Под прикрытием
Направо, направо, теперь налево. Опять эта парочка. Только теперь ковбой высасывает из вампирши соки. Их голод никогда не утолить, он вечен. Висельник ухмыляется, машет рукой. Да пошёл ты! Налево, направо, налево, снова налево. Придурок с береттой никак не застрелит своего приятеля. Ролевые игры, мать их. Альбинос сворачивает в подворотню, бежит дворами, в "Свит Дримс" он входит с чёрного входа. Лифт здесь не работает, было бы странно, если бы работал. Альбинос поднимается по скрипучей лестнице, протискивается в приоткрытую дверь пентхауса. Она не открывается. И не закрывается. Хоть взрывай её. Впрочем, взрывчатка здесь безопасна, порох тоже. Тот парень в переулке может сколько угодно стрелять в затылок своего дружка. Потом они поменяются местами. Альбинос подходит к окну. Огни Заневервилля горят от горизонта до горизонта. Этот город больше оригинала. Много больше. Здесь живут те, кого в Невервилле похоронили. Сожрали, сожгли, растворили в кислоте. Здесь не восходит солнце, не поют птицы, в воздухе запах формальдегида. И очень хочется жить. Но ни у кого не получается.
В пентхаусе разруха. Битое стекло, обломки мебели, старые газеты с разгаданными кроссвордами. Альбинос заходит в пирамиду. Здесь только стол. И на столе - фламберг.
- Ну что за бутафория, Валера! - смеётся альбинос, но всё же берёт меч двумя руками. Примеривается. Взмах, другой... И альбинос рубит стол со всей мочи. В стороны летят искры. Стол цел, меч - тоже. А вот это уже интересно! Негр проводит пальцем по длинной зарубке. Ровно на половину доски. У них всё-таки получилось. Не до конца, конечно. Но это почти настоящее оружие. Первое и единственное в мёртвом городе. Единственное ли? Эх, знать бы. Он ложится на стол, складывает руки на груди, закрывает глаза. Сосредоточиться. Синее небо. Синее небо. Нет, не так. Синее-синее небо...
***
Либер... Либер... Голоса. Они зовут, манят к себе. Не получается. Ещё раз. Синее-синее небо. Чёрт, он уже стал забывать, какое оно, когда настоящее. Пусть это будет старенький фургон, разбитая сельская дорога и бесконечные прерии вокруг. Либер... Либер... Нет, не выходит. Авраам!
Альбинос вздрагивает, открывает глаза. Тауб, Бри, папаша Чинаски, голова на блюде... Они почти реальны. Можно различить эмоции на лицах, разглядеть одежду, услышать шорохи.
- Я же просил не называть меня этим именем! - хочет закричать альбинос, но выходит только тихий шёпот.
- А мне оно нравится, - сказала голова на блюде, - Я долго выбирал его для тебя. Имя важная штука, знаешь ли.
- Как меч, Либер? - обрывает перепалку Бри.
- Почти настоящий, Валера. Пригодится.
- Красножопые клюнули? - задал общий вопрос Чинаски, раскуривая папироску в мунштуке.
- Боюсь, не очень. На спектакль в пирамиде они точно не купились. Индейцы по-прежнему ждут виски от папаши Чинаски. И, похоже, только выпивкой их и можно там удержать.
- Черти! - Чинаски вскочил с табурета, - Я сорок ящиков выливаю на их могилы каждый день!
- Перемолоть индейское кладбище на костяную муку и вся недолга! - улыбнулась усатая голова на блюде, - Авраамчик, ты-то сам как? Там останешься или вернуться желаешь? Всё очень просто. Я плюну в глаз своей благодатной слюной, и ты окажешься здесь.
Голова Альфредо Гарсия - легендарного ловеласа и авантюриста - после отсечения голова приняла сан в секте "Чёрных трубачей" и теперь являла Невервиллю образчик чудовищной добродетели. Тело Альфредо, говорят, всё ещё бродит где-то в бескрайних канзасских полях, насилует овец и наводит ужас на фермеров.
- Да пошёл ты! - отмахнулся альбинос.
- Я бы пошёл, конечно. Только далеко ли на одних усах уйдёшь? Ты вот чего скажи - сработала моя крестильная магия?
- Сработала, - нехотя согласился Либер, - Специально проверил. Он меня не узнал. Видел только еврея, и на эти наши черномазые штучки не повёлся.
- Тауб! Я выиграл у тебя ночь с русской, - Гарсия улыбнулся так, что усы достали до бровей.
- Старый бабник! - вскочил Тауб, - Зря я тебя с того света выдернул...
- Делать-то что будем, джентльмены?! - заорал Чинаски и разбил о стену бутыль виски, - Войну с мёртвым племенем мы не потянем, в ловушку они не попались...
- Я тут подумал... Есть ещё один способ, - голова Альфредо Гарсиа словно окаменела, взгляд стал ледяным, - Barba rubra.
- Дьявол... - пробормотал альбинос, - Если до этого дошло, нужно вытаскивать его оттуда! И самому выбираться.
- Аккуратнее только, - попросил Тауб, - Сразу не выдёргивай. Дай вспомнить какую-нибудь мелочь, зацепись. Он долго у них пробыл.
- Про меч не забудь, - напомнил Бри, - Не нравятся мне эти ин...
Синее-синее небо, прерии, старенький фургон на сельской дороге и какая-то женщина жарит яичницу с беконом на веранде придорожного кафе...
***
Налево, направо, направо, налево. Опять висельник, опять целуются вампиры. Опять заплёваный переулок и эта дверь. Закулисье Заневервилля. Бывает и такое. Этот город как слоёный пирог. Как раскрашенная кукла Бри, которую он так любит. Внутри той куклы - другая, внутри другой - третья... Нужно будет посчитать, сколько их всего. Но для этого нужно вернуться. И прихватить с собой ещё кое кого.
На этот раз Альбинос открыл дверь ногой. Дверь сорвало с петель и протащило по траве дюжину футов. Как раз до старого индейца. Ненастоящее солнце, ненастоящее небо, ненастоящая прерия.
- Всё ещё сидишь здесь? - спросил альбинос, усаживаясь рядом.
- Сижу, - согласился индеец, он вытащил изо рта леденец, внимательно его рассмотрел и сунул обратно, - Но скоро мы войдём в город. Все айова войдут.
- Может быть, - согласился альбинос, - Может быть. А ты никогда не думал, зачем ты приходишь сюда? - старик молчал, - Ты приходишь сюда, чтобы говорить со мной. Чтобы рассказывать. О ваших планах. О всём, что происходит в ваших мёртвых головах.
- Ты много о себе думаешь, странник.
- Не больше, чем другие. Я знаю твою тайну. В тебе есть кто-то ещё. Молодой, здоровый, сильный. Кто-то, кто не даёт тебе спокойно спать по ночам.
- Что ты можешь знать об этом? - старик был невозмутим, но по его щеке пробежала капля пота. Затем другая.
- Я хочу поговорить о мандаринах. О том, как они цветут. Ты помнишь, как они цветут? Белыми цветами. В день, когда мы познакомились, они как раз цвели. Там было много народа. Папаша Чинаски, Тауб, какие-то мексиканцы... Мы пили чай на веранде. Ты рассказывал про Вьетнам, я - про Нормандию. Падали лепестки. И эта песня про кролика...
- Я сниму твой скальп!
- Всё страньше и страньше, верно? Давай теперь о кроликах. Я знаю одного, белого. Но он не весь белый. На голове у него рыжие пряди. Или у неё? Как ты считаешь?
Индеец вскочил, спина его выпрямилась, словно горба и не было вовсе.
- Ты труп! Я задушу тебя вот этими руками!
Альбинос тоже встал. Вытащил из плаща меч, сделал взмах, другой.
- Эта штука называется фламберг. Однажды, в Нормандии, я видел точно такой в замке одного барона. Потом я зачем-то рассказал об этом Бри. И знаешь, он сделал точно такой для меня. Но с этим мечом кое что не так. Он только наполовину настоящий и делает лишь половину работы. Как раз то, что нужно. Сейчас я снесу твою голову, но умрёт только один из вас. Не веришь? Я покажу. Раз... Два... Три.
***
Всё-таки, Невервилль - чудесный город. Это понимаешь особенно ясно, если попадаешь туда из его мёртвого отражения. Тёплый лунный свет, прятный запах сырой земли, жизнерадостные крики воронов. Зря невервилльцы обходят индейское кладбище стороной. Это отличное место! Поговаривают, правда, что здесь из могил вылезает всякое, но это врут, конечно.
Впрочем, той ночью земля на могильном холме, что в самом центре кладбища, действительно зашевелилась. Потом показались руки, потом - две головы.
- Мастер-чиф-сержант!
- Дался тебе этот сержант... Забудь его.
- Мы, вроде, стрелялись...
- Кто старое помянет, шериф. Давно проехали. Чупа-чупс выплёвывай.
- Что? - Фаррелл растеряно поднялся на ноги и тут же сел. Ноги были очень слабы.
- Леденец, говорю, выплюнь. Он тебе больше не нужен.
Шериф Фаррелл выплюнул леденец и вытер губы.
- У меня в голове каша. Какие-то индейцы, костры, сержант наш...
- Тауб тебя подлатал после перестрелки с Джеем, но в наш мир ты никак не возвращался. Нужно было что-то делать, а тут как раз рамсы с айова начались. Твои мозги ведь нужно было занять чем-то, ну и решили... В общем, слышал, как подкладывают яйца кукушки? Вот и тебя так же подложили. Но пришла пора вылупиться.
- Где мы?
- Старое индейское кладбище, Си Джей. Идти не сможешь? И не надо, - Либер взвалил его на плечо и двинулся к городу, - Знаешь, как меня там звали? Авраам! Представляешь?!
- Тебе подходит это имя.
- Даже не думай, шериф! Не смей меня так называть!
- У них есть дверь на Забриски.
- Точно? Одна? Только на Забриски?
- Кажется. Я почти ничего не помню. Сколько я провалялся в индейской могиле?
- Не просто в могиле! В могиле вождя айова! Три недели на том свете. Три недели работы под прикрытием. Ты ещё многое вспомнишь. Не сразу. Позже. Но знаешь, что? У тебя был отличный ирокез, парень!
В пентхаусе разруха. Битое стекло, обломки мебели, старые газеты с разгаданными кроссвордами. Альбинос заходит в пирамиду. Здесь только стол. И на столе - фламберг.
- Ну что за бутафория, Валера! - смеётся альбинос, но всё же берёт меч двумя руками. Примеривается. Взмах, другой... И альбинос рубит стол со всей мочи. В стороны летят искры. Стол цел, меч - тоже. А вот это уже интересно! Негр проводит пальцем по длинной зарубке. Ровно на половину доски. У них всё-таки получилось. Не до конца, конечно. Но это почти настоящее оружие. Первое и единственное в мёртвом городе. Единственное ли? Эх, знать бы. Он ложится на стол, складывает руки на груди, закрывает глаза. Сосредоточиться. Синее небо. Синее небо. Нет, не так. Синее-синее небо...
***
Либер... Либер... Голоса. Они зовут, манят к себе. Не получается. Ещё раз. Синее-синее небо. Чёрт, он уже стал забывать, какое оно, когда настоящее. Пусть это будет старенький фургон, разбитая сельская дорога и бесконечные прерии вокруг. Либер... Либер... Нет, не выходит. Авраам!
Альбинос вздрагивает, открывает глаза. Тауб, Бри, папаша Чинаски, голова на блюде... Они почти реальны. Можно различить эмоции на лицах, разглядеть одежду, услышать шорохи.
- Я же просил не называть меня этим именем! - хочет закричать альбинос, но выходит только тихий шёпот.
- А мне оно нравится, - сказала голова на блюде, - Я долго выбирал его для тебя. Имя важная штука, знаешь ли.
- Как меч, Либер? - обрывает перепалку Бри.
- Почти настоящий, Валера. Пригодится.
- Красножопые клюнули? - задал общий вопрос Чинаски, раскуривая папироску в мунштуке.
- Боюсь, не очень. На спектакль в пирамиде они точно не купились. Индейцы по-прежнему ждут виски от папаши Чинаски. И, похоже, только выпивкой их и можно там удержать.
- Черти! - Чинаски вскочил с табурета, - Я сорок ящиков выливаю на их могилы каждый день!
- Перемолоть индейское кладбище на костяную муку и вся недолга! - улыбнулась усатая голова на блюде, - Авраамчик, ты-то сам как? Там останешься или вернуться желаешь? Всё очень просто. Я плюну в глаз своей благодатной слюной, и ты окажешься здесь.
Голова Альфредо Гарсия - легендарного ловеласа и авантюриста - после отсечения голова приняла сан в секте "Чёрных трубачей" и теперь являла Невервиллю образчик чудовищной добродетели. Тело Альфредо, говорят, всё ещё бродит где-то в бескрайних канзасских полях, насилует овец и наводит ужас на фермеров.
- Да пошёл ты! - отмахнулся альбинос.
- Я бы пошёл, конечно. Только далеко ли на одних усах уйдёшь? Ты вот чего скажи - сработала моя крестильная магия?
- Сработала, - нехотя согласился Либер, - Специально проверил. Он меня не узнал. Видел только еврея, и на эти наши черномазые штучки не повёлся.
- Тауб! Я выиграл у тебя ночь с русской, - Гарсия улыбнулся так, что усы достали до бровей.
- Старый бабник! - вскочил Тауб, - Зря я тебя с того света выдернул...
- Делать-то что будем, джентльмены?! - заорал Чинаски и разбил о стену бутыль виски, - Войну с мёртвым племенем мы не потянем, в ловушку они не попались...
- Я тут подумал... Есть ещё один способ, - голова Альфредо Гарсиа словно окаменела, взгляд стал ледяным, - Barba rubra.
- Дьявол... - пробормотал альбинос, - Если до этого дошло, нужно вытаскивать его оттуда! И самому выбираться.
- Аккуратнее только, - попросил Тауб, - Сразу не выдёргивай. Дай вспомнить какую-нибудь мелочь, зацепись. Он долго у них пробыл.
- Про меч не забудь, - напомнил Бри, - Не нравятся мне эти ин...
Синее-синее небо, прерии, старенький фургон на сельской дороге и какая-то женщина жарит яичницу с беконом на веранде придорожного кафе...
***
Налево, направо, направо, налево. Опять висельник, опять целуются вампиры. Опять заплёваный переулок и эта дверь. Закулисье Заневервилля. Бывает и такое. Этот город как слоёный пирог. Как раскрашенная кукла Бри, которую он так любит. Внутри той куклы - другая, внутри другой - третья... Нужно будет посчитать, сколько их всего. Но для этого нужно вернуться. И прихватить с собой ещё кое кого.
На этот раз Альбинос открыл дверь ногой. Дверь сорвало с петель и протащило по траве дюжину футов. Как раз до старого индейца. Ненастоящее солнце, ненастоящее небо, ненастоящая прерия.
- Всё ещё сидишь здесь? - спросил альбинос, усаживаясь рядом.
- Сижу, - согласился индеец, он вытащил изо рта леденец, внимательно его рассмотрел и сунул обратно, - Но скоро мы войдём в город. Все айова войдут.
- Может быть, - согласился альбинос, - Может быть. А ты никогда не думал, зачем ты приходишь сюда? - старик молчал, - Ты приходишь сюда, чтобы говорить со мной. Чтобы рассказывать. О ваших планах. О всём, что происходит в ваших мёртвых головах.
- Ты много о себе думаешь, странник.
- Не больше, чем другие. Я знаю твою тайну. В тебе есть кто-то ещё. Молодой, здоровый, сильный. Кто-то, кто не даёт тебе спокойно спать по ночам.
- Что ты можешь знать об этом? - старик был невозмутим, но по его щеке пробежала капля пота. Затем другая.
- Я хочу поговорить о мандаринах. О том, как они цветут. Ты помнишь, как они цветут? Белыми цветами. В день, когда мы познакомились, они как раз цвели. Там было много народа. Папаша Чинаски, Тауб, какие-то мексиканцы... Мы пили чай на веранде. Ты рассказывал про Вьетнам, я - про Нормандию. Падали лепестки. И эта песня про кролика...
- Я сниму твой скальп!
- Всё страньше и страньше, верно? Давай теперь о кроликах. Я знаю одного, белого. Но он не весь белый. На голове у него рыжие пряди. Или у неё? Как ты считаешь?
Индеец вскочил, спина его выпрямилась, словно горба и не было вовсе.
- Ты труп! Я задушу тебя вот этими руками!
Альбинос тоже встал. Вытащил из плаща меч, сделал взмах, другой.
- Эта штука называется фламберг. Однажды, в Нормандии, я видел точно такой в замке одного барона. Потом я зачем-то рассказал об этом Бри. И знаешь, он сделал точно такой для меня. Но с этим мечом кое что не так. Он только наполовину настоящий и делает лишь половину работы. Как раз то, что нужно. Сейчас я снесу твою голову, но умрёт только один из вас. Не веришь? Я покажу. Раз... Два... Три.
***
Всё-таки, Невервилль - чудесный город. Это понимаешь особенно ясно, если попадаешь туда из его мёртвого отражения. Тёплый лунный свет, прятный запах сырой земли, жизнерадостные крики воронов. Зря невервилльцы обходят индейское кладбище стороной. Это отличное место! Поговаривают, правда, что здесь из могил вылезает всякое, но это врут, конечно.
Впрочем, той ночью земля на могильном холме, что в самом центре кладбища, действительно зашевелилась. Потом показались руки, потом - две головы.
- Мастер-чиф-сержант!
- Дался тебе этот сержант... Забудь его.
- Мы, вроде, стрелялись...
- Кто старое помянет, шериф. Давно проехали. Чупа-чупс выплёвывай.
- Что? - Фаррелл растеряно поднялся на ноги и тут же сел. Ноги были очень слабы.
- Леденец, говорю, выплюнь. Он тебе больше не нужен.
Шериф Фаррелл выплюнул леденец и вытер губы.
- У меня в голове каша. Какие-то индейцы, костры, сержант наш...
- Тауб тебя подлатал после перестрелки с Джеем, но в наш мир ты никак не возвращался. Нужно было что-то делать, а тут как раз рамсы с айова начались. Твои мозги ведь нужно было занять чем-то, ну и решили... В общем, слышал, как подкладывают яйца кукушки? Вот и тебя так же подложили. Но пришла пора вылупиться.
- Где мы?
- Старое индейское кладбище, Си Джей. Идти не сможешь? И не надо, - Либер взвалил его на плечо и двинулся к городу, - Знаешь, как меня там звали? Авраам! Представляешь?!
- Тебе подходит это имя.
- Даже не думай, шериф! Не смей меня так называть!
- У них есть дверь на Забриски.
- Точно? Одна? Только на Забриски?
- Кажется. Я почти ничего не помню. Сколько я провалялся в индейской могиле?
- Не просто в могиле! В могиле вождя айова! Три недели на том свете. Три недели работы под прикрытием. Ты ещё многое вспомнишь. Не сразу. Позже. Но знаешь, что? У тебя был отличный ирокез, парень!