Трасса.
Каждый раз, встречая на ночной трассе очередного безыдейного любителя ксенона и неотрегулированных фар, я почему-то не ощущаю в себе пиетета и восторженности. Нет во мне и доли должного трепета. Не проносится уважительное мысленное замечание: «Вот едет он. Властитель денег и носитель власти. Какой он клевый».
Нет. Отнюдь. Перед внутренним взором уставших от слепящего света глаз рисуется проказливая картинка - совершенно, надо заметить, неуважительного толка. А именно: видится мне во встречной машине половой хрен, затейливо увитый праздничной гирляндой с разноцветными огонечками. Такой себе посредственный хушко, слабый и некрасивый, но сияющий подобно кремлевским башням. Подогреваемая природной мстительностью фантазия развивает сюжет: лампочки в гирлянде ярко мерцают в произвольном порядке, обжигая чувствительную поверхность носителя, и тот подпрыгивает, морщится и извивается, что тот червяк на леске, болезненно поджимая яйчишки. «Ай! Ой! Ой-ей-ей!»
Более того, если пририсовать к тому хрену глаз, то картинка получается совсем благолепная. Лишенный век, глаз не может прикрыться ничем от яркого света, а лампочки-то продолжают мерцать, жечь, слепить. Роскошная иллюминация и полное ощущение праздника.
На этом месте обычно я начинаю ощущать некоторое смущение от собственной кровожадности и испытывать подобие сочувствия к бедняге-ксенонолюбу, доведенному моими измышлениями до столь плачевного состояния. До следующего аналогичного, которому достанется все то же, плюс еще что сверху.
О том же, что, по мнению моего воображения, грозит тем, кто занимает полторы полосы разом, пожалуй, стыдливо умолчим. Недогадливых отсылаю к трактату Malleus maleficarum, раздел о методологии допроса ведьм и иных приспешников дьявола. И помните, дорогие фанаты дорожного выпендрежа - до чего додумалась я, довольно добрая девочка, до того обязательно допрут черти в аду, куда вы в конце концов всенепременно попадете.
Но, если отвлечься от социума, то ночная трасса, на деле, совершенно прекрасна. Дороги в уральском регионе, в отличие от подмосковных и питерских, где на каждом шагу то маленькие городки, то стоянки, то заправки, по большей части окружена лесами, степью, полями. Славно выезжать довольно поздно, близ полуночи. Практически нет других машин, кроме громадных фур - неповоротливых добрых гигантов, которые чаще всего подскажут, можно ли обгонять его, понимая, что из-за такой махины обзор не самый лучший.
Мчишься, практически не ощущая давления ступни на педаль. Сто, сто двадцать, сто сорок. Редко больше. От Челябинска до Екатеринбурга 190 с небольшим километров, но безоглядно гнать по этой трассе стоит не везде. Дорога то гладкая и прямая, щедро освещенная фонарями, то узкая двухполоска, петляющая в темноте между холмов, а то и вовсе узкий щебеночный проезд в местах ремонта - как, например, на мосту через Синару, который разложен на составляющие уже полтора месяца.
В открытое окно врывается прохладный ветер, гладит кожу, треплет волосы, подговаривает лететь быстрее. Воздух плотно напоен густым запахом остывающей земли, прогретой за день, влажного подлеска и степных трав. Тем самым специфическим сладковатым, насыщенным ароматом летней ночи, который можно ощутить даже в городе. Ароматом, возведенным в десятую степень. Ближе к дому вплетутся нотки сосновой смолы и хвои. Уже по ним можно определить, где ты сейчас, даже не глядя на знаки.
Иногда потянет теплой сыростью озерной воды. Внезапно въедешь в низину, затянутую плотными полосами тумана. Из колонок звучит старый луизианский рок-н-ролл, и легче легкого ощутить, что ты где-то под Новым Орлеаном, где-то близ медлительной и туманной Миссисипи, где-то недалеко от того, что не надо рассматривать в дымной темноте. Временами ощущение это становится настолько убедительным, что рука сама тянется прикрыть окно (всем известно, что тогда то, что в темноте, не сможет тебя сцапать). Наверняка оно ухмыляется, но следует правилам игры. До поры до времени.
Едешь уже час. Ладони прирастают к поверхности руля, сливаются с ним. Потом также врастают в салон спина, ноги. Озерцо света на асфальте перед тобой, темные горы леса, сливающегося с облаками. Ветер равно оглаживает и мои руки, и корпус машины. Это я становлюсь металлической, или она живой? Все равно. Мы летим, вдыхаем запахи ночи, под колесами свистят километры. Если приглушить музыку, слышно будет, как шумит подступающий к трассе лес, перекликаются на обочинах бессонные сверчки, вскрикивает какая-то птица. Моя старушка поскрипывает на ходу, как деревянный корабль, но отказывается принимать во внимание возраст - утробно урча, рвется вперед до ста пятидесяти, ста шестидесяти, и нужно мягко набирать поводья. Любовь к скоростям и бесстрашие не должны быть тождественны слабоумию и отваге, дорогая. Ворчливо, та все же соглашается.
Где-то летим. Где-то почтенно, как бабуленьки, трюхаем на разрешенных 80-90. Полтора-два часа в дороге, от борда «Челябинск» до «Екатеринбург». Ночная трасса может пролегать где угодно. Когда покидаешь один город, и до въезда в другой, мистическим образом находишься всего лишь между «здесь» и «там». И здесь, и там может быть где угодно. Пространство духа и скорости, а остальное, по большому счету, просто буквы на придорожных щитах.
Деликатес для интроверта. Который, ей-же-ей, был бы еще вкуснее и вдохновенней, не будь обсижен мухами из первого абзаца. Но, коль уж я пишу эту путевую заметку, дорога снова закончилась удачно. Мы дома.
Нет. Отнюдь. Перед внутренним взором уставших от слепящего света глаз рисуется проказливая картинка - совершенно, надо заметить, неуважительного толка. А именно: видится мне во встречной машине половой хрен, затейливо увитый праздничной гирляндой с разноцветными огонечками. Такой себе посредственный хушко, слабый и некрасивый, но сияющий подобно кремлевским башням. Подогреваемая природной мстительностью фантазия развивает сюжет: лампочки в гирлянде ярко мерцают в произвольном порядке, обжигая чувствительную поверхность носителя, и тот подпрыгивает, морщится и извивается, что тот червяк на леске, болезненно поджимая яйчишки. «Ай! Ой! Ой-ей-ей!»
Более того, если пририсовать к тому хрену глаз, то картинка получается совсем благолепная. Лишенный век, глаз не может прикрыться ничем от яркого света, а лампочки-то продолжают мерцать, жечь, слепить. Роскошная иллюминация и полное ощущение праздника.
На этом месте обычно я начинаю ощущать некоторое смущение от собственной кровожадности и испытывать подобие сочувствия к бедняге-ксенонолюбу, доведенному моими измышлениями до столь плачевного состояния. До следующего аналогичного, которому достанется все то же, плюс еще что сверху.
О том же, что, по мнению моего воображения, грозит тем, кто занимает полторы полосы разом, пожалуй, стыдливо умолчим. Недогадливых отсылаю к трактату Malleus maleficarum, раздел о методологии допроса ведьм и иных приспешников дьявола. И помните, дорогие фанаты дорожного выпендрежа - до чего додумалась я, довольно добрая девочка, до того обязательно допрут черти в аду, куда вы в конце концов всенепременно попадете.
Но, если отвлечься от социума, то ночная трасса, на деле, совершенно прекрасна. Дороги в уральском регионе, в отличие от подмосковных и питерских, где на каждом шагу то маленькие городки, то стоянки, то заправки, по большей части окружена лесами, степью, полями. Славно выезжать довольно поздно, близ полуночи. Практически нет других машин, кроме громадных фур - неповоротливых добрых гигантов, которые чаще всего подскажут, можно ли обгонять его, понимая, что из-за такой махины обзор не самый лучший.
Мчишься, практически не ощущая давления ступни на педаль. Сто, сто двадцать, сто сорок. Редко больше. От Челябинска до Екатеринбурга 190 с небольшим километров, но безоглядно гнать по этой трассе стоит не везде. Дорога то гладкая и прямая, щедро освещенная фонарями, то узкая двухполоска, петляющая в темноте между холмов, а то и вовсе узкий щебеночный проезд в местах ремонта - как, например, на мосту через Синару, который разложен на составляющие уже полтора месяца.
В открытое окно врывается прохладный ветер, гладит кожу, треплет волосы, подговаривает лететь быстрее. Воздух плотно напоен густым запахом остывающей земли, прогретой за день, влажного подлеска и степных трав. Тем самым специфическим сладковатым, насыщенным ароматом летней ночи, который можно ощутить даже в городе. Ароматом, возведенным в десятую степень. Ближе к дому вплетутся нотки сосновой смолы и хвои. Уже по ним можно определить, где ты сейчас, даже не глядя на знаки.
Иногда потянет теплой сыростью озерной воды. Внезапно въедешь в низину, затянутую плотными полосами тумана. Из колонок звучит старый луизианский рок-н-ролл, и легче легкого ощутить, что ты где-то под Новым Орлеаном, где-то близ медлительной и туманной Миссисипи, где-то недалеко от того, что не надо рассматривать в дымной темноте. Временами ощущение это становится настолько убедительным, что рука сама тянется прикрыть окно (всем известно, что тогда то, что в темноте, не сможет тебя сцапать). Наверняка оно ухмыляется, но следует правилам игры. До поры до времени.
Едешь уже час. Ладони прирастают к поверхности руля, сливаются с ним. Потом также врастают в салон спина, ноги. Озерцо света на асфальте перед тобой, темные горы леса, сливающегося с облаками. Ветер равно оглаживает и мои руки, и корпус машины. Это я становлюсь металлической, или она живой? Все равно. Мы летим, вдыхаем запахи ночи, под колесами свистят километры. Если приглушить музыку, слышно будет, как шумит подступающий к трассе лес, перекликаются на обочинах бессонные сверчки, вскрикивает какая-то птица. Моя старушка поскрипывает на ходу, как деревянный корабль, но отказывается принимать во внимание возраст - утробно урча, рвется вперед до ста пятидесяти, ста шестидесяти, и нужно мягко набирать поводья. Любовь к скоростям и бесстрашие не должны быть тождественны слабоумию и отваге, дорогая. Ворчливо, та все же соглашается.
Где-то летим. Где-то почтенно, как бабуленьки, трюхаем на разрешенных 80-90. Полтора-два часа в дороге, от борда «Челябинск» до «Екатеринбург». Ночная трасса может пролегать где угодно. Когда покидаешь один город, и до въезда в другой, мистическим образом находишься всего лишь между «здесь» и «там». И здесь, и там может быть где угодно. Пространство духа и скорости, а остальное, по большому счету, просто буквы на придорожных щитах.
Деликатес для интроверта. Который, ей-же-ей, был бы еще вкуснее и вдохновенней, не будь обсижен мухами из первого абзаца. Но, коль уж я пишу эту путевую заметку, дорога снова закончилась удачно. Мы дома.