Почти сто лет тому назад (5)
Воспоминания Иды Миримовой
Начало 1, 2, 3, 4
Отчетливо помню себя и все происходившее вокруг, наверное, с пяти-шести лет. Уже введен был НЭП, и жизнь в Опочке протекала очень привольно. Голодное время гражданской войны и военного коммунизма помню только по рассказам, а примерно с 1922 г. рынок ломился от деревенских продуктов: крестьянам разрешалось продавать излишки. Мануфактуры, обуви и прочих фабричных товаров тоже было полно, в городе открылась широкая сеть частных магазинов: Глазман, братья Варьятовы, Столяров, Селюгин, Хейсин… Уважаемые, почтенные люди, это потом они превратились в «нэпманов», а тогда были на равных со всеми. Зайдешь в любой магазин - там есть все, что угодно для души; если чего-то нет, то приветливый хозяин при первой же поездке за товаром в Москву привезет все, что нужно. У каждого владельца магазина был список постоянных покупателей, в основном женщин, и ткани привозились индивидуально каждой, опочецкие дамы ходили в разных платьях.
Лозунг «кто кого», провозглашенный при введении НЭПа, воспринимался как честное экономическое соревнование: когда товары в государственных магазинах станут дешевле и лучше, чем у частников, покупатели у последних перестанут покупать, частники закроют свои магазины и вольются в трудовую семью рабочих и служащих. Но пока, в начале 20-х, частные лавки пестрели обилием красиво выложенных товаров, а большой магазин ЕПО (Единое Потребительское Общество) поражал пустотой и мрачностью, и покупать там было нечего. Позднее вопрос «кто кого» разрешили очень просто: частников стали арестовывать и высылать, магазины закрыли, а в ЕПО по-прежнему ничего не продавали, а если и появлялся товар, то говорили «дают» или «выбросили». Повелось это на долгие годы.
Помню, как уезжал Симон Маркович Хейсин, мы провожали его на опочецкой станции. Мина, младшая дочь Хейсиных, моя ровесница, горько плакала, а я ее успокаивала: «Подумай, какая радость будет потом, когда папа вернется». А Мина со слезами говорила: «Я не хочу потом, я хочу, чтобы он сейчас никуда не уезжал». Это было, наверное, в 28-м или 29-м году.
«Нэпманы» лишились избирательных прав, появилась широкая бесправная прослойка так называемых «лишенцев». Устроиться им на работу было очень трудно, детей не принимали даже в школу, им давали только четырехклассное образование. Мину Хейсину, например, в 5-й класс Опочецкой школы не приняли. Понятие «лишенцев» существовало до принятия Сталинской Конституции в 1936 г.
В вопросе «кто кого» применялся кроме ареста и ссылки еще один сильнодействующий прием. В начале 1930-х гг. стала проводиться паспортизация, в то время как раньше в ходу были «удостоверения личности» любого фасона и формата. У папы, например, было железнодорожное удостоверение с жесткими корочками, у мамы - обыкновенная справка с приклеенной фотокарточкой. А потом ввели единые паспорта. «Нетрудовым элементам» их не давали, а без паспортов не брали на работу. Из большой семьи Хейсиных (8 человек) паспорта, например, получили только двое - Вера и Мина. В деревне паспортизация вообще не проводилась, чем крестьяне привязывались к своим местам. Перемена жительства исключалась, если деревенская молодежь хотели поехать на учебу, колхоз должен был их «отпустить». Мог и не отпустить. Конечно, крестьянство не было зачислено всецело в лишенцы, в выборах колхозники участвовали, но паспортов у них не было.
отсюда
Продолжение следует.
Начало 1, 2, 3, 4
Отчетливо помню себя и все происходившее вокруг, наверное, с пяти-шести лет. Уже введен был НЭП, и жизнь в Опочке протекала очень привольно. Голодное время гражданской войны и военного коммунизма помню только по рассказам, а примерно с 1922 г. рынок ломился от деревенских продуктов: крестьянам разрешалось продавать излишки. Мануфактуры, обуви и прочих фабричных товаров тоже было полно, в городе открылась широкая сеть частных магазинов: Глазман, братья Варьятовы, Столяров, Селюгин, Хейсин… Уважаемые, почтенные люди, это потом они превратились в «нэпманов», а тогда были на равных со всеми. Зайдешь в любой магазин - там есть все, что угодно для души; если чего-то нет, то приветливый хозяин при первой же поездке за товаром в Москву привезет все, что нужно. У каждого владельца магазина был список постоянных покупателей, в основном женщин, и ткани привозились индивидуально каждой, опочецкие дамы ходили в разных платьях.
Лозунг «кто кого», провозглашенный при введении НЭПа, воспринимался как честное экономическое соревнование: когда товары в государственных магазинах станут дешевле и лучше, чем у частников, покупатели у последних перестанут покупать, частники закроют свои магазины и вольются в трудовую семью рабочих и служащих. Но пока, в начале 20-х, частные лавки пестрели обилием красиво выложенных товаров, а большой магазин ЕПО (Единое Потребительское Общество) поражал пустотой и мрачностью, и покупать там было нечего. Позднее вопрос «кто кого» разрешили очень просто: частников стали арестовывать и высылать, магазины закрыли, а в ЕПО по-прежнему ничего не продавали, а если и появлялся товар, то говорили «дают» или «выбросили». Повелось это на долгие годы.
Помню, как уезжал Симон Маркович Хейсин, мы провожали его на опочецкой станции. Мина, младшая дочь Хейсиных, моя ровесница, горько плакала, а я ее успокаивала: «Подумай, какая радость будет потом, когда папа вернется». А Мина со слезами говорила: «Я не хочу потом, я хочу, чтобы он сейчас никуда не уезжал». Это было, наверное, в 28-м или 29-м году.
«Нэпманы» лишились избирательных прав, появилась широкая бесправная прослойка так называемых «лишенцев». Устроиться им на работу было очень трудно, детей не принимали даже в школу, им давали только четырехклассное образование. Мину Хейсину, например, в 5-й класс Опочецкой школы не приняли. Понятие «лишенцев» существовало до принятия Сталинской Конституции в 1936 г.
В вопросе «кто кого» применялся кроме ареста и ссылки еще один сильнодействующий прием. В начале 1930-х гг. стала проводиться паспортизация, в то время как раньше в ходу были «удостоверения личности» любого фасона и формата. У папы, например, было железнодорожное удостоверение с жесткими корочками, у мамы - обыкновенная справка с приклеенной фотокарточкой. А потом ввели единые паспорта. «Нетрудовым элементам» их не давали, а без паспортов не брали на работу. Из большой семьи Хейсиных (8 человек) паспорта, например, получили только двое - Вера и Мина. В деревне паспортизация вообще не проводилась, чем крестьяне привязывались к своим местам. Перемена жительства исключалась, если деревенская молодежь хотели поехать на учебу, колхоз должен был их «отпустить». Мог и не отпустить. Конечно, крестьянство не было зачислено всецело в лишенцы, в выборах колхозники участвовали, но паспортов у них не было.
отсюда
Продолжение следует.