Размышления о религиозности гуманизма и антигуманизма
Называя метафизику коммунизма красной, не обязательно соединяться с «красными» в смысле деления, возникшего в ходе Гражданской войны. Красная - в смысле борьбы с черным началом, которое присягает смерти. Красной - вследствие противопоставления смерти - Жизни, Красной весны. Красной, то есть ведущей борьбу за Человека и его развитие.
В статьях С. Кургиняна мы часто встречаем строчки Б. Брехта из пьесы 1941 года: «…Ещё плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада». Эти слова были дописаны для эпилога уже после поражения Германии, когда, как казалось, фашистская идеология была разгромлена. Тогда о чем же беспокоится Брехт?
Но, во-первых, Испанию Франко никто не трогал. Во-вторых, Великобритания и США, решая судьбу Италии, особо не преследовали фашистские элиты. Да и многие германские нацистские «специалисты» оказались очень востребованы Западом и потому выведены из-под программы денацификации. Вот, кажется и найден ответ на вопрос о предмете беспокойства Брехта. Но так ли это на самом деле? Неужели столь тонкий и глубокий писатель как Брехт хотел сказать нам только об этом?
Плодоносящее чрево - образ и символ очень глубокий. Акт плодоношения в природе предполагает огромный труд возделывания для создания необходимых условий (см. например, Исаия 5:1-3). Но Брехт говорит о другом и более сложном процессе - о порождении живого зла. Предостерегая человечество от успокоенности внешним поражением фашизма, Брехт говорит о наличии длительных процессов, предшествующих его рождению. Казалось бы, я пишу вещи очевидные.
Я уже несколько раз при обсуждении статей газеты сталкивался с вопросом: почему в статьях о гуманизме и марксизме автор отсылает нас к древнейшим традициям и текстам? Какое отношение к марксизму и гуманизму имеют все эти древности, мифы и эзотерические доктрины?
Я понимаю, что у людей, читающих газету не с самого начала, есть проблемы, связанные именно с этой неполнотой видения картины. Но ведь в каждой статье автор выстраивает смысловые мостики между фрагментами, посвященными столь удаленным друг от друга эпохам и сюжетам. И тем самым снова вручает в руки читателя эту нить повествования. Но есть еще одно важнейшее обстоятельство.
С фашизмом, как противостоящим гуманизму мировоззрением, казалось бы, все очевидно. Эти отсылки во времена становления европейской цивилизации связаны, прежде всего, с тем, что элита СС искала там укорененности своих воззрений. Их не устраивают даже ветхозаветные времена, и уж тем более евангельские. Это понятно. Ведь именно библейскому гуманизму они пытаются противопоставить свой антигуманизм. Чуть было не написал «языческий антигуманизм». Но ведь это не было язычеством. Да и антигуманизм не является обязательным свойством язычества. И вот тут начинается тема, которая меня взволновала более всего - религиозность обсуждаемых мировоззрений.
Будь фашизм язычеством, все было бы тогда более или менее понятно. Для удара по христианству надо поднять на щит дохристианские традиции, в непримиримое противоречие с которыми (по словам Энгельса) христианство вступило с момента своего появления. А это только язычество.
Язычество базируется на доктринах т.н. естественной религиозности. В них природа обладает самодостаточностью и мистицизмом. Человек, осознав свою выделенность над ней, может вторгаться в процессы мироздания, но лишь в пределах заданных уже законов. Потому что он сам часть этой природы. То есть речь идет о предопределенности и, соответственно, несвободе. Во всем это достаточно почвы для взращивания чрева и гада в нем. Уже происходит приравнивания человека к животному со всеми выводами, описанными в более ранних статьях.
Но фашистам надо больше, чем просто место сильнейшего зверя на вершине этой отвратительной «пищевой цепи». Они хотят присвоить себе право именоваться единственными неживотными в создаваемом мироустройстве. А для этого нужна апелляция к надприродному началу. К черному, нечеловеческому, к тому, что пусть условно, но можно назвать «духом». Для этого нужна религия Откровения. А это уже совсем другая картина.
Признание Откровения означает принятие и наличие его Источника, трансцендентного миру начала. Что сразу же выводит нас за пределы светской картины мира. «Хорошо, - скажут сторонники классического гуманизма эпохи Модерна! Путь себе фашисты считают что угодно. Что есть такое «начало» есть и оно противостоит «нашему». Фашизм производит лишь инверсию «своего» и «нашего» начал. Когда подлинный наш гуманизм называется злом, а антигуманизм выдается за добро».
В рамках озвученной логики, возникает, как мне кажется, непреодолимое противоречие между сутью антигуманистического начала и стремлением его представить себя гуманизмом. В таком понимании фашизма остается место понятиям «благо», «человек» и «человечество». И вся эта символика - черное солнце, беременная смерть - при всей ее парадоксальности, находится еще в пределах человеческой (и потому гуманистической) логики. Черное, но все-таки солнце. Смерть, но беременная, то есть живая. Остается место жизни, человеку и миру.
А в гностицизме, на который опирается фашизм, нет места и человеку, и миру, и в конечном итоге жизни. Так как все это суть зло и страдание. Об этом-то страдании говорит их Откровение. А также предлагает прекратить страдания через уничтожение мира и человека в нем. Тут не остается места никакому даже самому превратному пониманию гуманизма. Так как, попросту говоря, выгодоприобретателем является не человек, а источник Откровения, враждебный человеку. Такое мировоззрение нельзя назвать даже антигуманным. Это, вообще, логика нечеловеческая, то есть, навязываемая человеку извне.
Этот парадокс неразрешим, так как он вытекает из природы человека, выйти за пределы которой до конца нельзя. Это лишний раз показывает вторичность описанных выше идей по отношению к гуманизму.
Но почему гуманизм Модерна, и уж тем более постмодерна, идет на такое упрощение при разговоре о природе фашизма? Не потому ли что, лишая себя родства с духом, не может видеть его и в фашизме? И не потому ли, что его модель Человека в принципе мало отличается от модели фашизма? Последний говорит, что человек (без духа) злое животное, неспособное на добро. А гуманизм Модерна, соглашаясь с тем, что человек животное, оценивает его положительно, и то отчасти. И ставит границы понятию Человек, так же как и фашизм.
Фашизм эти рамки предлагает разбить и двинуться окончательно в сторону животного начала. Гуманизм Модерна борется за сохранность этих рамок. И нижней, между человеком и зверем, но и верхней. А с точки зрения христианского и коммунистического представлений о Человеке, граница сверху отсутствует вообще. И предназначение человека заключается в нескончаемом Развитии и Творчестве. Это же и есть определение коммунизма, которое опять же часто мы встречаем в текстах С.Е. Кургиняня - пробуждение и раскрепощение высших творческих способностей. И это есть иными словами описанные представления о Человеке, как образе и подобие Божием.
Выше я написал, что с очевидностью религиозности фашизма более или менее ясно. А как быть с коммунизмом? Мы видим, что основатели коммунистического гуманизма стремились его связать с чем-то очень древним и надисторчиеским. Тоска по первобытному коммунизму - это же выход за пределы истории Человечества. И в какой-то мере опора на то, во что можно только верить. Еще раз скажу, вопрос очень тонкий и сулит множество споров. Но пока главное не это.
Гуманизм Модерна умирает вместе с этой эпохой. Этот гуманизм, лишенный метафизики и взаимодействия с духом пытается опереться только на знание. В марксизм и коммунизм, как «чистое знание» и лишенное всякой метафизичности, можно только верить. В таком качестве коммунизм - это лишь одна из граней Модерна и вместе с ним умирает. Умирая, он оставляет перед человечеством вызов необходимости противопоставить черной метафизике фашизма, свою Красную метафизику гуманизма.
Называя ее красной, не обязательно соединяться с «красными» в смысле деления, возникшего в ходе Гражданской войны. Красная - в смысле борьбы с черным началом, которое присягает смерти. Красной - вследствие противопоставления смерти - Жизни, Красной весны. Красной, то есть ведущей борьбу за Человека и его развитие.