Как уходит моя Москва
Не заметно, не ощутимо течет река времени. Мы смотрим на жизнь, но ловим только интервалы. Как будто отсекаем некие основополагающие точки. Раз - детство прошло, Два - школьная пора и подростковая безголовость, Три - юность с ее угаром и кажется вечностью впереди, Четыре - ..... а что ж это, разве столько уже прошло, разве большая часть жизни за плечами?.... А в этих интервалах сосредоточено все то, чем мы на самом деле дорожили и что осталось для нас важного. Память, вечный проводник, привратник прошлого, открывает двери.
Я вспоминала детство. Гуляла по улицам города, в котором я родилась, живу, с некоторой грустью понимала, что это уже совсем не тот город. Да, что там, страна совсем не та. Она не лучше и не хуже. Просто другая. Часть моего детства уже исчезла с лица моего города. Школа, которая была 1- ым артиллерийским училищем еще до войны, у ее входа так и стояла пушка, по которой мы карабкались в детстве и стреляли из нее по зловредным фашистам. Кто же из нас тогда мог предположить, что такое явление может снова начать куролесить по миру, как передвижной цирк с взрывоопасной начинкой. Школу снесли, на ее месте теперь прекрасный и современный Центр образования. А я все слышу звон бьющихся окон и гулкий звук падающих кусков стен. Не рассчитали. Не смогли снести ее так быстро, как хотели. Здание, построенное чуть ли не в 1937 году, не сдавалось, как и его выпускники. Держалось долго. Пришлось тогда "грызть"его по частям. Так снесли какой-то кусочек мозаики, в которой было солнечно, уютно и так спокойно. Я не люблю Кутузовский проспект. Я помню его величественный простор и харизматичные сталинки, они основательны и столпоподобны. Высоко над ними проплывали облака, не касаясь, и тем еще больше подчеркивалась степенность и величественность проспекта. Их логическое продолжение - Триумфальная арка и парк победы. Только без колбасы, нашинкованной копьем и, Бог весть, как зависшей в раскоряке Ники. Сейчас за ними я вижу наслоение чуждого мира из стекла, металла, как будто здоровому и крепкому дереву сделали прививку из корчащейся породы, искусственно выведенного вида. Закручивающиеся в бессмысленном движении, неловко брошенные друг на друга кубы, горящие манящими огнями в ночи. Но свою истинную суть они демонстрируют только во время тумана. Впрочем, откуда в городе туман?! Смог. Вот тогда все на своих местах. Это просто видение из преисподней. Нелепые контуры уходящие в высь подвижного дыма, подсвеченного болотно-зеленым сиянием. Я не ханжа, бросьте. Я понимаю и принимаю прогресс. Я даже ЭТО готова принять, но не в центре МОЕГО старого города. Я не зову в свою веру, не навязываю ее, но и гадить на нее не могу позволить. Так надругались над еще одной частичкой моего детства. Москва большая, скажите мне Вы. Пусть так, но каждый переулок той самой, уходящей, дорог для меня. Я помню даже запах пекарни, мимо которой я ездила каждый день в школу. И тогда казалось таким нелепым красное кирпичное здание. А аромат свежей выпечки будил даже зимой. Он проникал в запотевшие, разрисованные диковиными цветами инея окна троллейбуса и заставлял зажмуриться и с блаженством вдыхать морозный воздух, не успевший согреться еще внутри сонного царства общественного транспорта. А после школы можно было проехать пару остановок, выскочить и купить в палатке обжигающий руки хлеб. Это здание еще не снесли, но проезжая мимо него, теперь уже в машине, я не хочу смотреть на выбитые окна цехов, покосившиеся козырьки. Оно, как старик, беспомощный, брошенный своими детьми, который роется по пустой помойке, не в силах слепыми глазами увидеть, что вокруг. А вокруг него разрастаются новые, цветущие достатком дома, которые с презрением кидают тень на позорящего их соседа, торопят его уже скорее покинуть этот мир и освободить занимаемое им место для более "достойных". Нет. Я совру, сказав, что все, что есть, что появилось в Москве вот так же уничтожило ее. Но столько есть всего, что стирает ее уникальный облик, а вместе с тем давит немилосердной пятой нововведений важные исторические вехи. Нет. Не мои. Но города. Целиком. Особняки Москвы - гордость и красота. Я помню, как ходила по улочкам вдоль Арбата и нового Арбата, тогда он был - Калининский проспект. И все переулки, до самой церкви, в которой венчались Пушкин и Гончарова, были наполнены детским смехом мамы и ее друзей. Все бульварное кольцо, набережные яузы скользили лентами их игр. Я помню, как рассказывала мама, в каком доме жила она, а вот там Голубкина пела и было слышно из окна ее чистый голос и голоса ее друзей, здесь жил поэт, тут композитор, вот то окно писателя и может быть оттуда он смотрел на неспешную, тогда еще, московскую жизнь. Не дома по отдельности, не люди, а удивительный пласт истории и искусства, вот чем представал для меня заповедный центр, огороженный садовым кольцом. Я помню, как погружались в асфальт нижние ступени этих домов, зарастали цоколи. И с каким удивительным спокойствием смотрели лики прекрасных барельефов ушедшей эпохи модерн. 90-ы тяжело ударили по всей нашей бедной стране. Каждому городу досталось от ..... не повернется язык сказать от души, это ведь от ее отсутствия. В моду пришел "блеск и шик". Это как стразы, вместо драгоценных камней, как лишние рюши и броские цвета на платье вместо выдержанного стиля. Желание произвести "эффЭкт" чем угодно. А на волне хабалок и бандюков, москва захлебнулась мнимой роскошью и тем, что они видели и понимали под этим словом. Здания теряли облик, появлялись на свет гротескные уродцы, должные ознаменовать восхождение на трон нового царька. Сколько снесли тогда, сколько, под шумок, "подгрызают сейчас". И как удобно, что можно начать капитальную реконструкцию дома, оставив внешнюю стену фасада плохо закрепленной на конструктиве, а когда она рухнет, законно повиниться и пообещать восстановить на этом месте ..... такое же по красоте здание! Нет, конечно, оно не повторит тот же облик, но .... мы заплатим штраф и принесем горожанам извинения. И вот уже и центр, аккуратно гложется термитами и потихоньку, то тут, то там, появляются дома, которые далеки от той самой первозданной красоты. Не считайте меня голословной. Краснопресненский парк, все мое детство прошло в нем, в прудах жили утки, а иногда мы даже хулиганили и плавали там на плотах. Когда-то это было усадьбой Студенец. В мое дество старинное здание, с чудесной бальной залой, купол которой давал эхо от самых тихих шагов, а из огромных стрельчатых окон виден был прекрасный парк с множество мостков и даже фонтан, было кинотеатром. Небольшой, уютный, и потому не всегда можно было достать билет на сеанс. Кинотеатр закрылся в пене 90-х. А в 2000-х здание вдруг превратилось в элитный клуб совсем не для всех. И облик его настолько изменили, что бедняга Жилярди, создававший величественный облик, должен был бы перевернуться в гробу, а генерал Закревский, ветеран превративший свою усадьбу в памятник войне 1812 года, ручонки бы пообрубал умельцам, да , жаль, нет его. Я помню коновязи, в мое детство они стояли на улочке, ведущей к воротам этого парка редкие, как зубы древней клячи, с отбитыми, Бог ведает как вообще этого можно было достичь, краями. В 90-е не стало их. В 2000 уничтожили самым паскудным образом роскошный памятник истории и архитектуры. Парк облагородили, поставили вышки WIFI, восстановили сцену эстрады на одном из островов и теперь летом там можно посидеть с комфортом и посмотреть неплохие фильмы. Но лебеди, жившие в тех прудах не вернутся, насильно не заселить, а здание стоит немым укором. Я помню старый добрый Московский детский мир. Почему так? Даже дорога до него, казалось, готовила к СКАЗКЕ внутри. Я не смогу объяснить сейчас своей дочке, знакомой с прекрасными творениями художества и графики, видевшей модели известных зданий с изумительным чувством и пониманием меры воссозданных в миниатюре и крупно, что же так трогало, что создавало ауру чуда. Это просто надо было прожить! Не потому, что мало было у нас чего-то красивого. Сейчас так размыты и слиты границы между красотой и откровенной безвкусицей, что фильтром , плюющимся от отвращения выступаешь ты сам - родитель. И вот, кажется, что твой ребенок имеет все то, чего хотел иметь когда-то ты сам. Но отчего же тогда СКАЗКА-то исчезает У НИХ???? Ведь у нас, у которых не было Барби (хотя в моем классе детей дипломатов и партработников такое добро было), но, черт возьми, в нашем детстве была ЭТА СКАЗКА! Я не покупала своей дочке барби никогда, и прочие дистрофично исковерканные, диссонансные, негармоничные фигуры убогих красоток прошли мимо моего ребенка, пусть она меня за это простит. Я не стану рваться и с пеной у рта призывать, убрать это из продажи, да и "вредным для поколения" не считаю. Но, как мне кажется, именно такие игрушки потихоньку убивают сказку. А у нас ОНА была в центральном зале того самого детского мира. И, все переходы и дорожки вели ТУДА. Под сводом с маятником огромных живых часов. А в центре зала стояла избушка, мне всегда казалось, что она та самая, на курьих ножках. Я не могла даже себе объяснить, почему мне думалось, что именно, когда магазин закрывается, в нем оживает настоящая жизнь. Исчезает барьер, огораживающий эту избушку и СКАЗКА выходит из нее. И мне так хотелось проникнуть туда внутрь и поглядеть, хоть одним глазком, что же там. А вокруг бардюра ходили тетки с габаритами гренадеров петровских полков и каменными минами истуканов, но даже они не способны были разрушить этот мираж волшебства. И я звала бабушку снова и снова: "Ба, давай съездим снова в сказку...". Мы редко покупали там что-то, да и когда покупали, какую-то безделицу - мячики, бабушка знала, что я любитель быстрых игр. А я знала, что у бабушки, которая проработала всю жизнь и вырастила троих детей, была мизерная пенсия и мне было бы так стыдно просить у нее что-то мне купить. Мы не были бедны и родители не стали бы отказывать, мне просто было бы стыдно самой. Знаете как бывает, ты можешь позволить себе, но вроде у тебя все есть, что тебе действительно интересно. А самой лучшей игрушкой из детства, я помню ее до сих пор, были пенопластовые коты, которых мне делал брат из сыпучего крошкой пенопласта и алюминиевой проволоки. Я старательно разворачивала их тело и хвост, свернутые в тугую пружину, аккуратно снимала голову, лапы и кончик хвоста и приносила брату со словами: "Вов, еще...". И, наверное, самое главное в них было то, что он их делал специально для меня. И больше таких не было ни у кого на свете. Так что мне было дико смотреть на частые для детского мира явления, когда разодетые детишки, капризным голосом требовали от родителей "Купи, нет, ты мне купишь...", катались по мраморному полу, лживыми слезами и жадными ручонками с указующими на полки пальцами они ломали четкий образ СКАЗКИ. И пока они не уничтожили ее , я говорила: "Бабу, пойдем, мы уже засиделись в сказке". И мы уходили, а ночью снилось, как приглашающе гостеприимно открывается дверь и растворяются окошки. ...
И вот теперь я сама рисую дочке СКАЗКУ в ее комнате и каждый раз надеюсь, что, когда она засыпает, где-то там, в ее благополучном сне, тоже открываются гостеприимные двери добра, и красота одухотворена, а не покрыта мишурой и липовой позолотой. Что ее мечтой не станет гулкий пустой внутри золотой идол. И я хочу, чтобы она, как и я когда-то, осознала, что куда важнее то, что делается именно для нее и значит то, что будет делать именно она. Что сколько ни старайся, ни тщись, но настоящую красоту не купишь. Роскошь и пресыщенность развращают, а не воспитывают понимание красоты. Эстетика все же должна быть дозирована. Как самый ценный для организма витамин, каждодневный прием которого укрепляет нас, но принятый сразу и весь в одночасье убьет. Я леплю С НЕЙ ВМЕСТЕ недолговечные снежные фигуры. Но в каждой из них есть ее труд, а созданные красивыми, не простыми снеговиками, они будят ее гордость за ее умение. Они не простоят долго. Их не растопит солнце. Их сломают люди. Или те, кто себя такими считают. Такие же, как и те, которые отбивали руки и носы греческих скульптур, но в нашем новом и более благополучном мире. Мне не жалко снег. Мне жалко тех, кого не воспитали, тех у кого внутренняя злоба не способна дать им не только создать, но даже смириться с тем, что рядом может быть создано. Мы многое слепили за эти годы, не только сами. Люблю присоединять народ к такому делу. Это, как психологический эксперимент и радость для детей. Были: снежная королева, Простачок и Белоснежка, спящий дракон и прочих куча. Но ни одна из этих фигур не простояла больше 2-х дней. Все то, что олицетворяло жизнелюбие, гордость, нежность, все было исковеркано, снесено до основания. И только одна группа простояла почти неделю, пока таять не начала... Старик скрипач, с понурой головой, ссутуленной спиной, скрипкой в одной руке и безвольно повисшей второй со смычком. Перед ним на задних лапках маленькая куцая собачонка и помятая шляпа для подаяний. Мы делали эту группу часа 4-ре не меньше, подходили незнакомые дети, мы и сами предлагали поучаствовать. Менялись дети, родители, просто прохожие. Почему так? Фигура полная уничижения, боли, всего, что не делает нашу жизнь веселее, не дает стимула, энергии, которая должна толкать на свершения. Почему именно ЭТО должно стоять неделю и люди пройдут мимо и скажут, что это красиво. Неужели настолько больнО и искалечено общество, что дети в нем стремятся уничтожить то, что должно воспитать в них гордость, радость, заботу о хрупкости того, что рядом, в конечном итоге, - это просто умение любить жизнь. Может я заблуждаюсь, но я не верю, что те, с кем мы лепили эти фигуры придут под покровом ночи, как воры, чтобы разрушить их. Я, наверно, идеалист. Но поделиться может только умеющий что-то создавать. Я люблю жизнь, радуюсь ей в различных ее проявляениях, и я просто делюсь ею с ВАМИ. И только ВАМ решать, что Вы сделаете со СВОЕЙ САМИ.
Так как же исчезает МОЯ Москва? Может быть именно с такими хрупкими фигурами и с людьми, которым только кажется, что они люди?
