ТРАНС-АТ НА ФОРДЕВИНДЕ. Часть Первая. ОСТРОВА ЗЕЛЁНОГО КРЫМА
До Мюнхена я мало что помню. До Мюнхена я пил, а Артур со стюардессами на меня косились. И если б не «green corridor» в Касабланке, я б, может, и дальше плохо б соображал, но от «зелёного коридора» по-африкански чуть не позеленел.
Разные, знаете ли, встречаются в жизни аэропорты. В Мехико и Лиме, например, на моём пути вставал железный столб с кнопкой и двумя лампочками - зелёной и красной. Green & red lights, они любому моряку понятны. На входе зелёный - справа, красный - слева. Ну, или наоборот, если вас занесло в «Латеральную Систему В». Меня, допустим, заносило.
Но в любом случае, морякам столбов с кнопками не выдают. А тут именно что столб, кнопка и две лампочки. Ну, и очередь. Кнопку нажал, зелёный загорелся - проходи, дорогой. А если красный - всё! открывай чемодан, собака, будем тебе карачун делать. Такая система таможенной проверки.
Так вот, в Марокко даже этого позорного столба нету. Есть «зелёный коридор», который местные дальтоники с красным перепутали. Потому, что все (абсолютно все!) чемоданы тут обязательно надо класть на ленту и сканировать.
При этом, у экрана сидит чёрт, который всю дорогу спит и время от времени падает головой на клавиатуру. Упал - всё выключилось. Проснулся, пять минут перезагружает свой «двести восемьдесят шестой», потом спит дальше, пока снова не упадёт. Только экран от него к окну отвёрнут, чтоб в морду не светил.
Народ же стоит и не чешется. То есть, чешутся, конечно, многие, а не торопится вообще никто. Всем по фигу, сколько им стоять. У меня вообще сложилось впечатление, что, случись какой газават, так под зелёное знамя пророка столько народу мигом не соберёшь, сколько его можно за пять минут натолкать в «зелёный коридор».
И, самое интересное, как потом выяснилось, зайти в аэропорт с чемоданами - раз плюнуть, хоть атомную бомбу на тележке прикати, а вот выйти...
В общем, полтора часа мы пытались выбраться на улицу. А до этого ещё полтора стояли на паспортном контроле. Там тоже никто никуда не спешил. Я про арабов совсем ничего не знаю. Одни лишь поговорки, да и те какие-то левые. Типа «Не куй холодное железо» или, скажем, «в Дамаск со своим кальяном не ездят», а то вообще - «Гарем, спрыгнувший с каравана до прибытия в оазис, значительно облегчает участь верблюдов»...
Самое аутентичное, что до меня долетало, так это то, что «В одной чалме двух голов не бывает». Наблюдение, конечно, ценное, да толку от него...
Одним словом, так я и не узнал, за каким шайтаном нас на выходе целых три часа мурыжили. Может, пограничники ждали, пока ишак с падишахом справки о смерти принесут? Не знаю.
***
...На улице Артур огляделся и сказал:
- Как-то я по-другому себе Касабланку представлял. Иначе как-то.
Это точно. Касабланку мы с ним оба до этого представляли по кинокартине «Casablanca» 1942 года с Хамфри Богартом и Ингрид Бергман. А тут, то, что было вокруг, Артура не устраивало и он мрачнел на глазах. И, главное, на здании аэропорта вообще не было названия города. Просто написали, что это Аэропорт Мохаммеда Номер Пять. И всё.
Мы сели в такси и поехали в центр разыскивать кафе Рика (Rick's Cafe) из той американской ленты.
- Надо всё же выяснить, куда это нас занесло, - сказал Артур. - Только как-нибудь осторожно. Окольными путями.
Немного подумав, он, как ему показалось, изобрёл великолепный окольный путь и, просветлев от собственной сообразительности, задал таксисту вопрос, который должен был разрешить наши сомнения.
- Скажите, - спросил Артур драйвера, - а в Касабланке только один аэропорт?
Мне он при этом шепнул:
- Вот всё сейчас и выяснится.
- Да, - беспечно сказал водила, - в Касабланке - только один.
И, поразмыслив, добавил:
- Да им, наверное, больше и не надо...
Мы переглянулись.
- Может, напрямую спросим? - предложил я Артуру. - Чё-то окольными у нас не получается...
- Ну, попробуй, - сказал Артур.
- Скажите, - спросил я, широко поведя рукой по унылым пустырям, украшенным чахлыми пальмами, - скажите, а вот это что вокруг нас такое?
- Город, - коротко ответил таксист.
- Замечательный город! - бодро соврал я. - В жизни такой красоты не встречал! Угу, город, да. А вы, случайно, не в курсе, как он называется?
- Эд-Дар-эль-Бейда... - равнодушно ответил драйвер. - А что?
- Приехали! - ругнулся Артур и посмотрел на меня. - Ты куда билеты-то брал?! Что это за Дур-Беда ещё на нашу голову?
- Куда брал, туда и приехали, - огрызнулся я. - В одной чалме двух голов не бывает, чтоб ты знал! Дур-Беда, не Дур-Беда, главное, чтоб Rick's Cafe на месте оказалось.
***
...Тётки с лицами дядек и дядьки в тёткиных ночных рубашках неспешно прогуливались по набережной, обильно украшенной мусором. Не обремененные бытовым исламом дети носились взад-вперед в европейских шортах и платьицах. Из окон торчало сохнущее на закатном солнце ортодоксальное бельё, состоявшее из дамских штанов и мужских ночнушек.
В ресторанчике давали всё, что душе угодно, кроме пива и виски. Душа же при этом требовала именно пива и с трудом заменяла его пахлавой и кус-кусом. Все в этом городе отдыхали и только мы с Артуром таскались со своими чемоданами, как два ишака.
В Москве он сказал:
- У нас на эти сутки пять посадок. Поэтому багаж будем регистрировать в каждом аэропорту, а то мы его вообще никогда больше не увидим.
В семь вечера открылось, наконец, Rick's Cafe. На входе нас внимательно оглядел человек с сигаретой и, ткнув пальцем в чемоданы, сказал, что у них тут приличное заведение, а не караван-сарай, чтоб двух таких кэмелов пускать внутрь с грузом.
- Да нам, мил человек, токо б узнать, куда мы попали? - взмолился Артур. - А то ехали-ехали в Касабланку, а тут, говорят, Дур-Беда. Так что это, всё-таки?
- Ну, Эд-Дар-эль-Бейда, - ответил бездушный курильщик. - Она же Касабланка. Она же Анфа. Если хотите, посетите мечеть Хасана Второго. Не нравится Мечеть Хасана Второго, сходите в университет Хасана Второго. Или вон на площадь Мохаммеда Пятого, а уже потом - к Хасану Второму.
- Хасана с Мохаммедом, если можно, в следующий приезд, - сдержанно попросил Артур. - Сейчас нам бы чисто выпить...
Человек вздохнул, поднял руки и глаза к небу, как бы объясняя Аллаху, что он сделал, всё, что было в его силах, и, отобрав у нас чемоданы, пустил, наконец, наверх.
Не знаю, какие были цены у Рика при Хамфри и Ингрид, но, после того, как за два виски и одно пиво мы отдали сто долларов, Артур сказал, что кидаться на дно финансовой пропасти в первый же день путешествия - это слишком. И предложил пить дальше в аэропорту.
- И это хорошо ещё, что мы к Хасану с Мухаммедом не поехали, - сказал он. - Там бы нас точно обули...
***
...Рейс был длинным: Москва - München - Casablanca - Praia - Cabral - Mindelo. Где на реактивных, где - на турбовинтовых, мы к исходу суток добрались до аэропорта им. Цэзарии Эворы на острове Saõ Vincente в архипелаге Островов Зелёного Мыса.
Тут, в конечной точке нашего полёта, у меня живёт приятель - синьор Жоржи Доросариу. Или просто Жора. Когда-то давно, на излёте Советского Союза, Жора год проучился на историческом факультете ростовского универа.
...Я не в курсе, чему вообще учат иностранных историков в Rostov-On-Don-University. Скорей всего, тайному знанию о том, что пить можно всегда и по любому поводу. Допустим, заметил, что у кого-то «на окне наличники», и сразу же - «гуляй да пой, станишники». Или, скажем, увидел, насколько «черны глаза в окошке том», а дальше что, спрашивается? Цветы в окошко «то» кинуть? В кино барышню позвать? Ответ неправильный. Дальше - «гуляй да пой, казачий Дон». Вот и вся местная логика! Именно так Жора и научился надираться без малейшей связи с действительностью.
Кроме того, представители войска Донского обучали диаспору Кабо-Верде высокому искусству отличать «девку дюже вредную» от «есаула молоденького».
Вообще-то, странные, я скажу, в этом ихнем Ростове гендерные представления бытуют: коль девка попадётся, то - сто процентов вредная. А если, к примеру, есаул, то обязательно молоденький, чтоб по-станичному не сказать - сексапильный. Интересные люди, эти казаки. Не сильно традиционные, в хорошем смысле.
...Сейчас точно, что там в университете было, ни я установить, ни Жора вспомнить - не можем и даже не пытаемся. Синьора Доросариу ещё лет семь носило по просторам России, и он работал то сторожем, то строителем, то дворником, то кочегаром. Я удивляюсь, как при таком букете профессий он в те годы не стал видным российским рок-музыкантом. Сначала подумалось, это потому, что у него слуха нет, но потом, припомнив всю нашу эстраду, я осознал, что слух тут вовсе ни при чём. Мы и хуже слышали.
В конце концов, из свободной России Жору выгнали обратно, на свободные Острова Зелёного Мыса, тем самым навсегда посеяв в нежной душе синьора Доросариу тоску по былому величию Советского Союза и даже спровоцировав в нём некоторые имперские амбиции.
...С Жорой я познакомился зимой 2010 года, когда шёл в свою первую Транс-Атлантику. Сейчас я не был уверен, что у него сохранился тот же номер, но на всякий случай решил позвонить.
- Алёй! - дунул я в трубку. - Это Фил. Как жизнь креольская?
- Через пять минут буду возле марины, - раздалось в ответ. - Не станем же мы с тобой насухую говорить!
- Смотри, какие правильные люди тут водятся! - оценил Артур.
***
...Правильные люди, я скажу, они везде водятся. Cabo Verde не исключение. Это только считается, что всех правильных за последние годы собрали в России и что больше их вообще нигде нету. Я одного правильного даже в Йемене видел, не то, что в Европе или в Америке. У нас в Отечестве, спору нет, собраны самые правильные, самые отборные и, я б сказал, наиболее отпетые из правильных. Такие, на которых уже не то, что полное государственное клеймо «крымнаш» не прислонить, но даже маленький штамп «ok» не воткнуть.
Хотя и тут случаются досадные недоразумения. Я даже не про турецкие помидоры в этом случае. И не про сбитый штурмовик. Тут как раз всё понятно: хотели туркам как лучше сделать, а те нашей широкой души не поняли.
...Вот между прочим! Хорошо, что вспомнил! Меня всегда мучило, что душа у нас в геометрических категориях описывается как-то непонятно: с одной стороны, она обычно «широкая», а, с другой - почему-то «тонкая». (Хотя, согласитесь, логичнее предположить, что она должна быть «толстой»: тогда б её ни вдоль, ни поперёк порвать бы не получалось). Но она, тем не менее, тонкая. Отсюда вывод: толстые души встречаются у врагов. Причем, для полной противоположности, они у них, наверно, не просто толстые, а ещё и узкие, правильно?
Ну, короче, проблему я обозначил, а дальше вы уже сами с этой нашей неевклидовой душой мучайтесь. Не всё ж мне!..
Но я сейчас совсем не про душу. Я, если помните, говорил про наших самых правильных и про всякие досадности, которые случаются от нашей правильности. Так вот, бывают ошибки хоть и более мелкие, чем то, что у нас сейчас с турками (да и с остальным миром тоже), но от того не менее обидные.
Например, на этот Новый Год решил Лёха Королёв немного от яхтинга отвлечься и сделать праздник черногорским детишкам. Ну, откуда юным сербам знать про Деда Мороза и Снегурочку? У них же только Санта этот американский с бутылкой кока-колы. А хочется детей к русскому миру приобщить.
Лёха раздобыл бороду, валенки и два кафтана: один (красный) для себя, другой (синий) - для Снегурочки. И тут выяснилось, что поголовно все русские барышни в Монтенегро тридцать первого декабря наглухо по хозяйству заняты: оливье стругают, копыта на холодец переводят, по парикмахерским шляются... В общем, нету Снегурочки и где её взять - непонятно.
Сидит Лёха грустный со всей этой амуницией на причале, а тут мимо него Ванька Калуш со сломанным гиком куда-то несётся.
- Стой! - заорал Лёха. - Держи кокошник! Снегурочкой будешь! Кроме тебя - на всю Черногорию некому.
Ну, что можно сказать по результату? - да ничего хорошего. И зря Ванька согласился, конечно. Только детишки по углам так забились, что их ещё полдня оттуда выковыривали, а городской совет, комитет по ювенальной юстиции и комендатура порта назавтра попросили Лёху больше так с Новым Годом не шутить. И правы, я считаю.
Ну, сами посудите: заявляется к детям не один Санта, а сразу два. Причем, второй - откровенно голубой. И первый Санта про этого небритого второго, про голубого, заявляет: «Это моя жена, а может - внучка. Я точно не помню, но живем мы вместе. А ещё параллельно мы живём с оленями...»
И на хера вот Лёха это сказал?... Уж хоть бы про оленей промолчал. А, главное, ещё Ванька стоит с мандаринами и сдуру поддакивает: да, мол, так и живём вдвоём на Севере, и это просто сказка, а не жизнь, особенно, когда олень всегда под боком! Ну не палево, нет?! А ведь хотели как лучше...
...На Cabo Verde самый нормальный - senhor Dorosario. Мы даже по кружке Strela Kreol не успели выпить в Café del Mar, как Жора поволок нас шляться по городу. Вот что меня на этих блаженных островах поражает, так это количество самых разных встреченных нами хмырей, которые говорили по-русски. То капитан порта, наткнувшись на нас в забегаловке, стал говорить в том духе, что «вот если б не Горбачёв...», то какой-то бомж пытался припомнить, из-за чего это Цветаева не ужилась с Эфроном.
И, наконец, нарисовалось окончательное чудо. Одето оно было в такого вида мундирчик, в каких, за скудостью реквизита, актёры народных театров с одинаковым успехом играют что Наполеона, что космонавта Гагарина.
Чудо вытерло чёрное лицо под чёрной фуражкой и протянуло нам чёрную руку. Сейчас уже не поручусь, но, по-моему, даже фуражка у него была с аксельбантами и эполетами.
- Здорóво, пацаны! - сказало чудо по-русски с жутким креольским акцентом. - Как оно ваше ничего?
- Ты кто?! - изумились мы.
- Гулауны ваенны пурокурор, - отрекомендовалось чудо, одёргивая мундирчик. - Училса Совески Союс. На Самаре.
- И что ты там учил? - поинтересовался Артур.
- Урус-прудэнсия, - сказал «гулауны пурокурор», - мешународны сакона-датэльств.
- А, понятно! - объяснил я Артуру. - Видимо, «урус-прудэнсия» - это то, что у нас было до басманного правосудия.
Вот, честно говоря, я не очень понимаю, как можно в Самаре взять да и подготовить военного прокурора для острова Saõ Vincente. Я б, пожалуй, не взялся обучать даже прокурора острова Santo Antão, не говоря уже о более крупных территориях.
А вот в Самаре не испугались. Видать, добрые самаритяне легко совмещают мешународны сакона-датэльств и нашу родную урус-прудэнсию. Но, с другой стороны, сделали же из Жоры в Ростове хорошего бродячего историка? И ничего, вроде! Если б, конечно, не его имперские амбиции и не жуткий креольский нацизм.
- Зачем вы СССР развалили? - горевал Жора. - Такая страна была хорошая. Нам деньги давала. Негров в Африке на цепи держала. А теперь негры всем своим Сенегалом к нам поналезли, а Кабо-Верде, он, знаешь, тоже не резиновый!
Тут надобно заметить, что отличить синьора Доросариу от негра могут только сами негры и ещё синьор Доросариу. У нас с Артуром не получалось. Когда мы первым же вечером отправились шляться по острову, Жора моментально растворялся на фоне себе подобных и потом возникал ниоткуда. Не прогулка, а какие-то сплошные «Мои черничные ночи», если не сказать - чернильные.
Однако Жора продолжал настаивать на своём и, когда я где-то прощёлкал свои темные очки, он сказал:
- Не переживай, у негров купим!
И действительно купили, опять ненадолго потеряв синьора Доросариу в толпе, состоявшей из двух сенегальцев. Очки Жора мне сторговал шикарные, с надписью Ray Ban (надпись, правда, иногда выпадает, но я за этим слежу). Негры просили за очки чуть ли не десять евро, упирая на аутентичность продукта, каковая подтверждалась выпадающей надписью, но в итоге мы сошлись на пяти. У вас, например, есть настоящие фирменные солнечные очки? - а вот у меня теперь есть. Ray Ban. Кому ни скажу, все говорят: «Круто!» Только надпись выпадает, но это ничего.
На второй день появился Жорин друг. Его тоже отличала нелюбовь к неграм, а также цвет кожи, который CMYK (циан-маджента-желтый-черный) обычно описывает формулой 0-0-0-100. Друг подогнал нам свой пикап и мы поехали разглядывать Saõ Vincente, по пути собирая всех, на кого показывал синьор Доросариу. За руль посадили Артура, а я сидел в кузове этой импровизированной маршрутки кем-то вроде контролёра.
Сначала отправились на кладбище. Только это не сразу выяснилось, что именно на кладбище. Поначалу-то Жора просто сказал, что хорошо б нам послушать Цэзарию Эвору, а еще лучше - даже не её, а Луиша Мораиша. Поэтому, я думал, что мы поедем в музыкальный магазин. Но оказалось, что на кладбище.
Там, подведя нас к могилке с надписью Cesária Évora 1941-2011, сам синьор Доросариу куда-то сразу же свинтил, бросив напоследок загадочное: «Слушайте!»
Мы с Артуром переглянулись.
- Может, мы чего не понимаем? - предположил Артур. - Может, это культ какой-нибудь специальный? Вуду, допустим. Или чучхэ... Типа, слушать голоса предков, не? Как думаешь?
- Посмотри на себя и посмотри на этих предков! - усомнился я. - Чучхэ - это, знаешь...
- Погоди! - поднял палец Артур, вслушиваясь. - Кажется, мои заговорили, только я пока понять ничего не могу... Может, это по армянской линии?
- Ты и не поймёшь! - сказал я. - Они ж явно на древне-урартском болбочут.
Через пять минут из-за португальского склепа вышел весёлый Жора со стаканом в руке.
- Наслушались? - спросил он. - Пошли, я вас к Луишу Мораишу отведу...
В стакане у Жоры был грог. Но не тот грог, который «ром, горячая вода, мёд, корица и гвоздика», а просто самогон. Градусов, примерно, шестьдесят. Умение Жоры добывать его буквально из-под земли в любом месте острова было просто поразительным. Если ему не удавалось раздобыть грога, он приходил с пуншем. Правда, не с тем пуншем, где «вино, разогретый ром, сок, сахар и фрукты», а тоже с самогоном, который отличить от грога было так же трудно, как не перепутать самого Жору с сенегальцем.
Возле надгробья с надписью Luis Ramos Morais 1935-2002 выяснилось, что стакан уже пустой и Жора, удивлённо повертев его в разные стороны, опять куда-то делся, не забыв, однако, сказать: «Теперь тут слушайте!»
Мы опять послушали голоса предков. Правда, как ни вслушивались, ничего путёвого от чёртовых пращуров не дождались. Поэтому, вернувшись к нашему грузовику, я раздражённо спросил:
- А чего мы хоть слушать-то должны были?
- Слушать? - удивился Жора. - Кто сказал - слушать?
- Ты ж сказал - слушать, - напомнил я.
- А! - отмахнулся Доросариу. - Это я, похоже, русский язык забывать начинаю. Я «слушать» со «смотреть» перепутал.
И протянул мне стакан с очередным пуншем.
...Мы долго ещё ездили то по марсианским горам Кабо Верде, то вдоль береговой линии Saõ Vincente, развозя по забытым креольскими богами деревням тот народ, что торчал у нас в кузове и который я б даже при самом смелом воображении не назвал бы попутчиками.
К вечеру Жора привёл нашу колымагу в какое-то место, сильно похожее на разбомбленный Сталинград, если б в разбомбленном Сталинграде в декабре росли бананы. Жорина сестра сварганила еду, мы приволокли вина, а сам Доросариу сбегал в отдельно стоящую нору, откуда притащил банку с новым грогом.
К еде прилагалось снадобье, называвшееся словом piri-piri. По сравнению с ним тот же табаско можно счесть детским питанием. Я, отдышавшись, предположил, что и само название piri-piri, видимо, происходит от клёкота, издаваемого человеком в первые полчаса после того, как он попробовал этот злодейский продукт. Если б не грог, заботливо подливаемый Жорой, то прям и не знаю, как бы мы выжили.
Даже Артур, взращенный на кавказских специях и окончательно убивший последние вкусовые рецепторы в Азии, после piri-piri прослезился хуже, чем от послания президента Федеральному Собранию и ещё долго мотал головой.
***
...Был тихий тёплый вечер, большое солнце Островов Зелёного Мыса садилось в Атлантику за мариной. Подозрительные личности подходили к нам, желая выпить и лизнуть piri-piri. Жора, сидя на стуле у пикапа, уже упирался головой в борт, но банку с грогом держал ещё крепко. Его маленькая племянница печально играла сама с собой на тротуаре у входа в дом, а отец девочки стрелял у меня сигареты и пытался по-креольски рассказать, за что он ненавидит Америку, куда очень хочет поехать жить.
Какие-то лихие люди вчетвером подкатили к дому на раздолбанном кабриолете. Выскочив из машины, они с гиканьем закатили её на горку и быстро засунули под каждое колесо кирпичи, предусмотрительно хранившиеся в багажнике. У кабриолета не было одновременно заднего хода и тормозов.
- Почему вы нас не присоедините? - неожиданно поднял голову синьор Доросарио.
- Куда вас присоединять? - удивился я.
- Куда угодно, - сказал Жора. - Мы ж только за. Плюс русский язык знаем. Вы ж Крым присоединили? Ну вот и нас бы к Крыму, допустим.
- Нам только Островов Зелёного Крыма не хватало! - сказал Артур. - Ещё и сюда мост строить...
- А жаль, - грустно сказал Жора, - хорошая б страна получилась.
- А негров ваших куда девать? - вспомнил я.
- В Москву, - решительно сказал Жора. - Дворниками. Снег убирать. Чтоб им мало не показалось. А то понаехали тут из своего Сенегала...
***
...Солнце окончательно утонуло в Океане, когда, держась друг за друга, мы с Артуром шли в порт.
- Мне тут нравится, - сообщил Артур. - Люди хорошие. Тепло. Еда вкусная. Особенно трали-вали этот...
- Рiri-piri?
- Ну, piri-piri, какая разница. Голоса предков послушали, опять же. Ты разобрал, что говорили?
- Своих не разобрал. А ты своих?
- Да тоже плели что-то непонятное. Но, всё равно, хорошо тут.
...Два бойких креола неторопливо пробежали мимо нас, постоянно оглядываясь и крепко держа в руках что-то ценное. Через минуту в том же направлении, еще менее торопливо прошлёпали двое полицейских, путаясь в аксельбантах и по очереди свистя в ржавые свистки.
- Урус-пруденисия? - спросил Артур.
- Мешународны сакона-датэльств, - ответил я.