О морепродуктах
Раздувшееся горло мистера Кольриджа испустило отрывистый квакающий звук, а из широко открытого рта на скатерть выплеснулся фонтанчик мутной желудочной жижи с алыми вкраплениями вина. Кто-то из его соседей издал возглас отвращения, кто-то пьяно засмеялся, ткнув его локтем под ребра. Кажется, они даже не замечали. Не видели.
- Да помогите же ему! - рявкнул Лэйд, вскакивая, - Он же сейчас задохнется к черту!
Только тогда торжествующий рев сменился испуганными вскриками, а стулья загремели по полу, царапая дорогой паркет. Где-то взвизгнула мисс Хольц.
- Воды!
- По спине бейте!
- Ах ты ж дьявол…
Мистера Кольриджа вырвало еще раз, в этот раз куда обильнее. Мутная жижа заляпала скатерть перед ним, полилась в стаканы и тарелки. Неестественно тягучая, почти багровая, она вдруг разлилась посреди стола настоящим морем, и в этом море, посреди не пережеванных мясных прожилок и кусочков капусты Лэйд с отвращением заметил вяло колышущиеся полупрозрачные комки. Остатки злосчастного осьминога, покинувшие желудок мистера Кольриджа.
- Да дайте же ему воды! - крикнул Крамби, - Чего вы стоите, как остолопы?
В горле Кольриджа, неимоверно раздувшемся и похожем на вибрирующую водосточную трубу, вновь что-то квакнуло, в этот раз почти оглушительно, будто где-то внутри него лопнул небольшой мяч. Его тучное тело, нависающее над столом, заходило ходуном, а по мясистому лицу мгновенно растеклась пепельная бледность, превратившая дрожащие складки рыхлой кожи, богатой подкожным жиром, в затвердевший алебастровый барельеф. Но даже в таком виде оно выражало смертный ужас.
- Это желудочная грыжа, у моей сестры было что-то наподобие…
Кольридж захрипел, впившись скрюченными пальцами в грудь, не замечая, как комкает и пятнает рвотой дорогую манишку. Он задыхался и не мог говорить, но каким-то образом, заходясь от боли, выдавил из себя:
- Внутри… Оно изнутри… Боже…
Кто-то принялся шлепать его по спине, но без всякого толку. Тяжелое тело мистера Кольриджа, весившее, должно быть, по меньшей мере три сотни фунтов , поглощало эти хлопки, точно китовья туша удары лодочным веслом. Кто-то протянул ему стакан с водой и мистер Кольридж, судорожно трясясь как под гальваническим напряжением, попытался влить его себе в рот, лязгая зубами по стеклу. В его глотке забурлило, словно там открылся гейзер, вода, смешавшись с желудочным соком, хлынула наружу, заливая и без того мокрый, покрытый полупереваренными закусками, стол.
- Агг-г-р… Ахххр-рр… Аррр-р-р-рг...
Мистер Лейтон повис у него на плече и попытался прижать к столу, но, коротко вскрикнув, отлетел в сторону, точно пушинка. Мистер Розенберг, попытавшийся проделать то же самое с другой стороны, оказался распростерт на полу и забрызган едко пахнущей жижей.
- Это припадок! - крикнул Крамби, - Кто-нибудь, приколите ему булавкой язык!
В его словах была правда. Язык мистера Кольриджа метался во рту, окруженный алой пеной, хлещущей из его желудка. Угоди он меж судорожно клацающих зубов, мгновенно отказался бы отсечен, словно гильотиной. Быстрее всего успел Коу. Удивительно ловко для человека его худощавой комплекции, начальник отдела взысканий заломил правую руку мистера Кольриджа в ловкий одиночный нельсон , а вторую молниеносно запустил тому в рот. До чего ловко, оказывается, отставные частные сыщики управляются с булавками…
Коу коротким змеиным движением цапнул извивающегося, рычащего и стонущего Кольриджа за распухший багровый язык. Потянул изо рта, другой рукой расстегивая булавку, и… Мисс Хольц завизжала. Тонко, точно кошка, раздавленная локомобилем. Лэйд еще даже не успел осознать произошедшего, лишь увидел, как язык мистера Кольриджа, насаженный на булавку, точно мотылек, тянется изо рта, тянется и…
Великий Боже, да какой длины может достигать человеческий язык? Мистер Хиггс никогда не писал о подобном, его интересовали лишь те микроскопические сосочки на языке, что ощущают вкус, но Лэйд всегда предполагал, что едва ли более одного-двух дюймов. Язык мистера Кольриджа, стиснутый пальцами Коу, растянулся уже на полфута.
И продолжал вытягиваться, дрожа и извиваясь как багровая змея. Узкий и верткий, он был обильно покрыт крохотными бледными папиломами или язвочками, которые… который…
Щупальце. Это не человеческий язык, это извивающееся щупальце. Папиломы были крохотными присосками, пульсирующими на мясистом дергающемся усике.
Патуа коэ э те ревера ! Иногда, когда богатый и сложный по своему устройству английский язык оказывался слишком скуден, Лэйд, сам того не замечая, переключался на наречие полли, куда менее мелодичное и продуманное, но обладающее по этой части заметно большими запасами.
Вот почему этот тучный обжора задыхался! Он проглотил щупальце осьминога, которое едва не удушило его изнутри! Ох и нелепая жуткая смерть - скончаться прямо на обеденном столе от того, кого ты сам съел!
Должно быть, та же мысль пришла в голову и Коу, потому что он, чертыхнувшись, с силой потянул на себе извивающийся отросток, надеясь вырвать его из глотки целиком. Но тот оказался длиннее, чем можно было предположить. Полфута, потом еще дюйма или четыре и еще и…
Мистер Кольридж, которого сразу трое или четверо клерком удерживали на месте, вдруг пронзительно завизжал, запрокинув голову. Из его правой ноздри, прыснув мелкой карминовой картечью, вырвалась струйка крови и проворно ринулась вниз, орошая его колышущийся подбородок, пятная и так безобразно висящую клочьями манишку. Щупальце, вырвавшееся из нее с негромким треском, было тоньше того, что тянулось изо рта, но лишь немного. Оно взметнулось вверх, ввинчиваясь в воздух, и стало подниматься над головой охваченного судорогой Кольриджа, трепеща, точно змея.
На это не хватило выдержки даже хладнокровного Коу. Заорав от отвращения, он отскочил в сторону, стряхивая с себя прозрачную слизь. Кольридж, воя от боли, размахивал в воздухе руками, пытаясь поймать тянущиеся из него щупальца. Но если он, ослепленный болью, думал, что это какая-то часть его внутренностей, которая пытается сбежать и которую во что бы то ни стало надо поймать, чтобы вернуть обратно, то жестоко заблуждался.
Наверно, это второе щупальце просто застряло у едока в носоглотке. Побуждаемое посмертными сокращениями мышц, оно проникло в носовую полость, точно в тоннель, и…
Нет, понял Лэйд, глядя на то, как мистер Кольридж, воя и исторгая из себя окровавленную пену, мечется вдоль стола. Никто уже не рисковал прикоснуться к нему, чтоб оказать помощь, напротив, сослуживцы пятились от него, как от чудовища. Нет, чертов ты битый молью мешок, возомнивший себя тигром, все гораздо паскуднее и хуже. И если ты бы заметил это, кабы не набивал свой живот дармовой жратвой, полоща старые уши в разговорах. Все гораздо, гораздо, гораздо…
Лицо мистера Кольриджа было покрыто массой из хлещущей глоткой пены, рвоты и его собственной крови. Ослепленный, визжащий от ужаса и боли, он сумел перехватить щупальце, вытягивающееся из его рта, точно бесконечный платок из шляпы фокусника, другой пытаясь нащупать на столе нож. Ножа ему не попалось, но попалась тарелка. Он ударил ею об край стола, разбив на несколько крупных осколков, после чего попытался полоснуть одним из них по душащему его отростку. Ослепленный болью и обуреваемый ужасом, должно быть, он видел свое спасение в том, чтобы избавиться от этого страшного отростка любой ценой. Отсечь его от себя, как ланцет хирурга отсекает пораженный орган или…
Мисс Хольц вновь закричала. Но даже ее истошный крик не смог заглушить тихого хруста, с которым нос мистера Кольриджа вдруг стал раздуваться, превращаясь в бесформенную бородавку, источающую сукровицу и кровь. Это выглядело так, словно на его лице наливается кровью и пульсирует огромная опухоль, только росла она с такой стремительностью, с которой надувается воздушный шар. Еще миг - и эта опухоль лопнула с негромким треском, обнажив в лице мистера Кольриджа огромную кровоточащую пробоину,
сквозь которую, раздирая натянутые струны мышц и костяные осколки, наружу устремились извивающиеся щупальца.
Это были уже не тонкие полупрозрачные отростки с крохотными присосками вроде тех, что мистер Кольридж незадолго перед этим азартно отправлял в рот, обильно спрыскивая соевым соусом. Они походили на бесцветных извивающихся змей, усеянных багровыми фурункулами, и каждое двигалось так, будто было отдельным обособленным организмом. Исторгнувшись через развороченную дыру на месте носа, обрамленную лоскутами кожи, они клубком повисли над его головой. Некоторые хаотически дергались, другие точно танцевали в воздухе, чертя в воздухе завораживающий невидимый узор.
Лэйд попятился, ощущая, как под пиджаком, между лопатками, разливается липкое малярийное болото. Одна из рук слепо нырнула в карман и ворочалась там, бессмысленно перебирая содержимое. Монета, щепка, склянка с чернильной жижей, скрепка… Ничего из того, что могло бы сейчас пригодиться. И неудивительно. Он не собирался на охоту и не брал подходящего снаряжения. Всего лишь небольшая вылазка, разведка на местности, инспекция, которую он предпринял без всякого желания, только лишь для того, чтоб отработать полученные деньги. И вот поглядите, мистер Лайвстоун, куда это нас привело…
- Аааааа! Аухр-р-ррр! Абб-ххвлл-л-лл…
Носоглотка мистера Кольриджа обратилась одной влажно хлюпающей раной с осколками нёба, отчего он лишился способности к членораздельной речи. Впрочем, едва ли сейчас он смог бы произнести что-то осмысленное. Исторгая из себя истошный вой, перемежаемый всхлипами, он тщетно пытался схватить пальцами исторгаемые его телом щупальца. А те, точно забавляясь, нарочно вились вокруг его лица, ласково трепля его по щекам и небрежно тормоша. Точно игривые отпрыски со старым неуклюжим родителем.
Следующее щупальце вынырнуло из затылка, небрежно сдернув кусок скальпа мистера Кольриджа и оставив его болтаться, точно драпировке. Еще два копошились под подбородком, запутавшись в нижней челюсти.
- Господь всемогущий! Кто-нибудь… - Крамби осекся, с ужасом наблюдая за тем, как член оперативного совета нечленораздельно воет, сотрясаясь в спазмах и разрывая на себе одежду, - Прекратите это!
Никто из них не знал, как прекратить то, что происходило на их глазах. Поэтому все молча пятились прочь, не смея сделать и шага по направлению к несчастному.
Конвульсии Кольриджа походили на танец. Но не благопристойный лендлер , чопорный вальс или дерзкий фокстрот, а нечто несоизмеримо более энергичное, древнее, почти животное. Что-то сродни апариме , которую выплясывают при луне дикие полли - судорожно-резкие движения, нелепые жесты, гортанный рев…
Беспорядочно мечась, мистер Кольридж срывал с себя одежду, обнажая свой рыхлый бледный торс. И Лэйд отчетливо видел, как на колышущейся коже под слоем жира стремительно расцветают винные ягоды, быстро превращающиеся в крохотные кровавые гейзеры. Кольридж прижимал руки к животу, точно пытаясь сдержать рвущиеся из него шевелящиеся хлысты, но те, безжалостно разрывая связки и кости, прокладывали себе дорогу с чудовищной силой, для которой человеческое тело не представляло собой серьезной преграды.
Ага. Пришло время вспомнить, что Новый Бангор - это не про вкусную еду и викторианские благообразности. Не про локомобили и корсеты. Новый Бангор - это про жуткую хрень, которая иногда весьма похожа на наш мир, но совершенно точно им не является. И про людей, которые там живут.
Никогда не ешьте на ночь саннакчи.
- Да помогите же ему! - рявкнул Лэйд, вскакивая, - Он же сейчас задохнется к черту!
Только тогда торжествующий рев сменился испуганными вскриками, а стулья загремели по полу, царапая дорогой паркет. Где-то взвизгнула мисс Хольц.
- Воды!
- По спине бейте!
- Ах ты ж дьявол…
Мистера Кольриджа вырвало еще раз, в этот раз куда обильнее. Мутная жижа заляпала скатерть перед ним, полилась в стаканы и тарелки. Неестественно тягучая, почти багровая, она вдруг разлилась посреди стола настоящим морем, и в этом море, посреди не пережеванных мясных прожилок и кусочков капусты Лэйд с отвращением заметил вяло колышущиеся полупрозрачные комки. Остатки злосчастного осьминога, покинувшие желудок мистера Кольриджа.
- Да дайте же ему воды! - крикнул Крамби, - Чего вы стоите, как остолопы?
В горле Кольриджа, неимоверно раздувшемся и похожем на вибрирующую водосточную трубу, вновь что-то квакнуло, в этот раз почти оглушительно, будто где-то внутри него лопнул небольшой мяч. Его тучное тело, нависающее над столом, заходило ходуном, а по мясистому лицу мгновенно растеклась пепельная бледность, превратившая дрожащие складки рыхлой кожи, богатой подкожным жиром, в затвердевший алебастровый барельеф. Но даже в таком виде оно выражало смертный ужас.
- Это желудочная грыжа, у моей сестры было что-то наподобие…
Кольридж захрипел, впившись скрюченными пальцами в грудь, не замечая, как комкает и пятнает рвотой дорогую манишку. Он задыхался и не мог говорить, но каким-то образом, заходясь от боли, выдавил из себя:
- Внутри… Оно изнутри… Боже…
Кто-то принялся шлепать его по спине, но без всякого толку. Тяжелое тело мистера Кольриджа, весившее, должно быть, по меньшей мере три сотни фунтов , поглощало эти хлопки, точно китовья туша удары лодочным веслом. Кто-то протянул ему стакан с водой и мистер Кольридж, судорожно трясясь как под гальваническим напряжением, попытался влить его себе в рот, лязгая зубами по стеклу. В его глотке забурлило, словно там открылся гейзер, вода, смешавшись с желудочным соком, хлынула наружу, заливая и без того мокрый, покрытый полупереваренными закусками, стол.
- Агг-г-р… Ахххр-рр… Аррр-р-р-рг...
Мистер Лейтон повис у него на плече и попытался прижать к столу, но, коротко вскрикнув, отлетел в сторону, точно пушинка. Мистер Розенберг, попытавшийся проделать то же самое с другой стороны, оказался распростерт на полу и забрызган едко пахнущей жижей.
- Это припадок! - крикнул Крамби, - Кто-нибудь, приколите ему булавкой язык!
В его словах была правда. Язык мистера Кольриджа метался во рту, окруженный алой пеной, хлещущей из его желудка. Угоди он меж судорожно клацающих зубов, мгновенно отказался бы отсечен, словно гильотиной. Быстрее всего успел Коу. Удивительно ловко для человека его худощавой комплекции, начальник отдела взысканий заломил правую руку мистера Кольриджа в ловкий одиночный нельсон , а вторую молниеносно запустил тому в рот. До чего ловко, оказывается, отставные частные сыщики управляются с булавками…
Коу коротким змеиным движением цапнул извивающегося, рычащего и стонущего Кольриджа за распухший багровый язык. Потянул изо рта, другой рукой расстегивая булавку, и… Мисс Хольц завизжала. Тонко, точно кошка, раздавленная локомобилем. Лэйд еще даже не успел осознать произошедшего, лишь увидел, как язык мистера Кольриджа, насаженный на булавку, точно мотылек, тянется изо рта, тянется и…
Великий Боже, да какой длины может достигать человеческий язык? Мистер Хиггс никогда не писал о подобном, его интересовали лишь те микроскопические сосочки на языке, что ощущают вкус, но Лэйд всегда предполагал, что едва ли более одного-двух дюймов. Язык мистера Кольриджа, стиснутый пальцами Коу, растянулся уже на полфута.
И продолжал вытягиваться, дрожа и извиваясь как багровая змея. Узкий и верткий, он был обильно покрыт крохотными бледными папиломами или язвочками, которые… который…
Щупальце. Это не человеческий язык, это извивающееся щупальце. Папиломы были крохотными присосками, пульсирующими на мясистом дергающемся усике.
Патуа коэ э те ревера ! Иногда, когда богатый и сложный по своему устройству английский язык оказывался слишком скуден, Лэйд, сам того не замечая, переключался на наречие полли, куда менее мелодичное и продуманное, но обладающее по этой части заметно большими запасами.
Вот почему этот тучный обжора задыхался! Он проглотил щупальце осьминога, которое едва не удушило его изнутри! Ох и нелепая жуткая смерть - скончаться прямо на обеденном столе от того, кого ты сам съел!
Должно быть, та же мысль пришла в голову и Коу, потому что он, чертыхнувшись, с силой потянул на себе извивающийся отросток, надеясь вырвать его из глотки целиком. Но тот оказался длиннее, чем можно было предположить. Полфута, потом еще дюйма или четыре и еще и…
Мистер Кольридж, которого сразу трое или четверо клерком удерживали на месте, вдруг пронзительно завизжал, запрокинув голову. Из его правой ноздри, прыснув мелкой карминовой картечью, вырвалась струйка крови и проворно ринулась вниз, орошая его колышущийся подбородок, пятная и так безобразно висящую клочьями манишку. Щупальце, вырвавшееся из нее с негромким треском, было тоньше того, что тянулось изо рта, но лишь немного. Оно взметнулось вверх, ввинчиваясь в воздух, и стало подниматься над головой охваченного судорогой Кольриджа, трепеща, точно змея.
На это не хватило выдержки даже хладнокровного Коу. Заорав от отвращения, он отскочил в сторону, стряхивая с себя прозрачную слизь. Кольридж, воя от боли, размахивал в воздухе руками, пытаясь поймать тянущиеся из него щупальца. Но если он, ослепленный болью, думал, что это какая-то часть его внутренностей, которая пытается сбежать и которую во что бы то ни стало надо поймать, чтобы вернуть обратно, то жестоко заблуждался.
Наверно, это второе щупальце просто застряло у едока в носоглотке. Побуждаемое посмертными сокращениями мышц, оно проникло в носовую полость, точно в тоннель, и…
Нет, понял Лэйд, глядя на то, как мистер Кольридж, воя и исторгая из себя окровавленную пену, мечется вдоль стола. Никто уже не рисковал прикоснуться к нему, чтоб оказать помощь, напротив, сослуживцы пятились от него, как от чудовища. Нет, чертов ты битый молью мешок, возомнивший себя тигром, все гораздо паскуднее и хуже. И если ты бы заметил это, кабы не набивал свой живот дармовой жратвой, полоща старые уши в разговорах. Все гораздо, гораздо, гораздо…
Лицо мистера Кольриджа было покрыто массой из хлещущей глоткой пены, рвоты и его собственной крови. Ослепленный, визжащий от ужаса и боли, он сумел перехватить щупальце, вытягивающееся из его рта, точно бесконечный платок из шляпы фокусника, другой пытаясь нащупать на столе нож. Ножа ему не попалось, но попалась тарелка. Он ударил ею об край стола, разбив на несколько крупных осколков, после чего попытался полоснуть одним из них по душащему его отростку. Ослепленный болью и обуреваемый ужасом, должно быть, он видел свое спасение в том, чтобы избавиться от этого страшного отростка любой ценой. Отсечь его от себя, как ланцет хирурга отсекает пораженный орган или…
Мисс Хольц вновь закричала. Но даже ее истошный крик не смог заглушить тихого хруста, с которым нос мистера Кольриджа вдруг стал раздуваться, превращаясь в бесформенную бородавку, источающую сукровицу и кровь. Это выглядело так, словно на его лице наливается кровью и пульсирует огромная опухоль, только росла она с такой стремительностью, с которой надувается воздушный шар. Еще миг - и эта опухоль лопнула с негромким треском, обнажив в лице мистера Кольриджа огромную кровоточащую пробоину,
сквозь которую, раздирая натянутые струны мышц и костяные осколки, наружу устремились извивающиеся щупальца.
Это были уже не тонкие полупрозрачные отростки с крохотными присосками вроде тех, что мистер Кольридж незадолго перед этим азартно отправлял в рот, обильно спрыскивая соевым соусом. Они походили на бесцветных извивающихся змей, усеянных багровыми фурункулами, и каждое двигалось так, будто было отдельным обособленным организмом. Исторгнувшись через развороченную дыру на месте носа, обрамленную лоскутами кожи, они клубком повисли над его головой. Некоторые хаотически дергались, другие точно танцевали в воздухе, чертя в воздухе завораживающий невидимый узор.
Лэйд попятился, ощущая, как под пиджаком, между лопатками, разливается липкое малярийное болото. Одна из рук слепо нырнула в карман и ворочалась там, бессмысленно перебирая содержимое. Монета, щепка, склянка с чернильной жижей, скрепка… Ничего из того, что могло бы сейчас пригодиться. И неудивительно. Он не собирался на охоту и не брал подходящего снаряжения. Всего лишь небольшая вылазка, разведка на местности, инспекция, которую он предпринял без всякого желания, только лишь для того, чтоб отработать полученные деньги. И вот поглядите, мистер Лайвстоун, куда это нас привело…
- Аааааа! Аухр-р-ррр! Абб-ххвлл-л-лл…
Носоглотка мистера Кольриджа обратилась одной влажно хлюпающей раной с осколками нёба, отчего он лишился способности к членораздельной речи. Впрочем, едва ли сейчас он смог бы произнести что-то осмысленное. Исторгая из себя истошный вой, перемежаемый всхлипами, он тщетно пытался схватить пальцами исторгаемые его телом щупальца. А те, точно забавляясь, нарочно вились вокруг его лица, ласково трепля его по щекам и небрежно тормоша. Точно игривые отпрыски со старым неуклюжим родителем.
Следующее щупальце вынырнуло из затылка, небрежно сдернув кусок скальпа мистера Кольриджа и оставив его болтаться, точно драпировке. Еще два копошились под подбородком, запутавшись в нижней челюсти.
- Господь всемогущий! Кто-нибудь… - Крамби осекся, с ужасом наблюдая за тем, как член оперативного совета нечленораздельно воет, сотрясаясь в спазмах и разрывая на себе одежду, - Прекратите это!
Никто из них не знал, как прекратить то, что происходило на их глазах. Поэтому все молча пятились прочь, не смея сделать и шага по направлению к несчастному.
Конвульсии Кольриджа походили на танец. Но не благопристойный лендлер , чопорный вальс или дерзкий фокстрот, а нечто несоизмеримо более энергичное, древнее, почти животное. Что-то сродни апариме , которую выплясывают при луне дикие полли - судорожно-резкие движения, нелепые жесты, гортанный рев…
Беспорядочно мечась, мистер Кольридж срывал с себя одежду, обнажая свой рыхлый бледный торс. И Лэйд отчетливо видел, как на колышущейся коже под слоем жира стремительно расцветают винные ягоды, быстро превращающиеся в крохотные кровавые гейзеры. Кольридж прижимал руки к животу, точно пытаясь сдержать рвущиеся из него шевелящиеся хлысты, но те, безжалостно разрывая связки и кости, прокладывали себе дорогу с чудовищной силой, для которой человеческое тело не представляло собой серьезной преграды.
Ага. Пришло время вспомнить, что Новый Бангор - это не про вкусную еду и викторианские благообразности. Не про локомобили и корсеты. Новый Бангор - это про жуткую хрень, которая иногда весьма похожа на наш мир, но совершенно точно им не является. И про людей, которые там живут.
Никогда не ешьте на ночь саннакчи.