ПОД ЮЖНЫМ КРЕСТОМ НА УСТРИЦЕ. Часть Пятая. К ДАЛЁКИМ БЕРЕГАМ
Двигатель завели только для того, чтобы выбраться на чистую воду и встать в левентик на поднятие парусов. Но и этого хватило. Вода пошла в трюм сразу. Когда и генуя и грот наконец подхватили ветер, мы заглушили двигатель.
Но уже не помогло. Устрица вибрировала всем корпусом - было похоже, что не сложился винт, не встал на место один из его лепестков. И теперь не смолкала трюмная помпа. Все посмотрели друг на друга и потом - на остров.
- Тонем, - коротко резюмировал Мишка, - и тонуть нам еще 2000 миль. До самой Бразилии тонуть будем.
- Может, не потонем? - спросил Юрка.
- Может, не потонем, - согласился дед, - может, наоборот, успеем сгореть...
- Ну, два плота-то у нас есть, - напомнил я.
- Да я боюсь, - зачесался дед, - что их в воду кинешь, они сразу на дно пойдут. Кто их проверял-то, плоты эти?..
- А динги у нас теперь нет, - загоревал Юрка.
- На кранцах выплывем, - нежно подсказал Женя.
- Угу, - хмыкнул Мишка, - кранцев два, а нас семеро. Далеко не выплывешь.
- Как-то странно получается, - заметил я, - вон он остров, а мы на дырявой лодке через Океан ехать намылились.
- А кто тебя на остров теперь пустит? - резонно произнёс дед. - Всё, отчалили! Так что, будем тонуть. В конце концов, русские моряки всегда это дело обожали. Чуть где какой враг - сразу экипаж во всё чистое и бегом кингстоны открывать. А нам и открывать ничего не надо - само утонет.
- Вот тоска-то, - сплюнул за борт Юрка, - хоть бы враг, что ли, появился, чтоб не зря... Вы тут пока ...это, короче... А я пойду, правда, в чистое переоденусь...
Мимо проскользил Umineko, катамаран японцев.
- А вот и враги! - повеселел дед и замахал им руками. - Здорóво, Цусима!
Umineko дипломатично промолчал.
- Ну и хрен вам тогда, а не Курилы! - обиделся Валера.
- Пойду я вниз, - вздохнул Мишка, поднимаясь.
- Ты чё, правда, решил кингстоны открывать? - скосился я.
- Не! ну ты дурак, Фил, что ли! - ругнулся Мишка. - Пойду посмотрю, может, чё сделать можно...
...Юрка не соврал. Он и в самом деле переоделся в чистое и выполз на палубу в белых трусах и белых носках. История появления этих основных деталей Юркиного тропического туалета заслуживает того, чтоб о ней упомянуть.
1-го января Юрка вылетал в Кейптаун. А 31-го декабря он поехал в Ашан. Вообще-то, многие 31-го декабря поехали в Ашан, но Юрка не был бы Юркой, если б он и там не отличился. Народ волок к кассам тележки, набитые снедью и выпивкой. Отовсюду орали: «Люся! Возьми еще два брюта и майонез, у меня рук не хватает!». Играла музыка, пахло ёлками и мандаринами.
У Юрки рук хватало. Он подкатил к кассе набитую тележку, в которой не было ни шампанского, ни курей, ни сыра, ни даже водки. Там вообще не было никакой еды, и ни одной бутылки.
Зато в ней лежало сто штук трусов и сто пар носков. Примерно так Юрка представлял себе экипировку настоящего морского волка. Но не будешь же каждому дураку в Ашане объяснять, что ты собираешься пересекать Океан, а это невозможно сделать без серьёзного, практически аварийного, комплекта трусов.
Очередь сначала напряглась, потом примолкла, потом зашушукалась. Кассирша испуганно пересчитала трусы. Юрка мысленно был уже среди волн, поэтому рожу на тот момент имел каменную. Кассирша поняла так, что у людей бывают разные представления о встрече Нового Года и они не обязательно совпадают с общепринятыми. Поэтому даже хоть как-то прокомментировать покупку она побоялась.
Дед, с которым Юрка жил в одной каюте, тоже неодобрительно отнёсся к ограблению Ашана.
- У матроса не должно быть много вещей, - сказал дед. - Смотри на меня: одна майка и одни шорты. Остальное - водка. Ну, и еще верёвка нужна, конечно.
- Чтоб вешаться? - спросил Юрка.
- Чтоб чесаться, идиот! - сказал дед. - Матросу, у которого всего одни шорты и одна майка, надо часто чесаться. А чесаться удобнее всего верёвкой.
И Юрка пожалел, что не прихватил в Ашане сто метров белой верёвки до кучи к своим ста трусам.
Как-то раз, сидя на корме в очередной обновке, Юрка сказал:
- А я сегодня видел бумажный листок на волне. Представляешь, кто-то, наверное, писал письмо, а его ветром вырвало и унесло. Видать, там лодка где-то перед нами идёт...
- Видать, - кивнул я, - причем, сразу понятно: интеллигентные люди, письма пишут. А мы? За нами ж тоже люди идут? У тебя про них голова не болит, а они каждый день на твои трусы натыкаются! Вот что им теперь про Устрицу думать остаётся?
- Что-что! - ответил Юрка. - Они думают, что мы русские матросы, что одеты во всё чистое, и что готовы утонуть в любую минуту...
...Я и Юрка уже давно добрались до Москвы, когда позвонил из Бразилии дед и доложил, что на 23-е февраля он торжественно, от Юркиного имени, подарил экипажу оставшиеся в каюте последние 24 пары носков из Ашана. А трусы Юрка сам все сносил...
- Кстати, - сказал он однажды, - дед-то врал, что у него за душой ничего нет, кроме верёвки. А он не только ей чешется. У него, оказывается, в кормовой кисе по правому рейлингу рашпиль лежит.
- А рашпиль-то ему зачем?
- А он им пятки по ночам точит. Сядет на транец и точит. Сам себе, как коню.
- Чё ж я ни разу не слышал?
- А он шифруется! Он ближе к полуночи вытаскивает на палубу Лосева и тот играет на саксофоне, пока дед со своим рашпилем лютует...
Нас, разумеется, волновала судьба оставшегося на острове Олега. Если круизник не придёт, то ему предстояло сидеть на Елене еще месяц. Наверное, Her Majesty Prison всяко будет получше Бутырки, но всё же, всё же...
Где-то на второй или третий день пути, когда мы еще не слишком разошлись с остальным флотом и еще слышали другие лодки, пришло сообщение о том, что произошло на острове.
...Лайнер встал на рейд. 2000 ненормальных германских бабушек и дедушек, крепко стоявших одной ногой в лучшем из миров и даже пытающихся угнездиться в нём сразу двумя ногами, разглядывали со своих десяти этажей Св.Елену.
На их беду прибой был настолько сильным, что речь о высадке на берег никак не шла. Да и вообще, вы представляете, как по канату может перепрыгнуть на причал бабка в электроколяске? Тем более, если у нее в голове два Альцгеймера с Паркинсоном и, если б не этот факт, то она б вам могла рассказать, как еще с Бисмарком встречалась.
Капитан, оглядев двухтысячный штурмовой отряд на боевых электроколясках, отрицательно покачал головой.
- Боюсь, не перепрыгнут, - поделился своими сомнениями капитан с менеджером туристической компании. - Разве что, человек восемьсот в воду упадут, а остальные по ним переедут...
Менеджер, привезший на остров весь этот сильно сдавший фольксштурм, обратился к той части пассажиров, которая еще что-то соображала.
- Кто забыл, напоминаю, - сказал менеджер в мегафон, - вот это - знаменитый остров Святой Елены. Именно сюда вы, если забыли, и стремились. Вопросов «зачем?» прошу не задавать. Тут жил Наполеон. Это такой француз. Сейчас он отсюда уже уехал. Я думаю, и нам пора. Так! Все внимательно посмотрели на остров! Француз жил вон за той горой. Посмотрели? Теперь попытайтесь запомнить, кто что может, и давайте по каютам, пароход отходит.
Лайнер начал выбирать якоря. По берегу, под внимательным взглядом начальника тюрьмы, заметался Олег со своими котомками.
С причала было не видно, что там за контингент на круизнике. Просто с рейда собирался сниматься большой белый корабль и Олегу мерещилось, что все десять палуб на этом корабле забиты прекрасными одалисками, томно разгуливающими в немногих одеждах и ожидающими пока он, Олег, не развеет, наконец, их тоску.
Картина была настолько невыносима, что взяв в зубы свои кульки, Олег вцепился в канат и перелетел на рыбачью лодку, которую чёрт догадал на десять секунд нарисоваться у причала. Начальник тюрьмы, упустивший добычу прямо из-под носа, только руками развёл.
- Гони! - заорал Олег в ухо рыбаку.
Рыбак пожал плечами. Оставаться у берега всё равно было опасно и он погнал свою моторку в сторону парохода. Оттуда спустили трап. А одалиски на всех десяти палубах, увидав такое дело, заинтересованно зашуршали электромоторами и бодро покатили к борту.
- Здравствуйте, девочки! - ошарашенно сказал Олег, поднявшись на корабль и увидев, сколько любознательных лорнетов и дружелюбных слуховых аппаратов направлено в его сторону.
Пароход выбрал якоря и развернулся в сторону Кейптауна. Олег убрался в каюту и не вылезал оттуда трое суток, пока на горизонте не показалась Столовая Гора...
...Через несколько дней, отдышавшись, он прислал на Iridium смс-ку: «Лодка у вас течёт, шкоты рваные, динги нет, плоты старые. Присылайте координаты, я хоть буду знать, где вы потонули».
- Фиг тебе! - обиделись мы. - Вот потонем и не скажем где. Мучайся потом...
...В один прекрасный момент что-то произошло и винт сам собой окончательно сложился. Вибрации гребного вала прекратились, а Мишке удалось, поколдовав над дейдвудом, приткнуть соединительную муфту так, что сальник встал на место и течь прекратилась.
Разумеется, прекратилась она не до конца, то есть, воду Устрица всё же набирала, но уже не в таких количествах, как раньше. Так что, и автомат трюмной помпы срабатывал всё реже и примерно на шестой день пути вообще перестал включаться.
...Очень быстро возникла очередная проблема - на лодке кончился виски. Правда осталось еще литров пятьдесят белого вина, но это оказалась такая кислая отрава, что на третий день я, Валерка, Женька и Юрик уже набили оскомину. Тёмной ночкой, дождавшись, когда заснёт Ира, мы сели изобретать простейший самогонный аппарат.
- Смотрите, - рисовал дед, - ставим на огонь тазик с водой, в него тазик поменьше и без воды, в этот второй тазик - кастрюлю с вином, сверху большую крышку. Спирт в виде пара оседает на крышке и, охлаждаясь, капает в маленький тазик. Утром встаем и пьем из второго тазика. Вот!
И он гордо кинул карандаш на чертёж. Всем очень понравилось, а Мишка сказал:
- Зря ты так орал. Ира проснулась.
- Вот именно! - раздалось из кормовой каюты. - Тоже мне придумали, самогонщики! Не дай бог хоть кого увижу с тазиками на камбузе! Так прямо и выпишу тазиком по голове, хоть большим, хоть маленьким, хоть с водой, хоть - нет.
- Сорвалось, - задумчиво сказал дед. - Слушайте, а если так: кидаем пакет с вином в морозилку, вода из вина превращается в лёд, а спирт мы пьём. А?
- Можно! - согласилось благородное собрание. - Прям сейчас и кинем.
Вообще, вся моя жизнь давно стала подтверждением того, что инженерная мысль в русском человеке бурлит, не переставая. Впрочем, бурлёж этот какой-то строго однонаправленный.
Например, на той же Св.Елене мы доехали до одного самогонщика. Аппарат у него шикарный - Arnold Holstein, полторы тонны меди и нержавейки. Нам бы два таких в брянские леса, область бы давно перестала импортировать водку.
Полчаса мы слушали рассказ о том, как надо гнать ром и джин, а потом возьми да и спроси:
- А что ты со вторичным теплом делаешь? Как отводишь и используешь?
Заметим, ни одному иностранцу этот вопрос вообще в голову не пришел, а русским пришел.
- А что, его можно использовать? - удивился самогонщик.
- Ну ты даёшь! - удивился экипаж Устрицы. - Гони листок, ручку и калькулятор.
- Позвольте мне тоже, - сказал Виктор, - я, правда уже 20 лет в завязке, но тут прямо за живое, знаете ли. Я все-таки тоже инженер...
Иностранцы давно разбрелись по окрестностям в тоске рассматривать коров и траву, а в «бойлерной» кипела работа, свежий джин и творческая русская инженерная мысль. Чертеж системы конвертеров был готов за полчаса со всеми расчётами.
- Потребление газа падает на 30%, электроэнергии - еще процентов на 15-20, - сказали Кулибины. - Ты что, никогда не видел большого сталелитейного завода? Это ж то же самое! Что сталь варить, что самогон. Хотя откуда у них тут домны возьмутся? - не от Наполеона же...
Женя в расчётах не участвовал. Бывший выпускник МАИ, бывший авиаинженер и бывший секретарь горкома КПСС, он сразу сказал:
- Если надо будет, чтоб эта штука по решению партии взлетела, тогда зовите меня, я всё сделаю. А пока так посижу, там у вас ничего сложного...
После чего устроился в углу с образцами алкогольной продукции и, чередую джин с ромом, только от восторга подворачивал под себя босые ноги, время от времени шепча «Потрясающе!» или «Как здóрово!»
***
...Попытки выморозить спирт из вина, по сути, ни к чему хорошему не привели, но мы убедили себя, что «состав» стал крепче и что он теперь не такой кислый. Во всяком случае, холодный. А жара у нас, по мере движения лодки на Север, только росла.
Тут у них, в Южном Полушарии, вообще всё не как у людей. И ходят они вниз головами. Соответственно, кровь сильно приливает к голове, отчего они выпускают вот такие вот карты. От них приличному северному человеку вообще можно с ума сойти.
Попутно их школьникам прививается искаженное представление о действительности и навязывается мысль о том, что они, чёртовы каторжники, лучше северян.
Но что, как всегда, действительно поражало воображение - это карта Южного Неба. Северное тоже красиво. Но оно, со своими Белой Медведицей и Полярной Звездой, оно - привычнее. Здесь же, с этими Магеллановыми облаками, с созвездиями Корабля и Паруса, небо было совершенно волшебно. Или лучше так: совершенно и волшебно.
Особенно, когда по его склону, последним из всех, поднимался Южный Крест - маленький, предельно графичный, яркий, похожий на кортик со скошенной гардой.
Каждую ночную вахту я следил за тем, как загораются Плеяды (они же - Subaru, они же - наши старорусские Стожары). Даже перевернутая Медведица была видна на склоне неба. Но больше всего я ждал именно Крест. Он настолько красив, что в него не стоит труда влюбиться. И потом ждать, как всегда ждешь то, во что влюблен. И даже успокоиться, как успокаиваешься, дождавшись.
Крест появлялся после созвездия Паруса и горел всю ночь, точно указывая на Юг. Чуть сзади лодки, по левому борту. Потом, когда на небосклоне оставались разнесенные в разные стороны Солнце и Луна, он таял в небе Южной Атлантики, чтобы в следующую ночь мы снова говорили, глядя во тьму повисшей над нами полусферы:
- Он?
- Нет, подожди. Сейчас... Вот видишь - две первые звезды. Значит, он начал восходить. Наливай!
***
Мы шли только на парусах. В те зоны, которые по-настоящему могут считаться штилевыми, лодка ни разу не попала. Ночью скорость на два-три часа падала почти до нуля, на порывах не вылезая за 1,5-2 узла, но к утру обязательно раздувало из-под какой-нибудь тучки и мы снова набирали ход.
Еще в комментарии к моему сообщению о прибытию на Елену kuyumba написал, что от острова до Бразилии прогноз нам предсказывает постоянный фордевинд. Так оно и вышло.
Днем мы поднимали геннакер, оттягивая его спинакер-гиком или вообще городили многокрылую бабочку из генуи, стакселя и грота, держа на гике теперь уже геную, а стаксель и грот разворачивая на противоположный борт.
Витька был озабочен тем, чтобы все паруса были хорошо набиты ветром. Это он называл словом «гармония». А то, что при такой гармонии мы ехали не пойми куда, его не сильно волновало.
Флот шёл уже миль на сто севернее Устрицы и из-за хреновой антенны мы окончательно перестали его слышать. Мы со своим гармонистом умудрились опуститься даже ниже широты Св.Елены. То есть, час за часом лодка всё дальше уклонялась от генерального курса к Югу.
Мишка негодовал. Дед хмурился. Я так просто бесился. Юрка чаще обычного швырялся за борт трусами. Одним словом, назревал бунт.
А тут еще мне позвонил Артур и спросил, не могли бы мы вместо Сальвадора прийти в Рио?
- Можем, - мрачно ответил я, - можем в Рио, можем обратно в Кейптаун, можем вообще в Норильск. Куда гармония будет, туда и приедем, короче. Не мешай! Вроде, нас опять на Буэнес-Айрес потянуло...
...Как известно, все матросские бунты затеваются на баке. Основное место сбора заговорщиков находилось прямо над моей каютой, поэтому я даже не вылезал на бак вместе со всеми, а просто гневно высовывался из люка. Мне вставляли в зубы сигарету, я принимал участие в составлении заговора, а потом снова скрывался в своем люке, как крыса в водопроводной трубе.
Мишка, в преддверии отставки капитана, по полдня шарился с секстантом, учась «сажать светило на горизонт». Светило, сволочь, садиться не хотело. Дед, уже не скрываясь, взволнованно скрёб рашпилем пятки под переливы Женькиного сакса.
А что мы знали про бунты на кораблях? - Ну, вот знали, что, например, в самом начале бунта положено сидеть в бочке с яблоками и слушать Джона Сильвера. У нас ни Джона Сильвера, ни такой бочки не было, да и все б мы в неё не поместились.
Еще мы знали, что капитана Блая высаживали c его Bounty в шлюпку. А тут не то, что шлюпки, у нас даже динги теперь не было. Не высаживать же капитана на кранец! - во-первых, капитан всё же человек, а не кот, а во-вторых, у нас тогда вообще только один кранец останется. А швартоваться как потом? За что ни возьмись - кругом сложности.
К тому же, мы не знали как сделать знаменитую «чёрную метку», предъявляемую капитану. По Стивенсону её положено мастырить на листе, вырванном из Библии, а Библии у нас, бродячих гностиков, не было.
- Да вырвем листок из божественной книги легендарного капитана Литау, - простодушно воскликнул дед. - Чем не Библия?!
Ситуация с «гармонией» осложнялась еще и тем, что начало гнать масло из гидравлики барабана закрутки форштага, а любимые Витькины упражнения «поставим геную! - смайнаем геную!» раздолбали барабан окончательно.
- Покрутим ручкой! - бодро говорил Виктор. - Юра! Иди крути!
Сначала Юрка повиновался. Но когда и ручка, раздолбавшись, начала постоянно выскакивать из барабана, Юрка кинул её на палубу, крикнув капитану:
- Крути сам, если такой умный!
- Вырос! - толкнул меня дед.
Витька поднял ручку, пару раз покрутил, и вся его «гармония» сошла на нет. А тут еще и Ира приняла посильное участие в бунте: на вопрос Витьки «нельзя ли апельсинчик?» шваркнула на стол миску с овсянкой и жестко сказала:
- Ешь, что дают. Апельсины этот год не уродили.
Ситуация складывалась однозначная. Капитан и сам вспомнил, что динги нет, кранца всего два, а Мишка уже худо-бедно овладел секстантом.
- Ладно! - согласился Витька. - Так и быть. Пойдем на точку назначения.
Согласитесь, идти туда, куда надо, а не туда, куда дует - редкостное капитанское решение! Мы поменяли галс и Устрица начала потихоньку приближаться к генеральному курсу.
Витьке сразу дали апельсин.
Лодка поднималась и опускалась на длинной океанской волне, вода плескалась в борта, падал ветер, полоскали паруса, мы с Мишкой тихо переговаривались на своей вахте. Потом выходила Ира с чашками кофе.
Мы курили. Смотрели на звёзды и воду. Подтягивали шкоты и снова тихо говорили о чем-то несущественном. Женька негромко перебирал струны:
Плывут они в Бразилию, в Бразилию, в Бразилию
И я плыву в Бразилию, к далёким берегам...
***
...Ночь за ночью, градус за градусом, ритмично раскачиваясь под Южным Крестом, Устрица резала белым форштевнем тяжёлые волны Атлантики и бесстрастный лаг скручивал милю за милей нашей долгой дороги к Америке...
...to be continued...