Княгини Тенишева, Святополк-Четвертинская и музей "РУССКАЯ СТАРИНА"
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8. Часть 9. Часть 10. Часть 11. Часть 12. Часть 13. Часть 14. Часть 15. Часть 16. Часть 17. Часть 18. Часть 19. Часть 20. Часть 21. Часть 22. Часть 23. Часть 24. Часть 25. Часть 26. Часть 27. Часть 28. Часть 29. Часть 30. Часть 31. Часть 32. Часть 33. Часть 34. Часть 35. Часть 36. Часть 37. Часть 38. Часть 39. Часть 40. Часть 41. Часть 42.
Княгиня Мария Клавдиевна Тенишева
Попугай давно летает кррругами около музея, созданного Тенишевой в Смоленске. И я то захлёбываюсь в словах от восхищения, то тут же от восторррга немею перрред целеустррремлённостью женской. Но то, что Мария Клавдиевна достойна настоящих аплодисментов - для Какаду бесспорррно, она столько успела сделать, что и для нескольких людей это было бы вполне довольно.
Итак, вы помните, что в рррезультате всех прррегрррад и непонимания со сторрроны горррода княгиня рррешила здание музея стррроить сама, на земле Киту, по пррроекту Малютина, пррри участии и самой Тенишевой, и Васнецова.
Но сколько же ей пррришлось перрреживать непррриятностей снова и снова, сколько ей это стоило сил - не перрредать словами. Вот о чём она сама поделилась с нами.
«Я столько сил, труда положила на этот музей, перенесла ради него столько борьбы, принесла ему столько жертв! Это действительно было всецело создание моих рук, и я любила это дело тем больше, чем с большим трудом удалось осуществить эту мою мечту... В музее я знала каждую вещь, и каждая имела свою историю, ведьбольшинство из этих вещей лишь после долгих поисков, трудов и усилий перешло в мои руки. Я не могла нарадоваться, налюбоваться моим музеем теперь, в готовом иустроенном виде. Все эти вещи много лет лежали у меня по кладовым, сараям, темным шкафам и чуланам, и вот наконец они увидели свет, собрались все вместе в специально для них созданном помещении. Мы с Барщевским работали не покладая рук, с раннего утра до темноты. Все витрины наполнены, все предметы поставлены так, чтобы каждый из них был в подходящей для него обстановке...
…Я с волнением ждала какого-нибудь ободряющего слова от губернатора, но вместо этого получила удивительный ответ: "Многоуважаемая княгиня, я ни за что не ручаюсь, и все может случиться". У меня так и опустились руки...
Я отлично понимаю, что если бы пришла шеститысячная толпа громить город, то губернатор один, почти без войска, ничего не мог сделать. Но одно его успокоительное, обнадеживающее слово в такой тревожный момент было его обязанностью, его долгом. Это придало бы всем нам бодрости, и мы с большей твердостью пережили бы эти тяжелые дни. Его ответ дал простор самым ужасным тревогам. Мы после этого положительно потеряли голову. Чего же еще было ждать? Чтобы пришли и перебили всех нас? Ждать, чтобы на глазах разгромили все? Если губернатор ни за что не ручается и ничего не знает, то на что же надеяться? Откуда ждать помощи? Я стала думать о том, как бы увезти куда-нибудь музей в безопасное место. Мы начали строить всевозможные планы, предположения, но именно в это время разразилась железнодорожная забастовка, и движение остановилось. Последняя надежда рухнула. Потянулись дни, казавшиеся годами. Наконец, когда, переволновавшись и измучившись, мы уже стали терять надежду на то, что когда-нибудь кончится это положение, мы получили из Петербурга телеграмму, что есть надежда на скорый отход поезда за границу и что наш поверенный, заручившись для нас билетами, едет к нам в Смоленск с тем, чтобы проводить нас до границы.
Собравшись налегке, не уверенные в том, доедем ли мы до границы, мы двинулись в путь: я, Киту, ее мать кн. Е.И.Суворова, Лидии, две горничные, Булька, все с крошечным багажом. Запершись в купе, я горько плакала, прощаясь с Россией, не зная, увижу ли я ее снова...
... Спустя несколько дней мы прочли в газетах, что в Строгановском музее в Москве брошена была бомба, принесшая большой вред. Это было для нас последним ударом, этого мы не предвидели. Я стала опасаться того же для своего музея. Если не могли охранить казенный музей в Москве, то чего же было ожидать в Смоленске после того, что сам губернатор не ручался ни за что. Если в Москве казенное учреждение не могло быть ограждено от такого безобразия, то чего же ожидать в маленьком провинциальном городе без охраны и войска? Я немедленно написала Барщевскому письмо, чтобы он тотчас же уложил все самое ценное в ящики и послал в Париж ко мне, в музее оставил бы только грубые деревянные доски, сани, экипажи, грубую утварь - все, что не составило бы интереса для громил. С подобными указаниями я послала в Смоленск и Лидина, прося его помочь Барщевскому. Не могу сказать, что я пережила за это время, каждую минуту ожидая из Смоленска каких-нибудь дурных известий. Когда, наконец, вещи приехали в Париж благополучно, нервы не выдержали, вся надсада, в какой я провела последние два месяца, выразилась в сильнейшей нервной болезни, заглушившей все душевные страдания и продержавшей меня между жизнью и смертью в постели два месяца, в полном нравственном отупении».
Тенишева. "Впечатления моей жизни".
И ещё из её же воспоминаний:
«Когда, после двух лет пребывания за границей, мы стали подумывать о возвращении в Россию, я послала Лидина вперед и поручила ему побывать у губернатора и конфиденциально, от моего имени, спросить его, считает ли он своевременным вернуть мою коллекцию в Смоленск. Н.И.Суковкин остался верен себе. Он принял Лидина неприязненно, грубо, как просителя, как лакея, остановил на пороге кабинета и, не подав руки, сорвался с места, забегал, крича:
- Скажите княгине, что я ей не городовой, что мне нет дела до частной собственности. У меня банки и разные казенные учреждения, которые я обязан охранять, а до обывателей мне нет дела.
Это было неприятно, но что делать? Он никогда не отличался любезностью. Я все-таки решила все вернуть обратно и, благодаря любезному содействию Николая Алексеевича Хомякова, привезла весь мой музей без пошлины на границе и снова установила на прежнем месте».
В 1911 году княгиня перрредала свой музей Московскому арррхеологическому институту с тем, чтобы вся коллекция хррранилось в том самом здании, которррое она постррроила, в Смоленске, где у этого института было отделение. Обстановка пррри перрредаче была весьма торрржественная, и соответствующее настррроение.
Мария Клавдиевна вррручила золотое эмалевое блюдо с ключами: «Придите и ведайте, мудрые. Влагаю дар мой в руци ваши. Блюдите скрыню сию и да пребудет во веки сокровищница сея во граде Смоленске на служение народу русскому. Блюдо сие построила трудами своими княгиня Мария Тенишева в лето 1911».
В тот момент вррремени смоляне всё-таки оценили даррр княгини. Улица, на которррой ррразмещался музей «Русская старина», названа её именем, и Тенишева была занесена в список почетных гррраждан горррода, и складывалось всё хорррошо вррроде бы.
Но потом миррроздание отверррнулось и от усадьбы в Талашкино, и от музея. Вот несколько цитат, которррые я на данный момент имею:
«За этот же период времени 1918-20 и в следующие годы необходимо отметить самоотверженную деятельность И. Ф. Барщевского по сохранению музея - своего детища. Известно, что за указанный период в России погибло много памятников старины… Отопление музея испорчено, почему зимой в музее „адский“ холод. Несмотря на это, Иван Федорович музей открывает и зимой. Даже публика не выдерживает. Зимой в музее бывает холоднее, чем на дворе… С января 1924 г. удалось восстановить отопление музея…
Весь подвальный этаж музея был затоплен… Вода стояла в подвале выше человеческого роста в течение четырех лет. Были залиты печи, находящиеся е подвале. В 1921 году был произведен ремонт по осушке подвала: был произведен дренаж на расстоянии 1/4 версты, т.о. подвал был осушен. В 1922 году отремонтирован осевший пол первого этажа в двух залах… во многие рамы музея вставлены стекла, разбитые в течение 1918 и след. годов… В 1924 году исправлена крыша музея».
А. П. Серебренников «Краткий исторический очерк Государственного историко-этнографического музея в Смоленске, основанного М. К. Тенишевой». 1926
А потом его ррреорррганизовывали, и что-то постоянно меняли, с места на место переезжали, а экспонаты почему-то куда-то пррропадали…
И всё ррравно сейчас они существуют - и музей, и улица её имени. Так что, по-настоящему - низкий им поклон, этим двум замечательным княгиням!
1903 год - год начала стррроительства музея. На верррху буквы М и Т, вензель княгини, и эти буквы живы и ныне.
Пррродолжение следует.
Княгиня Мария Клавдиевна Тенишева
Попугай давно летает кррругами около музея, созданного Тенишевой в Смоленске. И я то захлёбываюсь в словах от восхищения, то тут же от восторррга немею перрред целеустррремлённостью женской. Но то, что Мария Клавдиевна достойна настоящих аплодисментов - для Какаду бесспорррно, она столько успела сделать, что и для нескольких людей это было бы вполне довольно.
Итак, вы помните, что в рррезультате всех прррегрррад и непонимания со сторрроны горррода княгиня рррешила здание музея стррроить сама, на земле Киту, по пррроекту Малютина, пррри участии и самой Тенишевой, и Васнецова.
Но сколько же ей пррришлось перрреживать непррриятностей снова и снова, сколько ей это стоило сил - не перрредать словами. Вот о чём она сама поделилась с нами.
«Я столько сил, труда положила на этот музей, перенесла ради него столько борьбы, принесла ему столько жертв! Это действительно было всецело создание моих рук, и я любила это дело тем больше, чем с большим трудом удалось осуществить эту мою мечту... В музее я знала каждую вещь, и каждая имела свою историю, ведьбольшинство из этих вещей лишь после долгих поисков, трудов и усилий перешло в мои руки. Я не могла нарадоваться, налюбоваться моим музеем теперь, в готовом иустроенном виде. Все эти вещи много лет лежали у меня по кладовым, сараям, темным шкафам и чуланам, и вот наконец они увидели свет, собрались все вместе в специально для них созданном помещении. Мы с Барщевским работали не покладая рук, с раннего утра до темноты. Все витрины наполнены, все предметы поставлены так, чтобы каждый из них был в подходящей для него обстановке...
…Я с волнением ждала какого-нибудь ободряющего слова от губернатора, но вместо этого получила удивительный ответ: "Многоуважаемая княгиня, я ни за что не ручаюсь, и все может случиться". У меня так и опустились руки...
Я отлично понимаю, что если бы пришла шеститысячная толпа громить город, то губернатор один, почти без войска, ничего не мог сделать. Но одно его успокоительное, обнадеживающее слово в такой тревожный момент было его обязанностью, его долгом. Это придало бы всем нам бодрости, и мы с большей твердостью пережили бы эти тяжелые дни. Его ответ дал простор самым ужасным тревогам. Мы после этого положительно потеряли голову. Чего же еще было ждать? Чтобы пришли и перебили всех нас? Ждать, чтобы на глазах разгромили все? Если губернатор ни за что не ручается и ничего не знает, то на что же надеяться? Откуда ждать помощи? Я стала думать о том, как бы увезти куда-нибудь музей в безопасное место. Мы начали строить всевозможные планы, предположения, но именно в это время разразилась железнодорожная забастовка, и движение остановилось. Последняя надежда рухнула. Потянулись дни, казавшиеся годами. Наконец, когда, переволновавшись и измучившись, мы уже стали терять надежду на то, что когда-нибудь кончится это положение, мы получили из Петербурга телеграмму, что есть надежда на скорый отход поезда за границу и что наш поверенный, заручившись для нас билетами, едет к нам в Смоленск с тем, чтобы проводить нас до границы.
Собравшись налегке, не уверенные в том, доедем ли мы до границы, мы двинулись в путь: я, Киту, ее мать кн. Е.И.Суворова, Лидии, две горничные, Булька, все с крошечным багажом. Запершись в купе, я горько плакала, прощаясь с Россией, не зная, увижу ли я ее снова...
... Спустя несколько дней мы прочли в газетах, что в Строгановском музее в Москве брошена была бомба, принесшая большой вред. Это было для нас последним ударом, этого мы не предвидели. Я стала опасаться того же для своего музея. Если не могли охранить казенный музей в Москве, то чего же было ожидать в Смоленске после того, что сам губернатор не ручался ни за что. Если в Москве казенное учреждение не могло быть ограждено от такого безобразия, то чего же ожидать в маленьком провинциальном городе без охраны и войска? Я немедленно написала Барщевскому письмо, чтобы он тотчас же уложил все самое ценное в ящики и послал в Париж ко мне, в музее оставил бы только грубые деревянные доски, сани, экипажи, грубую утварь - все, что не составило бы интереса для громил. С подобными указаниями я послала в Смоленск и Лидина, прося его помочь Барщевскому. Не могу сказать, что я пережила за это время, каждую минуту ожидая из Смоленска каких-нибудь дурных известий. Когда, наконец, вещи приехали в Париж благополучно, нервы не выдержали, вся надсада, в какой я провела последние два месяца, выразилась в сильнейшей нервной болезни, заглушившей все душевные страдания и продержавшей меня между жизнью и смертью в постели два месяца, в полном нравственном отупении».
Тенишева. "Впечатления моей жизни".
И ещё из её же воспоминаний:
«Когда, после двух лет пребывания за границей, мы стали подумывать о возвращении в Россию, я послала Лидина вперед и поручила ему побывать у губернатора и конфиденциально, от моего имени, спросить его, считает ли он своевременным вернуть мою коллекцию в Смоленск. Н.И.Суковкин остался верен себе. Он принял Лидина неприязненно, грубо, как просителя, как лакея, остановил на пороге кабинета и, не подав руки, сорвался с места, забегал, крича:
- Скажите княгине, что я ей не городовой, что мне нет дела до частной собственности. У меня банки и разные казенные учреждения, которые я обязан охранять, а до обывателей мне нет дела.
Это было неприятно, но что делать? Он никогда не отличался любезностью. Я все-таки решила все вернуть обратно и, благодаря любезному содействию Николая Алексеевича Хомякова, привезла весь мой музей без пошлины на границе и снова установила на прежнем месте».
В 1911 году княгиня перрредала свой музей Московскому арррхеологическому институту с тем, чтобы вся коллекция хррранилось в том самом здании, которррое она постррроила, в Смоленске, где у этого института было отделение. Обстановка пррри перрредаче была весьма торрржественная, и соответствующее настррроение.
Мария Клавдиевна вррручила золотое эмалевое блюдо с ключами: «Придите и ведайте, мудрые. Влагаю дар мой в руци ваши. Блюдите скрыню сию и да пребудет во веки сокровищница сея во граде Смоленске на служение народу русскому. Блюдо сие построила трудами своими княгиня Мария Тенишева в лето 1911».
В тот момент вррремени смоляне всё-таки оценили даррр княгини. Улица, на которррой ррразмещался музей «Русская старина», названа её именем, и Тенишева была занесена в список почетных гррраждан горррода, и складывалось всё хорррошо вррроде бы.
Но потом миррроздание отверррнулось и от усадьбы в Талашкино, и от музея. Вот несколько цитат, которррые я на данный момент имею:
«За этот же период времени 1918-20 и в следующие годы необходимо отметить самоотверженную деятельность И. Ф. Барщевского по сохранению музея - своего детища. Известно, что за указанный период в России погибло много памятников старины… Отопление музея испорчено, почему зимой в музее „адский“ холод. Несмотря на это, Иван Федорович музей открывает и зимой. Даже публика не выдерживает. Зимой в музее бывает холоднее, чем на дворе… С января 1924 г. удалось восстановить отопление музея…
Весь подвальный этаж музея был затоплен… Вода стояла в подвале выше человеческого роста в течение четырех лет. Были залиты печи, находящиеся е подвале. В 1921 году был произведен ремонт по осушке подвала: был произведен дренаж на расстоянии 1/4 версты, т.о. подвал был осушен. В 1922 году отремонтирован осевший пол первого этажа в двух залах… во многие рамы музея вставлены стекла, разбитые в течение 1918 и след. годов… В 1924 году исправлена крыша музея».
А. П. Серебренников «Краткий исторический очерк Государственного историко-этнографического музея в Смоленске, основанного М. К. Тенишевой». 1926
А потом его ррреорррганизовывали, и что-то постоянно меняли, с места на место переезжали, а экспонаты почему-то куда-то пррропадали…
И всё ррравно сейчас они существуют - и музей, и улица её имени. Так что, по-настоящему - низкий им поклон, этим двум замечательным княгиням!
1903 год - год начала стррроительства музея. На верррху буквы М и Т, вензель княгини, и эти буквы живы и ныне.
Пррродолжение следует.