ПОД ЮЖНЫМ КРЕСТОМ НА УСТРИЦЕ. Часть Вторая. К ЦЕНТРУ ОКЕАНА
- Прощайте, Столовые Горы, - пропел Юрка, когда Устрица направилась к выходу из Waterfront'a.
В ответ на это Столовая Гора трагично покрылась облаками. Её вид не оставлял никаких сомнений в том, что это именно Столовая Гора. Морские котики, сосредоточенно сопя, лезли на платформу с надписью «Морские Котики», хотя вряд ли кто-то из них умел читать.
За кормой осталась большая надпись «Aquarium» и там действительно был аквариум. По левому борту проплыл сделанный из красных ящиков памятник Кока-Коле. Чтоб никто не сомневался в том, кому это памятник, на каждом ящике было выведено «Coca-Cola». Проплыла Часовая Башня. Она была похожа именно на башню и в ней конкретно были часы со стрелками, а не какой-нибудь секстант. Но, чтоб какой-нибудь дурак не перепутал, рядом всё-таки написали - Clock Tower.
Всему в гармоничном мире Кейптауна было определено свое место. И только на причале опять рыдал виртуальный гарем Евгения Лосева, хотя нигде не было сказано, что «Losev's Virtual Harem» должен собираться именно на причале.
Сам Евгений сидел на борту, свесив к воде босые пятки и дудел в саксофон. Видимо, самому себе он казался гаммельнским крысоловом. Зулуски рыдали, но, в отличие от крыс из легенды, в воду за Евгением Лосевым не лезли.
- Потрясающе выдержанные девушки! - удивился Женя. - Ну и чёрт с ними!
Он уволок саксофон в каюту и снова вышел на палубу, полностью готовый к новым приключениям.
Время от времени начинала шипеть рация, сообщая время, оставшееся нам до старта. Час, сорок минут, пятнадцать, десять... Устрица прошла разводной мост и встала на стартовую линию. Вытравленный топенант спинакер-гика кинуло ветром на мачту и он обернулся вокруг радара.
- Нормально! - сказал капитан. - Кто на мачту полезет? Чья вахта сейчас?
Вахта была наша: Мишкина, моя и Ирина. Дед нес службу вдвоем с Женей. Олега и Юрку капитан забрал в услужение себе. Я, Миша и Ира были первой сменой и сейчас было наше время, хотя на палубе в ожидании подъема парусов и старта торчала вся команда.
- Я полезу, - сообщил я.
- Ты теперь из нас двоих точно старший бабуин, - одобрительно сказал Олег.
Меня посадили в беседку и на спинакер-фале поволокли наверх. В карман я успел сунуть маленькую камеру. Встав на краспицу и быстро сдернув топенант с тарелки радара, я достал Kodak и попросил временно оставить меня на мачте, чтоб немного поснимать.
Вообще-то, было б куда более впечатляюще, если б вместо Kodak'a я б взял туда GoPro: когда снимаешь сверху этой приблудой, то из-за широкого угла кажется, что высота мачты у тебя - метров сто, не меньше. Потом даже сам себе героем кажешься, не то, что зрителям. А тут - фигня: залез на десять метров и всем сразу видно, что это именно десять метров.
Но GoPro осталась внизу, а когда понадобилось лезть опять, была ночь. А какой мне смысл ночью на мачту лазить, если оттуда ничего в темноте не снимешь?! - так только, разве что матросский долг исполнить, а удовольствия никакого...
Rally Control дал флоту старт и лодки, перестав крутиться друг перед другом, рванули в сторону открытого Океана. По левому борту у нас был остров, на котором когда-то тянул срок будущий президент ЮАР Нельсон Манделла. Я не помню, как это место правильно называется. Дед звал его просто - Манделячий остров.
Устрица, подняв грот и развернув геную, медленно и ровно шла по прибрежной волне. Экипаж разбрелся по лодке. Мы с Мишкой включили автопилот и следили за парусами. Дед, сказал, что он на лодке отвечает за механику, а «все эти тряпочки и верёвочки» - не его дело и ушёл спать. Капитан переговаривался с Rally Control. Женя тренькал на гитаре. Олег сидел на носу с бутылкой вина. А Юрка, сунув в пасть какую-то таблетку и растопырив руки, привыкал к первой в его жизни качке.
Вообще-то, изо всех нас именно Юрка находился в зоне риска. Дело в том, что он, ни разу не побывавший в море, никогда не ступавший до этого на борт яхты, решил сразу идти через Океан. Это вызывало одновременно и уважение к нему и опасение за него же. Ни мы, ни он не знали, что там у Юрика будет с морской болезнью.
В отличие от Юрки, Олег ходил под парусом по Средиземке и даже собирался покупать собственную лодку. Юрка же не знал о парусниках вообще ничего и теперь, сосредоточенно сося свою «драмину», внимательно слушал всё, что ему говорили, пытаясь запомнить названия и назначение снастей.
...Когда я «прикачивал» в Адриатике Дашку (мою младшую), то тоже посоветовал ей купить каких-нибудь колёс, спасающих от морской болезни. У меня sea-sick никогда не было и я не знал, какие таблетки правильные. Дашка чё-то там прикупила, не особо вчитываясь, а когда её прижало, сама же отказалась от них наотрез. Не помню, как называлось снадобье, но в «побочных эффектах» этого «средства от морской болезни» были указаны «тошнота, рвота и головная боль». Хорошие таблетки! Честные, во всяком случае. Так вот, пьёшь что-нибудь от головы, а в «побочных» - мигрень написана. Или купил контрацептивов, а на упаковке сказано, что от них бывают дети...
Но, на всякий случай, если вдруг кого-то интересует, могу присоветовать то, что при мне на Бермудах покупал своему неопытному экипажу Володя Кулиниченко, знаменитый «Kuli» советского парусного спорта, - средство называется Stugeron. Говорят, продается даже в наших аптеках и действует так, что матрос потом юным козлом скачет по палубе, оря «Меня больше не тошнит!» Но, это так, к слову...
К ночи, оставив за кормой Манделячий остров и стерев с горизонта остатки Столовой Горы, Устрица вышла на океанскую волну. Мы шли бакштагом, заходящим на галфвинд. Скорость колебалась от семи до десяти узлов, лодка шла в хорошем крене на правый борт, иногда зарываясь носом.
Взяв на ночь рифы, мы с дедом и Женькой решили выпить. Десять бутылок виски и 77 литров вина тайно от капитана были загнаны под паёлы ещё в Кейптауне.
- Пьём аккуратно, - предупредил дед, - капитана не расстраиваем, делаем вид, что у нас чай.
Мы сунули в стаканы чайные ложки и, старательно размешивая Chivas, выползли на палубу. Капитанская вахта (шкипер, Юрка и Олег) торчали в кокпите в ярко-красных спасательных подковах, пристегнутые к страховочным кольцам.
Вообще, современный автоматический спасательный жилет (если кто не видел) выглядит как некая дуга, которую ты надеваешь себе на шею. Человек в таком жилете напоминает праздничного коня. Особенно пристёгнутый.
Резвая капитанская тройка сидела у своей коновязи, тревожно вглядываясь в Океан, хотя вглядываться в него ночью бесполезно: всё равно ничего не видно. Но мы не стали мешать капитану воспитывать его вахту и смылись вниз. В салоне налили еще виски, выкинули из стаканов ложки и выпили уже как люди.
- Потрясающе, - промурлыкал Женя и уполз к себе в каюту писать стихи о девушках в его жизни.
Дед тоже ушел спать, а я сел листать книжку, написанную легендарным капитаном Литау.
Тут надо бы сказать, что решение идти в Южную Атлантику я принял, когда узнал, что Устрицу ведёт никто иной, как именно легендарный капитан Николай Литау. Коля Литау (http://www.litau.ru) сам про себя тоже скромно говорит: «Я - легенда. И идите на хрен». И остальные называют его легендарным. Поэтому и я буду говорить о нём не иначе, как с прибавлением слова «легендарный». Мне так нравится. И идите на хрен.
Капитан «Апостола Андрея», кавалер Ордена Мужества, медалей Seamanship и «Голубая Вода», человек, совершивший несколько меридиональных кругосветок, капитан, прошедший льды Арктики и Южного Океана, легендарный Литау наколол меня самым скотским образом: взял да и улетел из Кейптауна, чтобы вернуться на Устрицу в Бразилии. То есть, выключился ровно на том переходе, на который к нему намылился я. Я прилетаю, а его нет. Так он для меня и остался легендой.
Разные капитаны за время кругосветки вели Устрицу. После Литау какую-то часть маршрута шёл один из его людей. Тот вообще терминатор какой-то. Про себя он рассказывал Мишке так:
- Три фактора повлияли на моё становление, как личности. Первый фактор - отец. Помню, маленький, попрошу его: «Пап, включи телевизор». А он за него залезет, высунет мне оттуда фигу и говорит: «Вот тебе телевизор, сучонок!». Второй фактор - мать. Маленький, помню, скажу ей: «Мам, дай мяса». А она мне: «Укуси себя за задницу, выродок!» И третий фактор, это, я помню, еще маленький был, меня родители отдали за деньги на испытание каких-то лекарств. Я их лет пять испытывал всякие-разные. Видимо, хорошие деньги родителям платили. Зато теперь я ничем не болею!
Замечательная семейка! С такими никакая ювенальная юстиция не справится. Но то, что этот человек ничем никогда не болеет, - чистая правда. Тот же Литау рассказывал экипажу Устрицы, что, когда они однажды на «Апостоле Андрее» все вдруг траванулись грибами и корчились в каютах с температурой под сорок градусов, этот самый терминатор целые сутки несменяемо стоял за штурвалом, время от времени залезая одной рукой в банку и подкрепляясь из неё всё теми же грибами.
Но обо всём этом я узнал гораздо позже. А в ту ночь захлопнул книжку и еще час сидел в кокпите с капитанскими конями. В какой-то момент сам капитан, поправив свою карнавальную сбрую, ни к селу ни к городу неуверенным голосом затянул:
- Славный корабль...
Слушать диогеновскую тягомотину про плаванье в бочке я не хотел. К тому же точно знал, что «молодцам плыть» ещё очень даже «далечко» - 4000 миль. Поэтому, выпив еще Chivas'a, незаметно соскользнул вниз и ушел спать.
...Утром, на нашей вахте, Мишка сказал:
- Этого капитана мы тоже знаем. Мы с ним вдоль Большого Барьерного Рифа шли. Он скоро петь начнёт. Ещё день максимум ждать.
- Да он вроде запел уже ночью, - сообщил я, - не то чтоб запел, а, как бы это сказать, - завыл.
- Не, - сказал Мишка, - это он поёт так. А вздыхать вздыхал?
- Сипел как-то...
- Не, это он вздыхал. А губами вот так делал?
- Я не видел, темно было.
- Делал, делал! Это он волнуется...
Утром резко затрещала катушка закрепленного на корме большого спиннинга и все, натягивая перчатки, бросились выбирать леску, отвязывать острогу, крутить катушку и, зыркая глазами, орать друг другу в ухо: «Вон она! Вон она!»
Последним, щурясь и улыбаясь, выполз на палубу Евгений Лосев с кривым и ржавым ножом.
- Рыбка, - ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он. - Вот и здорово! Вот и славно! Сейчас мы её убьём и съедим...
И, хотя Женя продолжал лучезарно улыбаться, я, глянув на его нож, решил держаться от группы рыболовов и конкретно от Евгения Лосева подальше.
Тунца с трудом вытащили на палубу.
- Босоногий мальчик! - натужно заорал дед, едва удерживая бьющуюся рыбину. - Ну где там тебя носит?!
- Сейчас, Валерочка, сейчас миленький, сейчас приду, - ворковал Женя, пробираясь с ножиком на корму.
- Давай! - крикнул дед. - Давай уже, говори быстрей, что там у тебя, индейца, положено, а то сил нет держать!
Женя со вздохом опустился на колени рядом с тунцом.
- Прости, малыш, - трогательно сказал Женя тунцу, - прости, маленький. Я не больно...
После чего крякнул и со всей дури пробил рыбе голову.
- Умер, - сообщил нам Женя, улыбнувшись.
- Ну и всё, - удовлетворенно пробурчал дед.
Ошарашенный Юрка толкнул меня локтем:
- У вас в океанах всегда так?
- Понятия не имею, я в Южной Атлантике впервые, - отмазался я.
Когда через час мы ели сашими из тунца, я осторожно спросил Женю:
- Лосев, а чё это ты делал? Что за пляски такие?
- Это coup de grâce, так называемый «удар милосердия», - застенчиво ответил Женя. - Мне и перед тунцом неудобно и перед вами. А перед Богом вообще стыдно. Но сашими получилось вкусное...
На другой день мы вытащили на борт небольшую дораду. Олег, проспавший ловлю тунца, тревожно спросил у Юрки, показывая на коленопреклоненного Лосева с обнаженной головой что-то бормотавшего на транце:
- Юр, а чё это Женька вытворяет?
- Молится, - тоном старого океанского скитальца равнодушно ответил Юрка. - Сейчас кепку наденет и будет дораду мочить...
Лосев надел кепку, поднял голову и, крепко держа рыбу, в упор посмотрел на нас. Экипаж молча вытянул вперед руки и повернул большие пальцы вниз...
...Устрица продолжала резво бежать левым галсом в сторону Острова Святой Елены. Спать было сложно. Несколько раз сметённый на волне со своей шконки, пару раз въехавший во сне в переборку и ещё раза три очнувшийся на полу каюты, я наконец растянул по борту кровати парусиновую перегородку. С этим уловителем можно было приноровился хотя бы дремать.
Я знал, что через несколько дней конечности сами, помимо меня, начнут вцепляться во всё, во что можно, и что, если, допустим, меня во сне, как краба, попытаться поднять за спину, то, во-первых, сначала сложно будет оторвать меня от кровати, а, во-вторых, если и оторвёшь, то я еще долго буду потом в воздухе шевелить руками и ногами, пытаясь во что-нибудь вцепиться. Но, с другой стороны, это еще попробуй меня за спину поднять!
Каюта у нас с Олегом была одна на двоих, однако размеры кровати и гетеросексуальная ориентация не позволяли спать в ней двум бабуинам сразу. Заглянув однажды в каюту и наткнувшись на мою голую попу, Олег только горько сплюнул и отправился гнездиться в салоне.
...Мы шли к Елене под ровным ветром, силы которого не знали: анеморумбометр не работал. Временами Устрица разгонялась до 11-12 узлов, а средняя скорость у нас в итоге составила около семи с половиной. На мой взгляд, для лодки, которая даже в сухом виде весит больше 35 тонн, это совсем неплохо. Вот только расположение снастей и их состояние меня не радовали. Oyster делают в Англии, а Англия, как известно, страна традиций.
Я однажды был в городе Лидс, в Йоркшире. Говорят, это самый дождливый город страны. Дождь там лупит подряд 400 дней в году или что-то около того. И ни над одним подъездом нет козырька. Эти рыбьи морды англичане доходят с зонтами и сумками до дверей, изощренно пытаются выковырять откуда-нибудь из потайного кармана ключи, обязательно роняют их в лужу, потом туда же роняют зонты и сумки, потом еще и сами туда падают. Ну, англичане, чё с них взять!
Так вот я у одного спросил: «А козырёк над подъездом прилепить - ума не хватает?» Знаете, что мне этот подонок ответил (гордо, причём!)? - «Нет такой традиции». «Ну и мокните, уроды!» - сказал я.
Так вот, Устрицу, похоже, такие же традиционалисты делают. Лодка длиной в 61 фут (18,6 метров) выглядит внутри не больше, чем какая-нибудь Bavaria-44''. То есть, традиции не дают подумать о рациональном использовании пространства.
При почти прямых краспицах, позволяющих разнести крепление вант, на палубе они сходятся в одну точку, но, при этом, используется такая древняя шняга, как бакштаги. Поэтому, меняя галс, ты каждый раз вытравливаешь один бакштаг и набиваешь другой. Я понимаю, если бы лодка была спортивной, но это же cruiser!
И у этого cruiser'a при 24-метровой мачте гик висит так низко, что, во-первых, приходится постоянно об этом помнить и предупреждать людей, что «поворот, гик пошел!», а, во-вторых при таком его расположении невозможно (на cruiser'е!) растянуть bimini-top. Его, собственно, и нету: традиция, видимо, не сложилась, да плюс прецедентное право не позволяет.
Вот если б Вильгельм Завоеватель (он же - William the Bastard) приехал в 1066 году на Битву при Гастингсе на дракаре с bimini - тогда б и прецедент был и традицию б наладили. А так - извините. Ну, бастард он и есть бастард, чё с него взять...
Что до состояния снастей - почти все они были перетёрты. И перетёрты они были сразу в нескольких местах каждая. Особую тревогу у меня, например, вызывал совершенно изодранный гика-шкот. Я не представляю, что бы могло с нами быть, порвись он на лёгком шквале. Потеря гика - минимум. И хотя, по счастью, шкот выдержал, в Бразилии его всё-таки поменяли.
А грота-фал я загубил сам и даже не понимаю как. Завел четыре шлага на электролебёдку но, в момент, когда, следя за парусом, тянул фал вверх, не увидел, как один из шлагов пошел по другому, сдирая с фала оплётку. Честно говоря, на лебедках Harken с их пластиковыми шейками у меня такого не то, что не было, а я даже и не слышал, что так может быть, а на гладком стальном Andersen'e - вот, случилось. Хотя, поработав с другими лебедками Устрицы, я уже не уверен, что они вообще выставлены на правильные углы наклона по отношению к стопорным органайзерам.
Мы потом наложили марки, прошили фал и обмотали его парусной нитью. Теперь он опять нормально проскальзывал через стопор, но во всё той же Бразилии заменили и его.
Ночи были прохладными до самой Елены, а днём мы горели на жутком солнце южного полушария, стараясь поменьше торчать в кокпите и уходя на бак, под защиту парусов.
Юрка помаленьку привык к качке, воспрянул духом, закинул свою «драмину» в дальний угол каюты и вообще довольно бодро тягал веревки. Например, по команде «трави брас!» Юрка деловито кидался выбирать завал-таль, а, услышав просьбу сбросить со стопора гика-шкот, пулей летел к закрутке стакселя. Незнание расположения и названия снастей искупалось его прилежанием и активностью.
Особенно заботил Юрку один аспект: что надо делать при команде «человек за бортом!». Экипаж объяснял ему последовательность действий, показывал, где находится кнопка MOB (Man Over Board), откуда кидать спасательные круги с сигнальными буями, где переключать рулевое управление с AUTO на STANDBY, как следить за выпавшим человеком, показывая на него рукой, ну и т.п.
Английские традиции привели к тому, что все кнопки у нас располагались над штурманским столом. И если нужно было корректировать курс на автопилоте, то подавалась команда «прыгни два влево!» (прыгни вниз, в салон, нажми два раза на кнопку «минус» и выпрыгни обратно). Кнопка MOB располагалась там же и её нажатие нужно было дублировать мышкой на дисплее штурманского ноутбука. То есть, прыгая туда-сюда, ты неминуемо терял из вида того, кто выпал за борт.
Русская же бережливость послужила причиной тому, что спасательные круги были намертво привязаны к рейлингам и бросить их за борт было нереально. Дед вообще сомневался, что круги 1995 года выпуска еще обладают какой-то плавучестью. «А так, конечно, пускай висят, - добродушно соглашался он, - один слева, один справа: симметрично, красиво, по-морскому. Лодку очень даже украшают. Только трогать их не надо».
Из всего этого Юрка сделал правильный вывод о том, что за борт падать совсем нежелательно, потому что с такими организационными сложностями если тебя там кто и найдёт, то, скорее всего, это будут акулы. И сакральное «man over board! man over board!» тоже, видимо, будут орать они...
Все больше осваиваясь с Океаном, лодкой, снастями Юрка теперь все чаще произносил какие-нибудь залихватские тирады, вроде «Это, блин, Атлантика, неумехи! Это вам не Москва-сити! Тут не зевай!»
Если он кому-то звонил через Iridium, то можно было услышать:
- Какие безнальные счета? Я им весь кислород перекрою, так и передай! Будут они еще морскому волку палки в колёса вставлять, подонки сухопутные! Перейду Атлантику, всех разгоню!
- Мужик в доме растет! - шептал дед, толкая меня в бок.
На ночную вахту Юрка выходил в темно-сером комбинезончике с начёсом. У меня такой в последний раз был в пять лет. Деда Юркино одеяние приводило в восторг. «Давай, Фил, мы у Ирки ватных кружочков натырим и Юрику на попу нашьём! - заводился Валера. - Как зайчик на утреннике будет!»
- Дед, ты слышал, как он разговаривать повадился? - опасливо сказал я. - Не! Я себе не враг, с морскими волками так-то в Атлантике шутить. Только попробуй нашить! Он нам с тобою после этого точно весь кислород перекроет...
...Когда садилось солнце и с другой стороны Океана выползала луна, на палубе показывался нежный убийца Евгений Лосев и негромко пел нам под гитару какую-нибудь бардовскую ахинею времён своей сладкоголосой юности. Женька и в самом деле хорошо играет и хорошо поёт. Но Валера за кругосветку уже немного озверел от всех этих «Скажи мне, гордый рыцарь, куда ты держишь путь?»
- Мне петь? - на всякий случай мягко спрашивал Женя.
- Пой, босоногий мальчик, - разрешал Валера и привычно замаскировав стаканы чайными ложками, разливал нам троим виски.
Олег пил вино с водой, Юрка пил ликер Cointreau, Ира не пила, потому, что женщина, капитан не пил в принципе, Мишка не пил из принципа.
Поэтому весь виски был наш: мой, деда и Женьки.
В чём действительно мне повезло с вахтой, так это в том, что еду в нашей тройке готовила Ира. А готовила она изумительно. В Океане мы отмечали православное Рождество, Старый Новый Год и Крещение. И Ирка каждый раз умудрялась из не пойми чего сделать то винегрет, то оливье, то селёдку под шубой. Под её руководством научился готовить Юрка, да и дед радовал экипаж своими супами, которые он лепил по Иркиным рецептам. Но сама Ира оставалась вне конкуренции.
Я не знаю, что ели на других лодках нашего флота. Что вообще эти хмыри иностранные могут есть, кроме своих чипсов и собачьих консервов? Что они умеют приготовить из своих пластмассовых концентратов? Бог с ними!
Это только в русском экипаже капитан может сказать: «Я, конечно, уже 20 лет, как вегетарианец, но сало, конечно, буду!» И где еще, кроме как на русской лодке, идущей южными широтами, тебе дадут окрошку на холодном кокосовом молоке? Да такую, что ты ложку проглотишь...
- Повезло экипажу с Иркой, - сказал дед и, маленько подумав, продолжил, - и Мишке повезло. А чё! - идёт мужик с женой, каюта у них большая...
Он выпил, вздохнул, и закончил мысль:
- Только нам с тобой не везёт. Уже на Юрика засматриваемся, хвостики ему пришиваем... Эй, босоногий мальчик! Жень! Где ты там?! Давай уже, иди сюда, пой нам своего «Рыцаря», будь оно проклято...
...Аналоговой карты Южной Атлантики на лодке не было. В Кейптауне я ее не нашел. В списках Imray Nautical Charts её вообще нет. Мы шли только по электронной карте и наши записи о положении Устрицы в бортовом журнале, случись отказ электроники, нам бы сильно не помогли. Утешало одно - даже проскочив Остров Святой Елены, мимо Южной Америки бы бы не промахнулись.
Но дело в том, что на Устрице перестала нормально работать антенна, а уклонение в поисках ветра от флота к югу более, чем на сто миль привело к тому, что мы перестали слышать остальные лодки и, соответственно, не получали прогноза, передаваемого лидером.
...Елена была уже близко. Заканчивалась вторая неделя перехода. 16 января, глянув на штурманский компьютер, я выкарабкался на палубу, где Мишка пил свой утренний какао.
- Ну как едем? - спросил я его.
- Семёрочку стабильно, - ответил Мишка.
Вода резво набегала на кринолин и, пенясь, скатывалась с него.
- Пора бы, - сказал я.
- Что пора бы? - не понял Мишка.
- Да остров пора бы. По компьютеру двадцать миль осталось.
Мишка высунулся за spray-hood и снова сел обратно.
- Слышь, мореход, - дёрнул он меня за штанину, - а чё ты в кильватер смотришь? Остров-то вон он...
Прямо по курсу из воды поднималась суровая громада Святой Елены.
- Пошёл все наверх паруса снимать! - раздался голос капитана.
...to be continued...