Дравидский стиль
Два из этих храмов, стоящие бок о бок, словно инопланетные машины, были построены двумя сестрами, которые по очереди становились женами Викрамадитьи II, того самого, что оставил свой знак на храме Кайласанатха в Канчи. Храмы-близнецы сестер, построенные в честь его победы, напоминают Кайласанатху и поэтому бесспорно принадлежат к так называемому дравидскому стилю (расцвет которого являет великий храм Чола в Тангоре, XI век). Другие, однако, и здесь, и в Айхоле демонстрируют черты криволинейных башен (сикхар), отличающихся от того, что мы привыкли называть Нагара, или северным стилем храмовой архитектуры (знаменитые примеры этого стиля - храмы Кхаджурахо). Есть также прямосторонние пирамиды, которые позже стали ассоциировать с храмами Ориссы, особенно Бхуванешвара.
Кажется невероятным, если задуматься, что все эти вариации были разработаны архитекторами Чалукьев. Скульптура и иконография отражают влияние династии Гуптов и подразумевают, что завоевавшие большую территорию Чалукьи послужили «мостом» между севером и югом.
Их паллавские соперники рассчитывали на ту же связующую роль между культурами Индийского субконтинента и индийскими царствами на юго-востоке Азии. Ни у одного региона или династии Индии не было монополии на контакты с Юго-Восточной Азией. Мы знаем, что Бенгалия поддерживала регулярные контакты как с континентальной Юго-Восточной Азией, так и с архипелагами; Фа Сянь проплыл в Индонезию или Малайзию из бенгальского порта Тамралипти, а многие буддисты из Китая и Юго-Восточной Азии добирались до великого университета Наланды в Бихаре через тот же порт. Влияние Ориссы можно проследить в Бирме и Ост-Индии. Поскольку лучшего объяснения нет, вполне возможно, что имя «клинг», под которым индусы все еще известны на Суматре и в Малайзии, происходит от «Калинга», древнего Орисского царства. Похожим образом Карела и Гуджарат имели, по-видимому, регулярные контакты с Юго-Восточной Азией, которые существенно возросли после того, как арабы начали торговлю через Индийский океан.
Однако наиболее обширное влияние на Юго-Восточную Азию с V по VII век оказали Паллавы из Канчи. На материке в VI веке начало складываться новое царство. Центр его располагался в Камбодже. Скоро оно вобрало в себя Фунань, индуистское царство в нижнем течении Меконга, от которого, вероятно, и отпало, и возникло вновь, уже как великое кхмерское царство Ангкор. Его цари, как и многие властители Фунаня и Чампы (другое индуистское государство во Вьетнаме), почти всегда носили имена, оканчивавшиеся на «варман», в точности как Паллавы. Еще важнее то, что они возводили свое происхождение к союзу местной царевны с неким Камбу, чьи потомки стали известны как «Камбуджа».
От этого слова произошли «Камбоджа» и «Кхмер». Но Камбуджа, как место и как народ, впервые упоминаются в эпосе и в пуранах. Они располагались на дальнем северо-западе Индийского субконтинента, в добрых трех тысячах километров от Камбоджи. Уже было высказано предположение, что сакральная география классиков санскрита имеет тенденцию к повторению, когда новые регионы санскритизируются (например, Матхура, Мадурай и Мадура в Индонезии). Немыслимое смещение Камбуджи с верхнего Инда к среднему Меконгу выглядит еще одним доказательством этой теории. Более того, приятие Камбу как общего предка, кажется, показывает, как такой перенос становится возможен, когда цари государств, лежащих в далеком Индокитае, требуют признания своих прав, полученных от приемного санскритского предка. Что еще более существенно, этот конкретный миф, скорее всего, есть версия истории брахмана Каундиньи и Ивового Листа, его местной царицы. А это, в свою очередь, «показывает определенное родство с генеалогическим мифом Паллавов Канчи», даже «поразительное сходство».
Отдельно от Индокитая Паллавы, как известно, были втянуты в династическую борьбу на Шри-Ланке, основали Мамаллапурам, удаленный торговый пункт, и установили дипломатические отношения с Китаем. Без сомнения, коммерческие, религиозные и политические факторы сыграли свою роль в усилении прямого, пусть и предполагаемого, влияния Паллавов на юго-восток архипелага. Найденная на Яве надпись сделана письменностью Паллавов, а самый ранний из сохранившихся индуистских храмов этого острова, маленькие вырубленные из камня алтари Гедонг Сонго в туманных нагорьях Диенга, наглядно показывают связь с архитектурой Мамаллапурам.
В Индонезии, как и в Индокитае, важные политические события шли полным ходом. В VIII веке произошел переход от темной Шривиджаи к власти над морем и династии, которая могла править морской державой, протянувшейся от Суматры до Малайи, Таиланда, Камбоджи и Вьетнама. С точки зрения концепции национального духа водная империя Шривиджаи столь же важна для современной Индонезии, «пеласгического государства», как континентальная империя Маурьев для индийских централистов. Как Чампа и Камбожда, Шривиджая была тем не менее бесспорно индианизированным государством, хотя и более буддийским, чем брахманским. Ее столица, рядом с Палембангом на юго-востоке Суматры, скорее всего, была тем местом, где в конце VII столетия китайский ученый И-Цзин нашел процветающую общину монахов. От общины он получил предварительные сведения, а потом отправился в Бенгалию и Наланду. Вернувшись, он несколько лет жил среди буддистов Шривиджаи и работал над переводом текстов, приобретенных в Индии.
Также в VII или VIII веках на центральной Яве возникли соперничавшие, но, вероятно, связанные друг с другом царства Саилендра и Санджая. Происхождение этих царств и их отношений с Шривиджаей. не говоря уж об Индии, - предмет отдельного обсуждения, но одному из них или обоим нужно приписать первую славную фазу постройки храмов на Яве, которая началась примерно в 780 году. Как в Декане или южной Индии, храмы группируются внутри небольшой окружности, на сей раз с центром в Джокьякарте. Более того, много совпадений во всем, кроме мелких деталей, с нормами планировки и вертикали, обнаруженными в городах Паллавов и Чалукьев.
Единственным ярким исключением является скульптурный колосс Боробудура, наиболее выдающийся, таинственный пример культурных связей Индии и Юго-Восточной Азии. Возможным прототипом этой ступенчатой ступы беспрецедентных пропорций были, по предположению Сюаньцзаня, не дошедшие до наших дней ступы северной Индии, а также археологические свидетельства обширных руин и постаментов в таких городах, как Нандангарх и Пахарпур в Бенгалии. С другой стороны, если ступа была изначально холмом, который разбили на террасы и облицевали камнем, в ход могли пойти параллели с прихотливым террасным ландшафтом Явы и храмами ее доиндуистких горных божеств.
Археология этой постройки ничем не помогает разрешению вопроса. Начатое, очевидно, в 775 году, здание приобрело окончательный вид к 840-му, и за этот период его часто перестраивали и даже придавали иной статус. «Монумент был построен минимум в четыре этапа... он начинался как индуистский храм, а после второго этапа превращен в буддийское место поклонения». Как бы то ни было, общее мнение таково, что план первого этажа Боробудура, и в первоначальной версии, и в окончательном виде, представляет собой классическую мандалу. Четыре ее стороны, каждая размером примерно с ширину футбольного поля, постепенно зазубриваются, а углы скругляются настолько, насколько позволяет прямоугольное строение. Последовательные ярусы, внутренние круги на плане, повторяют тот же узор, пока три самых верхних не становятся на самом деле круглыми. Более того, каждый ярус доступен только с пролета ступеней, расположенных в центре каждой стороны. Соединяясь, они делят монумент на четыре четверти.
Похожий дизайн можно увидеть на плане современных храмов, стоящих напротив ступ и на Яве, и в Индии. Вертикали добавляют еще одно важное измерение этого символизма, как явствует из растущих амбиций потомков Чалукьев в Декане. Здесь нужно отметить, что постройка храмов стала царской прерогативой. Все, за исключением вспомогательных алтарей, служило цели выразить царское величие, произвести впечатление на подданных, напомнить о покорности вассалам и пригрозить врагам.
Поэтому «строительство храма, буддийского или индуистского, было важным политическим актом», «настолько же, насколько война является актом мира». Это может быть, однако, неверно истолковано. Когда новые исламские захватчики пересекли пустыню Синд и прошли отрогами Гйндукуша, династии Индии восприняли это с вопиющим равнодушием, поскольку они тратили все свои ресурсы не на укрепления и конницу, а на полет архитектурной фантазии. На самом деле, они встречали новую угрозу утверждением блистательно дерзкой веры в собственное превосходство и независимость.
Кажется невероятным, если задуматься, что все эти вариации были разработаны архитекторами Чалукьев. Скульптура и иконография отражают влияние династии Гуптов и подразумевают, что завоевавшие большую территорию Чалукьи послужили «мостом» между севером и югом.
Их паллавские соперники рассчитывали на ту же связующую роль между культурами Индийского субконтинента и индийскими царствами на юго-востоке Азии. Ни у одного региона или династии Индии не было монополии на контакты с Юго-Восточной Азией. Мы знаем, что Бенгалия поддерживала регулярные контакты как с континентальной Юго-Восточной Азией, так и с архипелагами; Фа Сянь проплыл в Индонезию или Малайзию из бенгальского порта Тамралипти, а многие буддисты из Китая и Юго-Восточной Азии добирались до великого университета Наланды в Бихаре через тот же порт. Влияние Ориссы можно проследить в Бирме и Ост-Индии. Поскольку лучшего объяснения нет, вполне возможно, что имя «клинг», под которым индусы все еще известны на Суматре и в Малайзии, происходит от «Калинга», древнего Орисского царства. Похожим образом Карела и Гуджарат имели, по-видимому, регулярные контакты с Юго-Восточной Азией, которые существенно возросли после того, как арабы начали торговлю через Индийский океан.
Однако наиболее обширное влияние на Юго-Восточную Азию с V по VII век оказали Паллавы из Канчи. На материке в VI веке начало складываться новое царство. Центр его располагался в Камбодже. Скоро оно вобрало в себя Фунань, индуистское царство в нижнем течении Меконга, от которого, вероятно, и отпало, и возникло вновь, уже как великое кхмерское царство Ангкор. Его цари, как и многие властители Фунаня и Чампы (другое индуистское государство во Вьетнаме), почти всегда носили имена, оканчивавшиеся на «варман», в точности как Паллавы. Еще важнее то, что они возводили свое происхождение к союзу местной царевны с неким Камбу, чьи потомки стали известны как «Камбуджа».
От этого слова произошли «Камбоджа» и «Кхмер». Но Камбуджа, как место и как народ, впервые упоминаются в эпосе и в пуранах. Они располагались на дальнем северо-западе Индийского субконтинента, в добрых трех тысячах километров от Камбоджи. Уже было высказано предположение, что сакральная география классиков санскрита имеет тенденцию к повторению, когда новые регионы санскритизируются (например, Матхура, Мадурай и Мадура в Индонезии). Немыслимое смещение Камбуджи с верхнего Инда к среднему Меконгу выглядит еще одним доказательством этой теории. Более того, приятие Камбу как общего предка, кажется, показывает, как такой перенос становится возможен, когда цари государств, лежащих в далеком Индокитае, требуют признания своих прав, полученных от приемного санскритского предка. Что еще более существенно, этот конкретный миф, скорее всего, есть версия истории брахмана Каундиньи и Ивового Листа, его местной царицы. А это, в свою очередь, «показывает определенное родство с генеалогическим мифом Паллавов Канчи», даже «поразительное сходство».
Отдельно от Индокитая Паллавы, как известно, были втянуты в династическую борьбу на Шри-Ланке, основали Мамаллапурам, удаленный торговый пункт, и установили дипломатические отношения с Китаем. Без сомнения, коммерческие, религиозные и политические факторы сыграли свою роль в усилении прямого, пусть и предполагаемого, влияния Паллавов на юго-восток архипелага. Найденная на Яве надпись сделана письменностью Паллавов, а самый ранний из сохранившихся индуистских храмов этого острова, маленькие вырубленные из камня алтари Гедонг Сонго в туманных нагорьях Диенга, наглядно показывают связь с архитектурой Мамаллапурам.
В Индонезии, как и в Индокитае, важные политические события шли полным ходом. В VIII веке произошел переход от темной Шривиджаи к власти над морем и династии, которая могла править морской державой, протянувшейся от Суматры до Малайи, Таиланда, Камбоджи и Вьетнама. С точки зрения концепции национального духа водная империя Шривиджаи столь же важна для современной Индонезии, «пеласгического государства», как континентальная империя Маурьев для индийских централистов. Как Чампа и Камбожда, Шривиджая была тем не менее бесспорно индианизированным государством, хотя и более буддийским, чем брахманским. Ее столица, рядом с Палембангом на юго-востоке Суматры, скорее всего, была тем местом, где в конце VII столетия китайский ученый И-Цзин нашел процветающую общину монахов. От общины он получил предварительные сведения, а потом отправился в Бенгалию и Наланду. Вернувшись, он несколько лет жил среди буддистов Шривиджаи и работал над переводом текстов, приобретенных в Индии.
Также в VII или VIII веках на центральной Яве возникли соперничавшие, но, вероятно, связанные друг с другом царства Саилендра и Санджая. Происхождение этих царств и их отношений с Шривиджаей. не говоря уж об Индии, - предмет отдельного обсуждения, но одному из них или обоим нужно приписать первую славную фазу постройки храмов на Яве, которая началась примерно в 780 году. Как в Декане или южной Индии, храмы группируются внутри небольшой окружности, на сей раз с центром в Джокьякарте. Более того, много совпадений во всем, кроме мелких деталей, с нормами планировки и вертикали, обнаруженными в городах Паллавов и Чалукьев.
Единственным ярким исключением является скульптурный колосс Боробудура, наиболее выдающийся, таинственный пример культурных связей Индии и Юго-Восточной Азии. Возможным прототипом этой ступенчатой ступы беспрецедентных пропорций были, по предположению Сюаньцзаня, не дошедшие до наших дней ступы северной Индии, а также археологические свидетельства обширных руин и постаментов в таких городах, как Нандангарх и Пахарпур в Бенгалии. С другой стороны, если ступа была изначально холмом, который разбили на террасы и облицевали камнем, в ход могли пойти параллели с прихотливым террасным ландшафтом Явы и храмами ее доиндуистких горных божеств.
Археология этой постройки ничем не помогает разрешению вопроса. Начатое, очевидно, в 775 году, здание приобрело окончательный вид к 840-му, и за этот период его часто перестраивали и даже придавали иной статус. «Монумент был построен минимум в четыре этапа... он начинался как индуистский храм, а после второго этапа превращен в буддийское место поклонения». Как бы то ни было, общее мнение таково, что план первого этажа Боробудура, и в первоначальной версии, и в окончательном виде, представляет собой классическую мандалу. Четыре ее стороны, каждая размером примерно с ширину футбольного поля, постепенно зазубриваются, а углы скругляются настолько, насколько позволяет прямоугольное строение. Последовательные ярусы, внутренние круги на плане, повторяют тот же узор, пока три самых верхних не становятся на самом деле круглыми. Более того, каждый ярус доступен только с пролета ступеней, расположенных в центре каждой стороны. Соединяясь, они делят монумент на четыре четверти.
Похожий дизайн можно увидеть на плане современных храмов, стоящих напротив ступ и на Яве, и в Индии. Вертикали добавляют еще одно важное измерение этого символизма, как явствует из растущих амбиций потомков Чалукьев в Декане. Здесь нужно отметить, что постройка храмов стала царской прерогативой. Все, за исключением вспомогательных алтарей, служило цели выразить царское величие, произвести впечатление на подданных, напомнить о покорности вассалам и пригрозить врагам.
Поэтому «строительство храма, буддийского или индуистского, было важным политическим актом», «настолько же, насколько война является актом мира». Это может быть, однако, неверно истолковано. Когда новые исламские захватчики пересекли пустыню Синд и прошли отрогами Гйндукуша, династии Индии восприняли это с вопиющим равнодушием, поскольку они тратили все свои ресурсы не на укрепления и конницу, а на полет архитектурной фантазии. На самом деле, они встречали новую угрозу утверждением блистательно дерзкой веры в собственное превосходство и независимость.