испытывала страх преследования со стороны убийц, и обвиняла меня в жестоком обращении с Лизой. Ведомство шесть недель запрещало мне любые контакты с Лизой.
Случай 4
Линда Н., Ганновер - мать Анны.
Мой тогдашний бой-френд с самого начала не хотел иметь дел с Анной. Еще во время беременности он говорил, что я должна сделать аборт. Я же надеялась, что мы еще создадим семью, но когда Анне стало полтора года, разошлись окончательно. Анна жила со мной, мой бывший отказывался платить на нее алименты. Внезапно год спустя, когда у него уже была другая подруга, его взгляды решительно изменились. Он потребовал предоставить ему возможность больше заниматься с Анной. Одновременно он распускал про нас всякие небылицы, например, когда я уехала из Ганновера, он обвинил меня в желании похитить Анну. Он сообщил в ЮА о том, что ребенок полностью изолирован от внешнего мира и растет не здоровым. Тогда мы жили рядом с яблочным садом, у Анны была собака и, разумеется, друзья. Суд в итоге принял решение, что ребенок должен чаще видеться с отцом.
Анна Н. (16 лет): я знаю, что уже тогда не охотно отправлялась к нему. Его новая подруга хотела, чтобы я называла ее "мама", к чему я не имела ни малейшего желания. Кроме того, они всегда плохо говорили про мою мать и ее семью. Я вспоминаю пару чудесных экскурсий и отпусков с отцом, но также и то, что он всегда держал меня под порядочным прессингом. Он был фанатом спорта и постоянно требовал от меня большего - чтобы я получала лучшие оценки, худела и всё такое прочее.
Случай 5
Гвидо В., Бонн - отец Ларисы.
Четыре года спустя после рождения Ларисы наши пути с моей тогдашней подругой разошлись. Лариса жила с ней, но я регулярно навещал ее, у нас были чудесные отношения. Все изменилось, когда подруга вышла из больницы, куда попала после инсульта. Я организовал для них обеих место в "доме многих поколений", однако моя бывшая решила перебраться к своей подруге. Как было потом установлено, моя бывшая подруга оказалась психически больна. Как и ее подруга. Она тоже имела дочь, по данным школы, с признаками безнадзорности. Посещения бывшей подруги и моей дочери становились для меня все более тяжелыми.
Случай 6
Штефани Р., Ламбрехт/Пфальц - приемная мать Луки.
Начало жизни оказался для Луки тяжелым. В возрасте четырех недель он заболел воспалением легких и коклюшем, отчего едва не умер. Четыре недели он был в коме, еще месяцами находился в отделении интенсивной терапии, рос с замедлением развития. Я уже в течение ряда лет вместе с воспитательницей детского сада занимаюсь с детьми, за которыми нужен очень большой уход. Когда Лука прибыл к нам в восьмимесячном возрасте, в ноябре 2008-го, он нуждался в кислородной подушке и был подключен к монитору, наблюдавшему за состоянием его легких, при любом отклонении от нормы дававшему звуковой сигнал, в том числе и ночью.
Для его матери, имевшей еще троих детей, Лука с самого начала оказался лишней обузой. Отца, имевшего своих четверых детей, она обвиняла в грубом к себе обращении, о чем донесла, куда надо. В первые годы жизни Луки его родители почти не интересовались его делами, не говоря уже про то, чтобы навещать его. Похоже, у них хватало других проблем.
Йоханнес Штрайф - детско-юношеский психолог, судебный эксперт: многие родители воспринимают ЮА как контролера, а не помощника. Это во многом следствие поведения сотрудников ЮА, и это достойно сожаления: большинство родителей в случаях пренебрежения или жестокого обращения с детьми просто находятся в ситуации загнанной лошади. Если родители из общения с ЮА получают опыт, что это контролирующая организация и фактор власти, они никогда больше не обратятся к его сотрудникам в случае нужды. Это мешает оказанию действенной помощи, которая смогла бы предотвратить много страданий и зла в семьях.
Ханс-Христиан Прештиен - бывший судья по семейным делам: ЮА просто завален случаями, относящимися к его компетенции. С одной стороны, он должен консультировать родителей и помогать им. С другой, должен разлучать детей и родителей, помещая первых под опеку без предварительного судебного разбирательства или предписания. То есть сотрудники берут на себя как-бы судебную функцию оценки ситуации "угрозы" для ребенка. Также отсутствует последующий судебный контроль за принятыми решениями, если родители не подают апелляцию, а они так не поступают потому, что зачастую просто не видят для себя ни малейших шансов на благоприятный исход.
Клаус-Уве Кирххоф - социальный педагог, опекун-представитель в судебных делах: в некоторых городах, например, Гамбурге и Бремене, сотрудник ЮА одновременно ведет сотню дел. Этот завал приводит к тому, что многие вообще не покидают свои бюро, в запарке давая характеристики людям, большей частью родителям, которых вообще в глаза не видели.
Уве Йопт - профессор психологии, эксперт: трагедии вроде случая с Кевином в Бремене или делом Шанталь в Гамбурге, обрушившую на органы власти массированную критику, разумеется, способствовали тому, что ЮА теперь лучше перебдит, чем недобдит. Проблема, впрочем, заключается в том, что многие Югендамты крайне неохотно идут на возвращение детей в родные семьи. Хотя суды самых высоких инстанций особо отмечали, что это должно быть высшей целью в служебной деятельности.
Райнхардт Виснер - правовед, многолетний советник федерального министерства по делам семьи: закон установил высокие барьеры, которые государство должно преодолеть, дабы вмешаться в родительские права. Одним из таковых является причинение вреда благополучию ребенка. И уже в этом первая трудность: что означает вред благополучию ребенка? Его же нельзя измерить градусником. Но и причинение такого вреда недостаточно само по себе. Суд и органы власти должны убедиться, что родители не имеют возможности предотвратить такой ход процесса. То есть эти инстанции должны дополнительно дать свой прогноз. Что рождает опасность, что принятые на основании этих прогнозов решения в последующем окажутся не правильны.
Продолжение следует.