Лето в Михалувке, Лето в Вильгельмувке, Януш Корчак
Первое сознательное чтение Корчака. Не помню, чтобы читала в детстве, но какие-то истории могли быть в школьной программе.
Слог не совершенный, местами заметки слишком смахивают на отчётность, но по большей части читать легко и остаются хорошие эмоции.
Эти заметки, называющиеся в оригинале более забавно, Корчак написал в 1910-1911 годах. Тогда летом он работал воспитателем в детских колониях - так раньше назывались летние лагеря. Колонии эти были особенные: благотворители весь год собирали деньги, чтобы летом отправить детей из нищих семей в деревню примерно на 4 недели. Отправляли и девочек, и мальчиков, каждая деревня принимала по две смены за лето, в каждой смене было 120-150 детей. Как я поняла, речь шла о польских евреях, но мб и не только о евреях, потому что в колонии приезжал ксендз, а не раввин.
Ещё зимой родители должны были подать организаторам документы на ребёнка. Так понимаю, проверяли нуждаемость семьи и в приоритете были истощённые дети. В книге указан вес нескольких мальчиков - примерно 22-25 кг, и я проверила, что этого недостаточно по современным меркам. Брали инвалидов без руки, ноги, глаза наравне с теми, у кого всё было на месте. Возраст детей от 8 до 12 лет, как я поняла, по 30 человек каждого возраста - это одна группа с одним воспитателем. Корчак был таким воспитателем. Обычно у каждой группы была своя большая спальня, но если групп было больше, чем комнат в выделенном доме, то детей одной группы подселяли по чуть-чуть в другие спальни на ночное время.
Проезд из Варшавы в деревню оплачивали благотворители. В первый день детям выдавали одинаковую одежду и забирали на хранение почти все вещи. Дети спали на чистых простынях, хотя дома могли спать на голой койке в подвале, со стен которого течёт вода. Кормили детей пять раз в день, и в какой-то момент некоторые дети переставали съедать всё, хотя дома ежедневное мясо (кроме постной пятницы) и молоко им и не снилось. Похоже, родители тратились только на почтовые открытки, чтобы дети могли извещать родителей о своих делах.
К сожалению, нищих детей было больше, чем мест в лагере. И даже если бы были места, не все дети могли поехать: дети помогали родителям зарабатывать деньги или смотреть за младшими, не всегда родители успевали подать заявку, а маргинальным родителям наверное и вовсе было наплевать на детей. Плюс возрастные ограничения: в 13 лет в лагерь не брали. Кому-то везло каждый год попадать в лагерь, а у кого-то на всю жизнь оставались воспоминания о единственной поездке.
К моменту написания заметок такие летние колонии действовали уже 25 лет. И я уверена, что для большинства детей одна такая поездка уже меняла всю жизнь. У людей в трудной жизненной ситуации и у очень бедных людей сильно сужен кругозор, им не придёт в голову, что бывает иная жизнь, иное поведение, иные варианты действий и мыслей, их мир более чёрно-белый.
Дети не просто получали на месяц передышку и поправляли здоровье, подточенное голодом и холодом. Они не просто напитывались солнцем, свежим воздухом, речкой, с которыми в городе сложнее. Не просто отъедались. Они видели взрослых крестьян, занимающихся пусть и тяжёлой работой, но отличающейся от работы родителей. Они узнавали что есть что-то реальное, к чему можно стремиться. Видели людей не только со своей улицы, людей с другим жизненным опытом.
В колониях была библиотека. Дети собирались на молитвы, на пение, но у них было много свободного времени. Под надзором они плавали в реке, кто-то учился плавать в купальне, а потом переходил в реку. Дети гуляли по лесу, учились собирать грибы и лазить по деревьям. Они то возводили военные крепости (в Михалувке), то строили шалашный посёлок (в Вильгельмувке). Сельчан удивляло, что дети добровольно что-то копают, даже спорят за лопаты, а выглядят такими счастливыми.
И важно, что детей учили думать по-другому. Детей учили задумываться, откуда берутся хулиганы: мб кто-то обижает других из-за злого отца, а мб жизнь озлобила и приучила постоянно бороться. И тут воспитатели показывали, что борьба не всегда нужна, что нет прелести в насилии. Детям показывали, что если звать забияк в игры, то те скоро оттаивают. Если мальчик хулиганил, его не распаляли жёстким наказанием, а отправляли на товарищеский суд, где дети решали, виновен ли товарищ, или он просто не знал человеческих способов взаимодействия, и поможет ли наказание загладить вину. И даже наказания были мирные: 20 минут на коленях или 20 минут в спальне наедине с собой, то есть дети не проводили долгожданные каникулы в мучениях. Детей учили не драться за вещь получше, а ждать своей очереди. Детей учили договариваться.
Опять-таки язык Корчака не очень художественный, не как у Крапивина, который писал о детях того же возраста и о детских командах, но Корчак мб одним из первых показал варианты, расширил способы поведения. Такую книгу можно дать детям, даже младшеклассникам. Родители смогут почерпнуть способы руководства детьми.
Интересно, насколько разделяли коллеги Корчака его методы, и если разделяли, то это был громадный рывок вперёд.
Слог не совершенный, местами заметки слишком смахивают на отчётность, но по большей части читать легко и остаются хорошие эмоции.
Эти заметки, называющиеся в оригинале более забавно, Корчак написал в 1910-1911 годах. Тогда летом он работал воспитателем в детских колониях - так раньше назывались летние лагеря. Колонии эти были особенные: благотворители весь год собирали деньги, чтобы летом отправить детей из нищих семей в деревню примерно на 4 недели. Отправляли и девочек, и мальчиков, каждая деревня принимала по две смены за лето, в каждой смене было 120-150 детей. Как я поняла, речь шла о польских евреях, но мб и не только о евреях, потому что в колонии приезжал ксендз, а не раввин.
Ещё зимой родители должны были подать организаторам документы на ребёнка. Так понимаю, проверяли нуждаемость семьи и в приоритете были истощённые дети. В книге указан вес нескольких мальчиков - примерно 22-25 кг, и я проверила, что этого недостаточно по современным меркам. Брали инвалидов без руки, ноги, глаза наравне с теми, у кого всё было на месте. Возраст детей от 8 до 12 лет, как я поняла, по 30 человек каждого возраста - это одна группа с одним воспитателем. Корчак был таким воспитателем. Обычно у каждой группы была своя большая спальня, но если групп было больше, чем комнат в выделенном доме, то детей одной группы подселяли по чуть-чуть в другие спальни на ночное время.
Проезд из Варшавы в деревню оплачивали благотворители. В первый день детям выдавали одинаковую одежду и забирали на хранение почти все вещи. Дети спали на чистых простынях, хотя дома могли спать на голой койке в подвале, со стен которого течёт вода. Кормили детей пять раз в день, и в какой-то момент некоторые дети переставали съедать всё, хотя дома ежедневное мясо (кроме постной пятницы) и молоко им и не снилось. Похоже, родители тратились только на почтовые открытки, чтобы дети могли извещать родителей о своих делах.
К сожалению, нищих детей было больше, чем мест в лагере. И даже если бы были места, не все дети могли поехать: дети помогали родителям зарабатывать деньги или смотреть за младшими, не всегда родители успевали подать заявку, а маргинальным родителям наверное и вовсе было наплевать на детей. Плюс возрастные ограничения: в 13 лет в лагерь не брали. Кому-то везло каждый год попадать в лагерь, а у кого-то на всю жизнь оставались воспоминания о единственной поездке.
К моменту написания заметок такие летние колонии действовали уже 25 лет. И я уверена, что для большинства детей одна такая поездка уже меняла всю жизнь. У людей в трудной жизненной ситуации и у очень бедных людей сильно сужен кругозор, им не придёт в голову, что бывает иная жизнь, иное поведение, иные варианты действий и мыслей, их мир более чёрно-белый.
Дети не просто получали на месяц передышку и поправляли здоровье, подточенное голодом и холодом. Они не просто напитывались солнцем, свежим воздухом, речкой, с которыми в городе сложнее. Не просто отъедались. Они видели взрослых крестьян, занимающихся пусть и тяжёлой работой, но отличающейся от работы родителей. Они узнавали что есть что-то реальное, к чему можно стремиться. Видели людей не только со своей улицы, людей с другим жизненным опытом.
В колониях была библиотека. Дети собирались на молитвы, на пение, но у них было много свободного времени. Под надзором они плавали в реке, кто-то учился плавать в купальне, а потом переходил в реку. Дети гуляли по лесу, учились собирать грибы и лазить по деревьям. Они то возводили военные крепости (в Михалувке), то строили шалашный посёлок (в Вильгельмувке). Сельчан удивляло, что дети добровольно что-то копают, даже спорят за лопаты, а выглядят такими счастливыми.
И важно, что детей учили думать по-другому. Детей учили задумываться, откуда берутся хулиганы: мб кто-то обижает других из-за злого отца, а мб жизнь озлобила и приучила постоянно бороться. И тут воспитатели показывали, что борьба не всегда нужна, что нет прелести в насилии. Детям показывали, что если звать забияк в игры, то те скоро оттаивают. Если мальчик хулиганил, его не распаляли жёстким наказанием, а отправляли на товарищеский суд, где дети решали, виновен ли товарищ, или он просто не знал человеческих способов взаимодействия, и поможет ли наказание загладить вину. И даже наказания были мирные: 20 минут на коленях или 20 минут в спальне наедине с собой, то есть дети не проводили долгожданные каникулы в мучениях. Детей учили не драться за вещь получше, а ждать своей очереди. Детей учили договариваться.
Опять-таки язык Корчака не очень художественный, не как у Крапивина, который писал о детях того же возраста и о детских командах, но Корчак мб одним из первых показал варианты, расширил способы поведения. Такую книгу можно дать детям, даже младшеклассникам. Родители смогут почерпнуть способы руководства детьми.
Интересно, насколько разделяли коллеги Корчака его методы, и если разделяли, то это был громадный рывок вперёд.