Время эспрессо
Он стоял здесь так давно и слушал так внимательно, что впитал в себя каждую нотку каждой из песен, что звучали здесь каждый вечер со дня открытия кабака. Он знал наизусть репертуар всех групп, что удостаивались чести играть у мистера Чинаски, и, если бы не природная скромность, мог бы сбацать рок не хуже, чем та же Дженни Джо Плинн, ну или дать джазу прямо как «Фазэр`с Джэк Бэнд».
«Вот что я тебе скажу, старик, - говорил он себе на досуге, - если уж ты уродился кофейным автоматом, то и должен стоять себе в сторонке да заваривать кофе».
Тихий и неприметный, он отчетливо помнил всех, кто когда-то работал с ним бок о бок. Только он один был посвящен в секрет приготовления Двойного Адского Винтербургера, что с восемьдесят второго по восемьдесят девятый готовила здесь несравненная мисс Печорски, упокой Господь ее душу (бумажка с рецептом, скрытая от любопытных глаз, висела на его задней стенке, прицепленная магнитом). И если бы у него спросили, правда ли это, что в бургер шла только мороженая телячья строганина, а вместо горчицы и черного перца использовались напалм и ЛСД, он бы лишь снисходительно улыбнулся, скривив вместо губ отверстие для мелочи. Потому что волшебство только до тех пор остается волшебством, пока есть в нем неразгаданная тайна.
Его жизнь, жизнь автомата по приготовлению двадцатипятицентового кофе, несмотря на предсказуемость и размеренность, была вполне счастливой. Разумеется, до определенного момента.
А он, этот определенный момент, наступил совершенно неожиданно - в один из вечеров, когда кабак по обыкновению был забит до отказа. Столы были сдвинуты к стенам, и свободное пространство превращено в просторный танцпол, на котором отплясывала невервилльская молодежь. На сцене зажигала какая-то русская синт-поп группа, которую занесло сюда непонятно каким ветром (хотя, конечно, ходили слухи, что здесь не обошлось без самого мистера Бри), и под отчаянный дэнс-ритм сексапильная певица выводила загадочные русские слова «Колл`инкей! Молл`инкей!!»
Все шло лучше некуда, но тут, во время одной из пауз между треками, из толпы раздалось громогласное «ЦРУ!!! ВСЕМ ЛЕЧЬ НА ПОЛ!!!»...
Тот, кто прожил в Невервилле хотя бы некоторое время, знает: если вы хотите чего-нибудь добиться от жителей этого славного городка, то угрозы - самое последнее средство, потому что каждый из них с шестнадцати лет носит под ковбойкой ствол, и калибр меньше шестого считается здесь дурным тоном...
В общем, началось тут такое «Колл`инкей»! Со стрельбой, массовой дракой и, конечно же, порчей имущества и битьем посуды...
Утром, когда люди мистера Чинаски выносили из кабака трупы и поломанную мебель, один из них обратил внимание на то, что кофейный автомат больше не гудит и не мигает лампочками - а стоит, потухший и понурый, изрешеченный пулями, и только где-то внутри него слышится тихий металлический скрежет...
Мистер Чинаски лично подошел к автомату и, осмотрев его, грустно вздохнул и покачал головой.
- Прости, дружище, - чуть слышно прошептал он и кивнул двум стоящим рядом крепышам. Разве мог знать мистер Чинаски, что ему, старому автомату по приготовлению двадцатипятицентового кофе, несколько пулевых ранений, тем более сквозных - нипочем?..
«Эй, мистер Чинаски! Эй, парни! Если вам несложно, замените мне пробитый резервуар, прикупите новые фильтры, ну и пара-тройка этих пошлых рекламных стикеров бы не помешала, чтобы дырки закрыть-то, и я буду лучше прежнего, ей-ей, я вам еще такой кофе забабахаю, лучше которого вы в жизни не пробовали...»
Он, старый автомат по приготовлению двадцатипятицентового кофе, обязательно сказал бы так, если бы не чертова скромность. Но он не проронил ни слова, пока его несли узким коридором прочь из зала, минуя кухню и кладовку, пока грохотали им по обшарпанным ступеням, пока закрывали подвальную дверь на засов, оставляя его наедине с грудой никому не нужного хлама и мыслью, что теперь он сам и есть - никому не нужный хлам.
Если бы кофейные автоматы писали мемуары, то он, стоя в подвале у холодной сырой стенки, в дрожащем свете огарка парафиновой свечи однажды вывел бы неровным почерком на засаленном тетрадном листе: «мои лучшие годы, густые и крепкие, насыщенные, словно двойной эспрессо, подошли к концу, и теперь жизнь поит меня исключительно кофейным напитком из ржи и цикория, в котором и вкуса-то никакого нет: сплошь вода и горечь воспоминаний»...
Тот стиляга, что пришел на смену старому кофейному автомату, высокий, обтекаемый, со сверкающими серебряными боками, умел много чего - капуччино, колд коффи, латтэ, мокко, айриш крим, и все это в прозрачной пластиковой чашке с модным логотипом...
Вот только завсегдатаям кабака отчаянно не хватало очарования того старого двадцатипятицентового эспрессо в простом бумажном стаканчике, который пьешь, и радуешься новому дню, и сам собой вспоминается мотив какой-нибудь преотличной песни, навроде «Лет`c рок, бади! Лет`с рок!», ну или «Донт уорри, би-и хэппи»...
Никто так и не смог понять, в чем здесь дело, и вскоре на утренний кофе к мистеру Чинаски захаживали только друзья да несколько самых преданных посетителей.
Если бы у неработающего кофейного автомата со множеством пулевых отверстий в корпусе, обшарпанного и насквозь проржавевшего, что пылится в подвале кабака мистера Чинаски, спросили, в чем же здесь, действительно, дело, то он бы ответил примерно следующее:
«Не у всякого автомата для приготовления кофе есть душа. А если в кофе не вкладывать душу - то и не кофе получится, а так... кофейный напиток».
«Вот что я тебе скажу, старик, - говорил он себе на досуге, - если уж ты уродился кофейным автоматом, то и должен стоять себе в сторонке да заваривать кофе».
Тихий и неприметный, он отчетливо помнил всех, кто когда-то работал с ним бок о бок. Только он один был посвящен в секрет приготовления Двойного Адского Винтербургера, что с восемьдесят второго по восемьдесят девятый готовила здесь несравненная мисс Печорски, упокой Господь ее душу (бумажка с рецептом, скрытая от любопытных глаз, висела на его задней стенке, прицепленная магнитом). И если бы у него спросили, правда ли это, что в бургер шла только мороженая телячья строганина, а вместо горчицы и черного перца использовались напалм и ЛСД, он бы лишь снисходительно улыбнулся, скривив вместо губ отверстие для мелочи. Потому что волшебство только до тех пор остается волшебством, пока есть в нем неразгаданная тайна.
Его жизнь, жизнь автомата по приготовлению двадцатипятицентового кофе, несмотря на предсказуемость и размеренность, была вполне счастливой. Разумеется, до определенного момента.
А он, этот определенный момент, наступил совершенно неожиданно - в один из вечеров, когда кабак по обыкновению был забит до отказа. Столы были сдвинуты к стенам, и свободное пространство превращено в просторный танцпол, на котором отплясывала невервилльская молодежь. На сцене зажигала какая-то русская синт-поп группа, которую занесло сюда непонятно каким ветром (хотя, конечно, ходили слухи, что здесь не обошлось без самого мистера Бри), и под отчаянный дэнс-ритм сексапильная певица выводила загадочные русские слова «Колл`инкей! Молл`инкей!!»
Все шло лучше некуда, но тут, во время одной из пауз между треками, из толпы раздалось громогласное «ЦРУ!!! ВСЕМ ЛЕЧЬ НА ПОЛ!!!»...
Тот, кто прожил в Невервилле хотя бы некоторое время, знает: если вы хотите чего-нибудь добиться от жителей этого славного городка, то угрозы - самое последнее средство, потому что каждый из них с шестнадцати лет носит под ковбойкой ствол, и калибр меньше шестого считается здесь дурным тоном...
В общем, началось тут такое «Колл`инкей»! Со стрельбой, массовой дракой и, конечно же, порчей имущества и битьем посуды...
Утром, когда люди мистера Чинаски выносили из кабака трупы и поломанную мебель, один из них обратил внимание на то, что кофейный автомат больше не гудит и не мигает лампочками - а стоит, потухший и понурый, изрешеченный пулями, и только где-то внутри него слышится тихий металлический скрежет...
Мистер Чинаски лично подошел к автомату и, осмотрев его, грустно вздохнул и покачал головой.
- Прости, дружище, - чуть слышно прошептал он и кивнул двум стоящим рядом крепышам. Разве мог знать мистер Чинаски, что ему, старому автомату по приготовлению двадцатипятицентового кофе, несколько пулевых ранений, тем более сквозных - нипочем?..
«Эй, мистер Чинаски! Эй, парни! Если вам несложно, замените мне пробитый резервуар, прикупите новые фильтры, ну и пара-тройка этих пошлых рекламных стикеров бы не помешала, чтобы дырки закрыть-то, и я буду лучше прежнего, ей-ей, я вам еще такой кофе забабахаю, лучше которого вы в жизни не пробовали...»
Он, старый автомат по приготовлению двадцатипятицентового кофе, обязательно сказал бы так, если бы не чертова скромность. Но он не проронил ни слова, пока его несли узким коридором прочь из зала, минуя кухню и кладовку, пока грохотали им по обшарпанным ступеням, пока закрывали подвальную дверь на засов, оставляя его наедине с грудой никому не нужного хлама и мыслью, что теперь он сам и есть - никому не нужный хлам.
Если бы кофейные автоматы писали мемуары, то он, стоя в подвале у холодной сырой стенки, в дрожащем свете огарка парафиновой свечи однажды вывел бы неровным почерком на засаленном тетрадном листе: «мои лучшие годы, густые и крепкие, насыщенные, словно двойной эспрессо, подошли к концу, и теперь жизнь поит меня исключительно кофейным напитком из ржи и цикория, в котором и вкуса-то никакого нет: сплошь вода и горечь воспоминаний»...
Тот стиляга, что пришел на смену старому кофейному автомату, высокий, обтекаемый, со сверкающими серебряными боками, умел много чего - капуччино, колд коффи, латтэ, мокко, айриш крим, и все это в прозрачной пластиковой чашке с модным логотипом...
Вот только завсегдатаям кабака отчаянно не хватало очарования того старого двадцатипятицентового эспрессо в простом бумажном стаканчике, который пьешь, и радуешься новому дню, и сам собой вспоминается мотив какой-нибудь преотличной песни, навроде «Лет`c рок, бади! Лет`с рок!», ну или «Донт уорри, би-и хэппи»...
Никто так и не смог понять, в чем здесь дело, и вскоре на утренний кофе к мистеру Чинаски захаживали только друзья да несколько самых преданных посетителей.
Если бы у неработающего кофейного автомата со множеством пулевых отверстий в корпусе, обшарпанного и насквозь проржавевшего, что пылится в подвале кабака мистера Чинаски, спросили, в чем же здесь, действительно, дело, то он бы ответил примерно следующее:
«Не у всякого автомата для приготовления кофе есть душа. А если в кофе не вкладывать душу - то и не кофе получится, а так... кофейный напиток».