Animus Ater
Когда-то давно деревья были высотой до неба и сквозь листву проглядывал слой сини, которая просвечивала бесконечной чернотой вечности, если на нее долго смотреть детскими глазами. Я сижу на летней веранде кафе и смотрю в черноту. И за ней я вижу море - холодное и глубокое, такое бесконечное и чужое. Я вижу другой береги за ним опять воду и опять берега, на которых наверное как раз сейчас встает солнце. Меня пронизывает ветер, я сама ветер. И фонарь перед моими глазами, круглый как диск древнегреческого олимпийца, в дырках от листьев апрельской розы, сплошь покрытой маленькой зеленой тлей. Только что заиграл Стинг со своей вечной "Дезерт роуз".
Наши сны - непросто сны. Они объясняют, доносят смысл и поддерживают. Не только люди нам снятся - мы сами в чужом обличье, отраженные душевные культяпки, вдруг ставшие настоящими и полными. Кто нам сниться. Мне приходит во сне мой Animus Ater. Теперь я знаю, что это я. Моя мужская ипостась. Во всяком случае, дедушка Юнг мне подсказывает именно это. И еще я теперь знаю, что так будет всегда.
Во сне я курила трубку с длинным, как зима мундштуком и малюсенькой чашкой. Трубка изгибалась вместе с кольцами дыма и дрожала в сумеречном воздухе.
Наши сны - непросто сны. Они объясняют, доносят смысл и поддерживают. Не только люди нам снятся - мы сами в чужом обличье, отраженные душевные культяпки, вдруг ставшие настоящими и полными. Кто нам сниться. Мне приходит во сне мой Animus Ater. Теперь я знаю, что это я. Моя мужская ипостась. Во всяком случае, дедушка Юнг мне подсказывает именно это. И еще я теперь знаю, что так будет всегда.
Во сне я курила трубку с длинным, как зима мундштуком и малюсенькой чашкой. Трубка изгибалась вместе с кольцами дыма и дрожала в сумеречном воздухе.