Черная книжка Аллы Борисовны III
Тогда я тоже жил в Тель-Авиве, в доме моего друга, консула одной из европейских держав. Ночью под окнами ходили курицы, скребли лапами землю. Бежали от куста к кусту голенастые цыплята. Кричали петухи. Однажды улица огласилась стрельбой. Мы вышли на балкон посмотреть, что произошло, но перекресток был пустым. Проехало полицейское авто, гудел клаксон. Пахло бензином, магнолией. У верхушек пальм толклись в воздухе летучие собаки. По утрам доносился от мечети азан, ему вторили колокола на Ильинском соборе. Я вставал рано, шел вверх по пустой и жаркой улице имени рабби Нахмана из Брацлава, мимо одноэтажных домиков из ракушечника, мимо сада с бутылочными деревьями к серым гаражам, мастерским, там чинили автомобили, торговали запчастям, всяким инструментом. В одной из мастерских реставрировали двери - самые разные, кованые, деревянные, резные, узорчатые, филенчатые, покрытые росписью, синими цветами и птицами. Там же на стене была надпись - “Гвина булгарит”, болгарский сыр, и действительно, в сводчатом помещении под надписью можно было купить вдоволь соленого мокрого сыра, продавец ловко доставал ломти его из прохладной жестяной ванны, пластал ножом, заворачивал в вощеную бумагу. Мальчик разносил воду, рабочие, торговцы пили . Пройдя под мостом на Алленби, я садился в трамвай и долго ехал по городу.
В трамвае я и нашел маленькую черную книжку Аллы Борисовны, потертый переплет, странички, покрытые бисерным почерком. Несколько раз я видел Аллу Борисовну из окна трамвая, жал на стоп кран, выскакивал из трамвая под ругань других пассажиров и вагоновожатого, хотел вернуть ей книжку. Но всякий раз узкий изящный силуэт Аллы Борисовны терялся в жарком мареве полуденных улиц, асфальт исходил миражами, щебетали в окнах канарейки в проволочных клетках, гудели моторы. Хотелось пить, но бутылка с водой была пуста. Я так ни разу и не нагнал Аллу Борисовну, Однажды мне показалось, что она зашла в маленький грязноватый кинотеатрик на улице Трумпельдора. Роняя на пол монетки из кошелька, я купил билет у нелюбезной билетерши за мутным стеклом, зашел в зал. Показывали трофейную испанскую “Кармен”. Пыльный плюшевый зал был пуст, пахло карамельками барбарис, горелой кинопленкой. В воздухе стелился сизоватый дымок. Красавица Империо Архентина помавала на экране черно-белыми полными руками и сыпалась с них серебристая пыльца, порошок из серых ночных бабочек. Империо пела: “Ya se ocultó la luna, luna lunera ha abierto su ventana la piconera, la piconera ai, y el piconero”. Стрекотал кинопроектор. Я листал маленькую черную книжку Аллы Борисовны. Все что было в ней я доподлинно передаю вам без каких либо сокращений.
В трамвае я и нашел маленькую черную книжку Аллы Борисовны, потертый переплет, странички, покрытые бисерным почерком. Несколько раз я видел Аллу Борисовну из окна трамвая, жал на стоп кран, выскакивал из трамвая под ругань других пассажиров и вагоновожатого, хотел вернуть ей книжку. Но всякий раз узкий изящный силуэт Аллы Борисовны терялся в жарком мареве полуденных улиц, асфальт исходил миражами, щебетали в окнах канарейки в проволочных клетках, гудели моторы. Хотелось пить, но бутылка с водой была пуста. Я так ни разу и не нагнал Аллу Борисовну, Однажды мне показалось, что она зашла в маленький грязноватый кинотеатрик на улице Трумпельдора. Роняя на пол монетки из кошелька, я купил билет у нелюбезной билетерши за мутным стеклом, зашел в зал. Показывали трофейную испанскую “Кармен”. Пыльный плюшевый зал был пуст, пахло карамельками барбарис, горелой кинопленкой. В воздухе стелился сизоватый дымок. Красавица Империо Архентина помавала на экране черно-белыми полными руками и сыпалась с них серебристая пыльца, порошок из серых ночных бабочек. Империо пела: “Ya se ocultó la luna, luna lunera ha abierto su ventana la piconera, la piconera ai, y el piconero”. Стрекотал кинопроектор. Я листал маленькую черную книжку Аллы Борисовны. Все что было в ней я доподлинно передаю вам без каких либо сокращений.
Click to view