Дни Лунгиных: индийский дуэт, журнал CITIZEN K, № 7
ОТПЕЧАТКИ НА СЕТЧАТКЕ
Паша Лунгин мечтал об Индии давно, сейчас ему кажется - всю жизнь. «Был у меня непростой период, когда я просто лежал на диване и читал «Махабхарату»… Я всегда этого хотел, всегда туда стремился. Временами казалось, что я не готов - это было что-то отложенное, но подсознательно желанное. Вообще, любое путешествие - средство от огорчений, и в этом смысле мы впились в Индию как в лекарство».
Лена Лунгина говорит об индийской поездке как о предутреннем сне, ярком, четком, остром - он был вот только что, и краски его, и звуки, и твое присутствие в том мире еще не ушли в небытие, а ты вдруг обнаруживаешь себя на просторной московской кухне, и за окном ровно гудит Садовое. Они перебивают друг друга, время от времени Паша сердится: «Нет, это было не там!», но Лене практически всегда удается «пробить» свою версию - без малейшего напора.
Я слушала их рассказы, и чужие впечатления складывались в пестрое лоскутное полотно, оно имело объем и рельеф, оно переливалось всеми красками, источало неведомые ароматы и окутывало мою измотанную московской суетой душу…
В Бомбей прилетаем рано утром. В гостиницу Four Seasons едем через странные, бесформенные, иногда пошевеливающиеся не то строения, не то складки рельефа - в тишине что-то копошится, двигается, идет какая-то таинственная жизнь. Утром выясняется, что это огромный рынок - он не начинается и не кончается, он везде, он обтекает гостиничную территорию и уходит за горизонт.
Один шаг в душноватое бомбейское утро - и таинственная ночная жизнь обрушивается на нас со всей силой, обретая дневные краски, запахи и формы. Лавки, лавчонки, навесы, смыкающиеся и перетекающие друг в друга - все они оказываются ночными пристанищами торговцев, в них и живут и вершат нехитрый бизнес. Кто-то моется, кто-то бреется, кто-то кормит ребенка, а вокруг течет толпа - одновременно во всех направлениях. Иногда в ней возникают какие-то завихрения и воронки, кто-то куда-то бежит, повсюду стоит ровный гул. Над людьми тут и там плывут гигантские тюки с зеленью - торчит во все стороны огромный сельдерей, головокружительно пахнет кинза. Ты не успеваешь вертеть головой - на сетчатке сами собой отпечатываются удивительные по яркости картинки. Вот среди пестрой толпы идет высокий человек в снежно-белом и на ходу чистит зубы. Зубная щетка мерно ходит туда-сюда, на лице - сосредоточенное спокойствие. Вот в канаве сидит нищий в лохмотьях и вдумчиво читает газету - толстенную, сто страниц, не меньше…
Гигантский Бомбей бесконечно движется, на первый взгляд - хаотично, но потом глаз начинает выделять потоки, людские типы, кварталы, архитектуру. Много построек в духе английской неоклассики, все большое, устойчивое, каменное, как лондонский вокзал Виктория. В центре - правильная планировка, широкие улицы, зелень, по-европейски одетые люди, - и невероятный контраст с беспорядочно застроенными жилыми кварталами бывшего «Чёрного города», где полно босоногих бродяг. Никогда не скажешь, что Бомбей морской город, море здесь отвратительное - свинцовое, мутное, грязное, страшно подумать, что можно влезть в него и купаться… да никто и не купается.
В Бомбее идем в один из самых трогательных и печальных музеев, которые мы когда-либо видели - музей Ганди. Здесь практически нет посетителей, всюду тишина и запустение. Экспозицию составляют ящички-аквариумы, в каждом - сценка из жизни Ганди, представленная фигурками из терракоты или папье-маше. В этом ящичке - Ганди прощается с мамой и уезжает в Лондон. В соседнем - Ганди произносит речь, ну и так далее. Полудетские, наивно раскрашенные фигурки вызывают удивительно щемящее чувство. Все простодушное, милое, пыльное. Особенно письма мировым деятелям. Есть и письмо Гитлеру - Ганди в нежной и максимально человеколюбивой манере пишет что-то вроде: «Дорогой друг, простите, что неоправданно обращаюсь к вам с нижайшей просьбой - будьте так добры, не убивайте людей»…
Долго едем через район прачечных. Перед цепью лачуг вдоль железнодорожных путей - врытые в землю бетонные ванны-корыта с мыльной водой. Стирают только мужчины - намыленным бельем с силой колотят по бортам бассейна. Прачки, каста «дхоби», - это профессия и бизнес, которые переходят из поколения в поколение. И бесконечно тянутся веревки с бельем - сотни метров белого, рядом - сотни метров цветного, линии пузырятся и колышутся, прочерчивают непрозрачное бомбейское небо, тянутся к горизонту.
От довольно некрасивой и бессмысленной арки «Ворота в Индию» - вид на залив, где толпятся десятки цветных катерков, голубых, розовых, зеленых. По ним беспрерывно идут люди, переходя с одного на другой - все они желают попасть на остров Элефанта. Очень мало европейских лиц, все больше местные - индусы в огромном количестве посещают свои святыни. В основном - нарождающийся средний класс. Мужчины похожи на менеджеров с Савеловского рынка - и одеты так же, универсальный немаркий стиль. А вот женщины в сари - красота необыкновенная. Сари любая носит, как королева, сари на молодых - головокружительный сплав строгости и соблазна. Как выписан изгиб шеи, как смугл и гладок кусочек плеча, как нежно выступает ключица… А краски - нежные, переливающиеся, полыхающие! Какие-то цвета имеют определённое значение. Вдовы должны ходить в простом белом сари, без украшений. Если родила - семь дней носи желтый наряд. Свадебное сари - в основном красное, с богатой золотой вышивкой. Синее - для женщин из низших каст. Но сейчас мало кто придерживается цветовой символики, главное - чтобы было красиво. И это красиво.
На Элефанте нас встречает глуповато раскрашенный паровозик с вагонетками, под19 век, на нем везут до входа в храм. Альтернатива - бесчисленные мальчишки, которые предлагают отнести тебя на паланкине. В храм надо подниматься по дикому количеству ступеней - это такой узкий проход, по бокам - нескончаемые лавки, везде жарят-пекут, в воздухе стоит густой запах карри, кажется, что насыщаешься самим дыханием. Вообще, надо сказать, что на фоне бесконечно густых и острых запахов, при общей влажности и жаре - люди вокруг очень чистые. Всеобщий культ воды - кругом цирюльни, все время кого-то бреют, кого-то стригут, многие моются прямо у дороги, поливая себя из ковшика.
У подножия лестницы замечаем тихую возню, толпятся рикши в белом, вроде не дерутся, но в воздухе - какое-то напряжение. Подходим поближе - один из рикш на земле бьется в эпилептическом припадке. Кто-то пытается его удержать, остальные озабоченно дают советы. Несчастный уже заходится в судорогах, изо рта показывается пена, того и гляди - задохнется. Самый находчивый сдергивает с ноги покрытый жирной глиной шлепанец - и молниеносным движением засовывает его эпилептику между зубов…
На Элефанту едут, чтобы посмотреть храмы Шивы Махешвары. Это гигантский комплекс, высеченный в скалах монахами. В каждом зале Шива предстает в новом образе - Шива Андрогинный, Шива Танцующий, Шива Вечный… Самое знаменитое изображение, шедевр индийской скульптуры - Трехликий Шива. Три лица символизируют Шиву Создающего, Шиву Охраняющего и Шиву Разрушающего. Великолепные резные рельефы изуродованы стрельбой - португальские солдаты упражнялись здесь в меткости…
Самые сильные зрительные впечатления начинаются в Аджанте. Эти пещеры обнаружили только в 19 веке - многие культовые сооружения в Индии найдены случайно и почему-то всегда на них натыкались английские военные. Аджанту тоже обнаружил некий майор, охотясь на тигра…Чтобы попасть в пещеры, ты движешься в бесконечной толпе, тебя все время обгоняют носильщики с портшезами. Вот быстро пронесли сухощавого старика в чалме, вот прямо на уровне твоего лица долго качается безмолвная толстая индуска…
До входа в пещеру нужно пройти через ад и чистилище торговцев сувенирами. Это отчаянные люди, кажется, их ничто не остановит в стремлении всучить тебе бусы или веер. Они цепляются, нудят, хватают за руки. Такой приставучий довольно быстро понимает, что ты из России - и тогда радостно твердит за тебя по-русски: «потом, потом» и, тыча себя в грудь, добавляет «remember». Здесь главное - не вступать в беседу.
И вот ты попадаешь в ущелье, оно ныряет то вверх, то вниз, и вдруг входишь в огромную пещеру, покрытую фигурами, выточенными в стенах. Все это вырубалось сверху вниз, сначала фриз, потом колонны, потом скульптуры - фантастическая архитектура. Но основная достопримечательность Аджанты - фрески, росписи 5-6 века, настоящие живописные шедевры, полные невероятной мощи, мысли и вдохновения. Ты видишь перспективу, которая в европейской живописи появится только в Ренессанс - а здесь это все уже есть, в многофигурных композициях, в фантастических картинах битв и охоты. А мельчайшие детали одежды, а украшения, выписанные так ювелирно-подробно, что кажется, в воздухе слышен шорох шелковых складок и тонкий перезвон браслетов… Но главное - удивительно красивые, осмысленные лица с характерами, прописанные психологически и эмоционально. Невероятное впечатление!
Нас везде возит розовый восьмиместный автобус с двумя водителями. Один рулит, а второй следит за маршрутом и регулирует отношения с окружающим миром - высовывается в окно, машет руками, переругивается с рикшами… В очередном базарном водовороте попадаем в компактную толпу заклинателей змей. Они окружают машину - каждый со своей коброй, каждый терзает дудочку… Но кобрам плевать на музыку - все как одна уставились в окна нашего автобуса, прижимаются к стеклу, таращат мертвые глаза-бусины, надувают капюшоны… ужас. Медленно движемся дальше - в окне снова мельтешит. Выглянув в стекло, не сразу понимаем, в чем дело: бешено кружится мальчонка лет пяти, вокруг его головы что-то вьется, но близко не подлетает. Приглядевшись, различаешь камушек, привязанный за веревку к шапочке на макушке у пацана. Он неистово крутит головенкой, камушек вращается, а мальчуган еще ухитряется вертеть несуществующими бедрами и попкой - ему кажется, что худым грязным пузиком он исполняет танец живота и вот сейчас к ногам упадет заветная купюра…
Приезжаем в форт Амла, построенный в начале 19 века. Нас принимает хозяин - владелец форта в четвертом поколении. Прием оставляет ощущение совершенно феодальных времен. Глубокий внутренний двор, под густыми тенистыми деревьями - прохладные каменные плиты. На вытертом ковре сидят деревенские музыканты и наигрывают вязкую, тягучую мелодию - это хозяин форта, просвещенный ценитель искусств, купил им инструменты. Там же, во дворе, подают аперитив, затем все медленно перетекают в сумрачную столовую. Под высоченными потолками, среди старой английской мебели вкушаем аристократическую трапезу - на длинном резном буфете выставлена еда, готовит и подает полковой повар…
Гуляем вокруг форта… Посреди улицы огромным пупырчатым ковром рассыпана сухая пестрая фасоль. В центре сидит женщина и перебирает ее, неторопливо движутся смуглые руки. Рядом с женщиной - большой таз, в тазу сидит крошечный ребенок, глаза - как блестящие черные фасолины…
Уджаин - один из священных индийских городов, лежащих на основном пути от долины Ганга к Бомбейскому побережью. В Уджаине у розового автобуса лопается колесо. Есть время погулять - это потрясающей красоты ни на что не похожее место. Заходим в красильную мастерскую. Большое мрачное помещение уставлено чанами с кипящей краской, под чанами непрерывно горит огонь. Здесь работают только мужчины - красят батик и набивные ткани. Орнамент на ткань наносится до окрашивания - молодой паренек тщательно выводит узоры, ловко орудуя штукой, напоминающей клизму, наполненную горячим воском. Потом полотнища погружают в чан с краской и перемешивают огромными палками. Откуда-то сверху льются потоки странного света, освещая полуголых парней-красильщиков, сполохи огня лижут ржавые бока гигантских чанов, по кирпичным стенам поднимается удушливый запах - настоящая преисподняя…
В уджаинском храме находится священный и всесильный лингам Шивы - символ творения. Говорят, Шива появился из лингама, чтобы победить и убить демона. И все, кто поклоняется этому лингаму, не должны бояться смерти, а если их вера искренна, они будут вне колеса Сансары - колеса жизни и смерти. Сам лингам - это фаллического вида отросток, понимающийся из каменной основы. Поклониться лингаму - значит потереть его рукой. Поэтому вокруг лингама всегда толпа, теснота и давка.
В уджаинской лавке едим самую вкусную в Индии самосу с картошкой - во рту еще долго держится острый, пряный вкус обжигающе горячих пирожков. Головокружительные запахи и вкусы местной кухни сопровождают нас все путешествие. Проникающий через ноздри прямо в мозг запах карри, густые волны мангового духа чатни, огненный дал - чечевичное варево с чесноком и кинзой, нежнейший палак панир - тающий на языке пресный сыр со шпинатом, прохладный ласси - йогуртовый напиток, когда сладкий, когда соленый, но всегда утоляющий жажду…
В одном из храмов угощаем каменного божка. Божок стоит на каменном постаменте, украшенном одеялами и цветами. Это довольно уродливое каменное изваяние, похожее на сахарную голову. У божка выдвигается каменная «губа», куда заливается напиток, бесследно исчезающий внутри - в этом, собственно, и состоит чудо. Этот божок любит виски - во всяком случае, нам посоветовали напоить его именно виски. Хотя говорят, что многочисленные статуи полубога Ганеши в храмах по всей Индии предпочитают молоко.
Запах парного молока сопровождает нас везде - на самом деле это пахнут коровьи лепешки. Повсюду женщины месят руками навоз с соломой и лепят большие кругляки, которыми зимой отапливают дома. Запах не противный, к нему быстро привыкаешь, он даже создает ощущение деревенского покоя.
Ждем поезда на Гвалиор. По перрону с криками бегут носильщики в красном, грузят себе на головы чемоданы - кажется, по целой дюжине. В поезде едем рядом с махараджей, молодым человеком лет 35. Он - не только махараджа Гвалиора, но и бывший министр новых технологий и социальной политики.
Гвалиорский форт - сооружение потрясающей красоты. Это суровая постройка с местами уцелевшей росписью, и по сохранившимся кусочкам понятно, что роспись была необыкновенно хороша. Тут мелькает желтая уточка, там виден участок ярчайшего, бьющего по глазам лазоревого цвета. Поднимаемся к форту - в полной тишине, вдоль стены с осыпавшимися росписями. Когда идешь - слышишь только шорох собственных шагов, но стоит завернуть за угол - на тебя обрушивается звук живого города, шум рынка, хор голосов, гудки автомобилей, музыка, крики… Эта оглушительная звуковая волна не наползает издали, а именно обрушивается - совершенно непонятно, как это происходит, но эффект потрясающий. Чтобы проверить, в оторопи делаем два шага назад, заходим за угол - и снова мертвая тишина…
Дворец махараджи в Гвалиоре - того самого, который ехал с нами в поезде, - похож на Букингемский. Здесь раньше жил его папа - пока не разбился на самолете. Почему-то богатые папы в Индии часто погибают в катастрофах, - мы слышали об этом бессчетное количество раз.
Часть дворца 17 века осталась жилой, из части сделан открытый музей - разумеется, в честь папы. Письменный стол стадионного размера, гигантские хрустальные люстры по 13 тонн весом - все огромное, мощное и удивительно некрасивое. Чтобы проверить, выдержит ли потолок тяжесть люстр, на крышу загоняли семь слонов.
В одиночестве идем по нескончаемым галереям-переходам, молчаливая ключница отпирает одну дверь за другой. Это расцвет могольской архитектуры - десять этажей бесконечных коридоров, подвесных галерей, ниш и балконов. Полное ощущение, что мы внутри компьютерного квеста. Карабкаемся с уровня на уровень и кажется, что сейчас кто-то выскочит из-за угла и заберет оставшееся у тебя небольшое количество жизней.
В Орче попадаем на праздник поклонения богу Ганеши. На тесных улочках - сплошной рынок, почему-то много людей с гигантскими глиняными горшками. Горшки, покачиваясь, движутся над толпой - как будто плывут сами по себе, неторопливо лавируя и чудом избегая столкновений. Праздник Ганеши сопровождается ритуальным омовением. Текущая через городок река Бетва заполняется сотнями людей, обмотанных кусками полотна. Но как только садится солнце - река моментально пустеет. Это похоже на киномонтаж - вот только что вода вскипала вокруг сотен смуглых тел, и вдруг - тишина, неширокий поток мирно несет свои воды, в которые, кажется, никто не входил ни дважды, ни однажды.
Каджурахо заполняют толпы желающих полюбоваться эротическими рельефами в Храмах Любви. Секс в одиночку, вдвоем, втроем, секс групповой, секс с крупным рогатым и мелким пушистым скотом - бесконечные сплетающиеся-расплетающиеся фигурки, словно смотришь в гигантский калейдоскоп. Скоро начинает кружиться голова, хочется на улицу, к живым и озабоченным другими занятиями людям. А там, снаружи - улица касты шудр, улица касты брахманов, улица мусульман, сложный, непонятный, четко структурированный мир со своими законами для каждой ячейки. На порогах домов - яркой красоты женщины в сари неимоверных расцветок, рядом - дети с подведенными черной тушью глазами, странная, почти инопланетная жизнь. Вот сидят в кружок три малыша, возятся с глиной. Приглядевшись, понимаешь, что они лепят мячики и куличики из коровьего навоза. Впрочем, если вспомнить, что по одной из легенд богиня Парвати слепила сына Ганеши из собственных экскрементов, смешанных с душистыми маслами, становится ясно, что здесь - свои понятия о божественных ароматах…
Варанаси - говорят, что здесь вместе с людьми жили боги. Но однажды они ушли в Гималаи. И теперь это город, покинутый богами. Варанаси - настоящая экстремистская Индия, где ненависть между индуистами и мусульманами доходит до предела. Все время идет скрытая война, где-то стреляют, полно военных в форме.
Но главное значение Варанаси - это город мертвых, здесь бесконечно пылают погребальные костры. Быть сожженным в Варанаси, на древесном огне, а не в электрифицированном крематории - большая честь, на это годами копят деньги…
Именно в Варанаси мы впервые чувствуем брезгливость - запах кремации, жирный, насыщенный тленом воздух… Может быть, все это придумано, но хочется немедленно залезть под душ и тереть себя, тереть, смывая с кожи прикосновение смерти.
Вечером на рикше едем по набережной вдоль Ганга. Погребальный ритуал максимально театрализован, все постановочное, все для туристов. Под радостно помигивающими неоновыми надписями семь священников исполняют полуобряд-полутанец, а сверху из электродинамиков льется бесконечная красивая механическая мелодия….
Отпечаталось на сетчатке - мимо нас по главной улице несут покойника, завернутого в белое полотно, носилки усыпаны невероятным количеством цветов. Несут быстро, почти бегом, под веселую музыку. Только один смуглый старик плачет, его всхлипывания не попадают в такт мелодии и он сбивается с шага, пытаясь не отстать от жутковато-веселого кортежа…
Рынок Варанаси - шумная торговая круговерть в бесконечном лабиринте переулков. Совершенно другой, высокий градус агрессивности нищих - цепляются, тащатся следом, свято веря, что настойчивость принесет плоды. Когда нас окончательно достает продавец деревянных бус, суем ему купюру, только чтобы отстал, а бусы довольно невежливо отпихиваем. Надо видеть недоумение и дикую обиду на его лице! Он решительно не понимает, что произошло - ведь он не нищий, он из другой касты. Бусы пришлось взять...
Утром плывем на лодке по мутному, коричнево-зеленому Гангу. Над водой - влажная взвесь испарений. Сюда кидают пепел погребальных костров. То, что не догорело - кидают тоже. Бросают в Ганг еще и трупы тех, кто не подлежит сожжению - прокаженных, малолетних и беременных. Но сейчас - утро, время жизни, а не смерти, - поэтому в священных водах кто-то стирает, кто-то моется, кто-то чистит зубы, кто-то пьет, сложив ладони ковшиком….
Индийские картинки бесконечно вертятся в голове, одна наплывает на другую, они смешиваются, расслаиваются - но не тускнеют. Страна-мечта, страна-призрак, страна-базар, страна-благоуханный букет...
Можно не возвращаться, не побывать - нельзя.