(no subject)
ЗЕРКАЛО МИЛЛИГАНА
Расшифровка изустного фильма.
Мне так нравится моя рабочая куртка. Все в ней хорошо: цвет, крой, материал. Карманы - внутренние и потайные, боковые и нагрудные, нарукавные. В зеркале всё хорошо видно.
Когда я подыскивал себе жильё, этот дом мне сразу не показался. Но стоило заглянуть в зеркало, и решение было принято. Мы живем втроём - я, Марта и её ублюдок. В зеркале видны все три двери в комнаты первого этажа. Западная - где наша с Мартой спальня. Северная - где у нас детская. Восточная. Лестница, винтовая, ведущая на мансарду и в полуподвал.
У ублюдка своя комната, но почему-то каждое утро я обнаруживаю его в нашей с Мартой постели. Он лежит, обхвативши её ногу, прижимается и прячет лицо.
Я только что вернулся с ночного испытательного дежурства и сразу обнаружил, что Марта не позаботилась о резине. А без резины я не буду её иметь. С меня довольно её ублюдка. А, значит, мы сейчас идём за резиной.
Мы выходим из дома. Идём под деревьями. Я, Марта и ублюдок. Я не хочу, чтобы на нас пялились. Ублюдок все время прячется за Марту. Мы приходим. Марта скрывается за дверью. Мы остаёмся с ублюдком снаружи. Он прячет глаза. Начинает метаться. Быстрее. Быстрее. Ну, что дальше. Он подбегает к дороге. Выскакивает на проезжую часть. Ну, что дальше. Его толкает одна машина, другая. Что дальше. Марта уже над ним. Она отрывает ткань от нижней юбки, касается его лба. Ткань набухает красным.
Я возвращаюсь домой под деревьями. Захожу в дом. Смотрю в зеркало. Мне нравится, что я вижу себя целиком. Обнажённая фигура в зеркале мне напоминает порнографическую открытку из моего детства. Мне кажется, что это Генрих смотрит - на открытку. Как в тот первый раз. Когда я зашёл в душевую комнату, он стоял под густой шапкой водяных струй и мастурбировал. Когда я вошёл - он посмотрел так доброжелательно. Я подошёл к соседнему крану, открыл воду и настроил струю. Стал под душ и тоже начал мастурбировать. Мы стали встречаться. Мастурбировали вместе, помогали друг другу. Общение с Генрихом укрепило мою самооценку. Но вот за окнами темно, мне пора идти - нельзя опоздать. Я поправляю линию губ - у зеркала. И выхожу в дверь.
Я иду под деревьями. Мне нравится идти в тишине и темноте, ступая босыми стопами по мокрой траве. Я иду до перекрестка. Выхожу под фонарь. И стою, облитый снопами света.
Генрих подъезжает почти сразу. Мне нравятся его машины - у него безупречный вкус. Сначала он смотрит на меня из машины, опустив боковое стекло. Потом встает из-за руля и смотрит на меня поверх машины. Он смотрит долго-долго. Так доброжелательно. Мы как всегда молчим. Потом Генрих садится в машину и медленно уезжает. Я ухожу в тень под деревья. Иду домой. Я почти не касаюсь стопами травы - почти лечу. Дома я сяду у окна в восточной комнате и буду встречать рассвет. И меня не будет смущать пепел на столе и окурки, разбросанные на полу.
Я захожу в дом и бросаю взгляд на зеркало. И с удовлетворением отмечаю, что меня там нет. Меня не видно. Уголёк подходит к моей ноге и трётся, приветствуя меня. Я беру его на руки и подношу к зеркалу. И с удовлетворением отмечаю, что его тоже не видно. Когда я его подобрала на улице несколько месяцев назад, это был обыкновенный чёрный котёнок. Но месяцы, проведённые со мной, привели к тому, что моё свойство невидимости распространилось на него. Мне пришлось украсть поводок и кошачий ошейник для него. Я не воровка, но моё особое состояние диктует соответствующий образ жизни. Я беру у людей только самое необходимое - еду и одежду. Зато все силы я трачу на собирание коллекции. В северной комнате, в которой я живу, самой затенённой и укромной, стены и все поверхности покрывают экспонаты моей коллекции, мои штучки. Солнце уже стоит высоко. Уголёк просится на улицу. Мы идём гулять. Я надеваю на него ошейник. И мы выходим.
Мы идём под деревьями. Мне давно не интересно задирать и хватать за яйца этих прохожих мужиков. Если бы я была похотлива, мир бы содрогнулся. Но меня занимает только моя коллекция. Я иду под деревьями вдоль дороги. На противоположной стороне - особняки. Зелёный. Жёлтый. У серого - необыкновенное оживление. Много машин, украшенных траурными лентами. Пары в трауре идут к дому с цветами. Я подхватываю Уголька на руку, перебегаю через дорогу и вместе с толпой захожу в дом. Мне здесь всё хорошо знакомо. Посреди зала, на постаменте, стоит открытый гроб, и она лежит в гробу. Я с удовлетворением замечаю, что штучка на месте, на среднем пальце её левой руки. Я не могла его снять ни со спящей, ни с пьяной. И теперь у меня есть шанс. Я становлюсь в изголовье и жду. Пришедшие подходят с цветами и постными лицами. Я стою и жду. В какой-то момент люди начинают выходить, на покойницу больше никто не смотрит. Я быстро подхожу сбоку. Ставлю Уголька на подушку. И двумя руками срываю штучку с её пальца. Крышка закрывается. Никто ничего не заметил. Я быстро иду из дома. Толкаю одного мужика, другого. Третьему даю пинка. Прохожу через толпу, как нож сквозь масло. Выскакиваю на улицу, перебегаю через дорогу и под деревьями замедляю шаг. Штучка у меня в кулаке правой руки. Я поддёргиваю поводок левой рукой. В левой руке оказывается пустой ошейник - Уголька со мной нет. Некоторое время я хаотично хожу под деревьями и призываю его. Его нет. Я иду домой и думаю о том, что, может быть, он остался на подушке - в гробу. Интересно, когда он умрёт, он сохранит свойство невидимости? Или нет?
Я захожу в дом. И смотрю в зеркало. Я вижу только эти глаза страдания. В обрамлении теней скорби и печали. Вся фигура закутана в ткань. Это и монашеское платье, и погребальный саван. Под этим облачением умерло всё. И я даже не помню теперь, кто там был внутри - мужчина или женщина? Теперь я другое существо. Существо молитвы. За окнами темнеет. Скоро начнётся моё восхождение. По ветхим ступеням - в мою молельню. Я беру с собой только чётки и молитвослов. Я поднимаюсь на мансарду. Это лучшее место для молитвы - в этом мире. Здесь я молюсь за весь мир. Мансарда парит над верхушками деревьев. В оконный витраж смотрит чёрное небо, испещрённое мириадами звёзд. Звёзды своими горячими лучами разжигают сердце молитвы. Но я недолго любуюсь на звёзды. Посреди комнаты я становлюсь на колени. Склоняюсь в земном поклоне - и начинаю молитву. Первые часы я молюсь молча. Затем, когда из преисподней, из подвала начинает подниматься тьма, раздаются голоса скандала, детский плач, звериный вой, - я перехожу на шёпот. Когда же я слышу шаги ада, восходящего по ступеням в мою молельню, - я начинаю молиться в голос. Ад обступает меня. Дышит мне в лицо. Трётся своей смердящей шерстью о мои плечи и бёдра. Запрыгивает ко мне на спину. Скребёт меня когтями и рвёт зубами моё облачение. Однажды мне перепали удары бичей. Я молюсь до кровавого пота. Иногда я теряю сознание. Иногда - сила духа меня не оставляет. Так и сегодня - я сильнее тьмы. Я встречаю рассвет. Встаю на ноги и шаткой походкой спускаюсь вниз.
Бросаю взгляд в зеркало. На этот раз я спалил пол-морды. Говорят, шрамы украшают. Когда-то я даже писал стихи. Но потом я понял, что кроме баловства есть и серьёзное дело. Моё дело - борьба с насекомыми. Они движутся с востока. Они ползут, бегут и летят. Они проникают в наш мир. Они смешиваются с людьми, мимикрируют. И вот уже никто их не может узнать, различить. Никто кроме меня. Я их узнаю всегда. Я их узнаю по резкому насекомому запаху. Я живу в подвале. Там у меня лаборатория, штаб и арсенал. Я встаю очень рано. Иногда я поднимаюсь наверх и в восточной комнате встречаю рассвет. Я курю и принимаю план действий на день. Сегодня мне понадобится малый арсенал. Я спускаюсь вниз. И беру в арсенале всё необходимое. Бейсбольная бита, кастет, канистра с горючей смесью и зажигалка. Я поднимаюсь наверх. Уже достаточно светло. Я твёрдым шагом иду к двери.
Выхожу на улицу. Иду под деревьями. Это самый прямой путь. Я дохожу до велодорожки и останавливаюсь за кустом. Мимо проезжает группа велосипедистов. Это наши - люди. Следом едет пара - мужчина и женщина. Это тоже люди. Следующие двое - насекомые, саранча. Я выхожу из-за куста им навстречу. Мухобойкой сбиваю одного, потом - второго. Вытаскиваю их за кусты. Кастетом разбиваю то, что у них на месте голов. Скорлупы разрываются с хрустом. В ноздри ударяет резкий насекомый запах. Я обливаю их горючей смесью и поджигаю. Они сгорают, как папиросная бумага.
Я иду домой под деревьями. Сегодня я размозжил двадцать пять голов. Я чувствую необыкновенную полноту бытия. Это настоящая поэзия. Во мне всё поёт. Я воин. Воин Духа.
Я захожу в дом. Смотрю в зеркало. У меня действительно отличная рабочая куртка. Может быть, этой куртке я обязан тем, что прошёл испытательное дежурство и меня приняли на работу. Теперь я могу рассказать о своей работе. В наш городок приехал передвижной лабиринт, совмещённый со зверинцем. Это сборное трёхэтажное сооружение, по коридорам которого ходят дикие звери. Аттракцион открыт круглосуточно. Я устроился на работу техником, но я быстро освоился и теперь совмещаю обязанности техника и ночного смотрителя. Уже стемнело - пора идти на работу.
Я выхожу из дома, иду под деревьями. Я не знаю, почему иду под деревьями. Просто иду под деревьями. Моя работа на другом конце парка. Я прихожу на место, захожу в служебное помещение. Увидев меня, коллеги начинают хохотать и показывать на меня пальцами. Что ты сделал с лицом? Я думаю, они договорились, чтобы меня разыграть. Но в это время звучит сигнал вызова из моего отсека. Я должен идти и выручать посетителя. Я выхожу из служебки, хлопнув дверью. Я быстро прохожу лабиринтом первого этажа. Второго. Поднимаюсь на третий. Дохожу до моего отсека - это самый дальний угол лабиринта. И вижу этого посетителя. Это пожилой мужчина. Он всё время жмёт на сигнал вызова. Я подхожу к нему. Увидев меня, он повисает на мне, и мы вместе с ним опускаемся на пол. Он очень тяжёлый. Он странно вздрагивает всем телом. Я не знаю, что с ним делать. Звоню в служебку и вызываю помощь. Я жду минуты, десятки минут. Никто не приходит. Я принимаю решение - вызываю скорую помощь. Проходят минуты, десятки минут. Старик хрипит у меня на руках. Никто не приходит. Я опять звоню в неотложку. Проходят минуты, десятки минут. Старик стекленеет у меня на руках. Первыми приходят коллеги. Они не могли выйти из служебного помещения, потому что кто-то запер дверь снаружи. Затем приходит первая бригада скорой помощи. Они были заблокированы на первом этаже львом. Потом приходит вторая бригада. Они были заблокированы на втором этаже гориллой. Врачи констатируют смерть. Ещё несколько часов я даю показания полицейскому. Я очень задержался на работе. Возвращаюсь уже в полдень. Иду под деревьями. Я очень устал. Рядом по дороге проносится пожарная машина. Я подхожу к дому - мой дом пылает, как факел. Кажется, я слышу стеклянный взрыв. Подойти невозможно - такой жар.
Я возвращаюсь назад под деревья. У меня больше нет дома. Всё моё имущество - это то, что на мне и со мной. Я сажусь на траву и начинаю вынимать из карманов содержимое. Я кладу перед собой - по очереди - упаковку презервативов и комок ткани с запёкшейся кровью. Несколько порнографических открыток, губную помаду. Перстень с большим камнем и кошачий ошейник. Молитвослов и чётки. Кастет, оплавленный обломок противоударного пластикового щитка. Это всё моё. Мне дороги эти вещи. Но куда мне идти с этим имуществом? Как мне с этим имуществом начинать новую жизнь?
Конец фильма.
22.11.2013. Варшава
Расшифровка изустного фильма.
Мне так нравится моя рабочая куртка. Все в ней хорошо: цвет, крой, материал. Карманы - внутренние и потайные, боковые и нагрудные, нарукавные. В зеркале всё хорошо видно.
Когда я подыскивал себе жильё, этот дом мне сразу не показался. Но стоило заглянуть в зеркало, и решение было принято. Мы живем втроём - я, Марта и её ублюдок. В зеркале видны все три двери в комнаты первого этажа. Западная - где наша с Мартой спальня. Северная - где у нас детская. Восточная. Лестница, винтовая, ведущая на мансарду и в полуподвал.
У ублюдка своя комната, но почему-то каждое утро я обнаруживаю его в нашей с Мартой постели. Он лежит, обхвативши её ногу, прижимается и прячет лицо.
Я только что вернулся с ночного испытательного дежурства и сразу обнаружил, что Марта не позаботилась о резине. А без резины я не буду её иметь. С меня довольно её ублюдка. А, значит, мы сейчас идём за резиной.
Мы выходим из дома. Идём под деревьями. Я, Марта и ублюдок. Я не хочу, чтобы на нас пялились. Ублюдок все время прячется за Марту. Мы приходим. Марта скрывается за дверью. Мы остаёмся с ублюдком снаружи. Он прячет глаза. Начинает метаться. Быстрее. Быстрее. Ну, что дальше. Он подбегает к дороге. Выскакивает на проезжую часть. Ну, что дальше. Его толкает одна машина, другая. Что дальше. Марта уже над ним. Она отрывает ткань от нижней юбки, касается его лба. Ткань набухает красным.
Я возвращаюсь домой под деревьями. Захожу в дом. Смотрю в зеркало. Мне нравится, что я вижу себя целиком. Обнажённая фигура в зеркале мне напоминает порнографическую открытку из моего детства. Мне кажется, что это Генрих смотрит - на открытку. Как в тот первый раз. Когда я зашёл в душевую комнату, он стоял под густой шапкой водяных струй и мастурбировал. Когда я вошёл - он посмотрел так доброжелательно. Я подошёл к соседнему крану, открыл воду и настроил струю. Стал под душ и тоже начал мастурбировать. Мы стали встречаться. Мастурбировали вместе, помогали друг другу. Общение с Генрихом укрепило мою самооценку. Но вот за окнами темно, мне пора идти - нельзя опоздать. Я поправляю линию губ - у зеркала. И выхожу в дверь.
Я иду под деревьями. Мне нравится идти в тишине и темноте, ступая босыми стопами по мокрой траве. Я иду до перекрестка. Выхожу под фонарь. И стою, облитый снопами света.
Генрих подъезжает почти сразу. Мне нравятся его машины - у него безупречный вкус. Сначала он смотрит на меня из машины, опустив боковое стекло. Потом встает из-за руля и смотрит на меня поверх машины. Он смотрит долго-долго. Так доброжелательно. Мы как всегда молчим. Потом Генрих садится в машину и медленно уезжает. Я ухожу в тень под деревья. Иду домой. Я почти не касаюсь стопами травы - почти лечу. Дома я сяду у окна в восточной комнате и буду встречать рассвет. И меня не будет смущать пепел на столе и окурки, разбросанные на полу.
Я захожу в дом и бросаю взгляд на зеркало. И с удовлетворением отмечаю, что меня там нет. Меня не видно. Уголёк подходит к моей ноге и трётся, приветствуя меня. Я беру его на руки и подношу к зеркалу. И с удовлетворением отмечаю, что его тоже не видно. Когда я его подобрала на улице несколько месяцев назад, это был обыкновенный чёрный котёнок. Но месяцы, проведённые со мной, привели к тому, что моё свойство невидимости распространилось на него. Мне пришлось украсть поводок и кошачий ошейник для него. Я не воровка, но моё особое состояние диктует соответствующий образ жизни. Я беру у людей только самое необходимое - еду и одежду. Зато все силы я трачу на собирание коллекции. В северной комнате, в которой я живу, самой затенённой и укромной, стены и все поверхности покрывают экспонаты моей коллекции, мои штучки. Солнце уже стоит высоко. Уголёк просится на улицу. Мы идём гулять. Я надеваю на него ошейник. И мы выходим.
Мы идём под деревьями. Мне давно не интересно задирать и хватать за яйца этих прохожих мужиков. Если бы я была похотлива, мир бы содрогнулся. Но меня занимает только моя коллекция. Я иду под деревьями вдоль дороги. На противоположной стороне - особняки. Зелёный. Жёлтый. У серого - необыкновенное оживление. Много машин, украшенных траурными лентами. Пары в трауре идут к дому с цветами. Я подхватываю Уголька на руку, перебегаю через дорогу и вместе с толпой захожу в дом. Мне здесь всё хорошо знакомо. Посреди зала, на постаменте, стоит открытый гроб, и она лежит в гробу. Я с удовлетворением замечаю, что штучка на месте, на среднем пальце её левой руки. Я не могла его снять ни со спящей, ни с пьяной. И теперь у меня есть шанс. Я становлюсь в изголовье и жду. Пришедшие подходят с цветами и постными лицами. Я стою и жду. В какой-то момент люди начинают выходить, на покойницу больше никто не смотрит. Я быстро подхожу сбоку. Ставлю Уголька на подушку. И двумя руками срываю штучку с её пальца. Крышка закрывается. Никто ничего не заметил. Я быстро иду из дома. Толкаю одного мужика, другого. Третьему даю пинка. Прохожу через толпу, как нож сквозь масло. Выскакиваю на улицу, перебегаю через дорогу и под деревьями замедляю шаг. Штучка у меня в кулаке правой руки. Я поддёргиваю поводок левой рукой. В левой руке оказывается пустой ошейник - Уголька со мной нет. Некоторое время я хаотично хожу под деревьями и призываю его. Его нет. Я иду домой и думаю о том, что, может быть, он остался на подушке - в гробу. Интересно, когда он умрёт, он сохранит свойство невидимости? Или нет?
Я захожу в дом. И смотрю в зеркало. Я вижу только эти глаза страдания. В обрамлении теней скорби и печали. Вся фигура закутана в ткань. Это и монашеское платье, и погребальный саван. Под этим облачением умерло всё. И я даже не помню теперь, кто там был внутри - мужчина или женщина? Теперь я другое существо. Существо молитвы. За окнами темнеет. Скоро начнётся моё восхождение. По ветхим ступеням - в мою молельню. Я беру с собой только чётки и молитвослов. Я поднимаюсь на мансарду. Это лучшее место для молитвы - в этом мире. Здесь я молюсь за весь мир. Мансарда парит над верхушками деревьев. В оконный витраж смотрит чёрное небо, испещрённое мириадами звёзд. Звёзды своими горячими лучами разжигают сердце молитвы. Но я недолго любуюсь на звёзды. Посреди комнаты я становлюсь на колени. Склоняюсь в земном поклоне - и начинаю молитву. Первые часы я молюсь молча. Затем, когда из преисподней, из подвала начинает подниматься тьма, раздаются голоса скандала, детский плач, звериный вой, - я перехожу на шёпот. Когда же я слышу шаги ада, восходящего по ступеням в мою молельню, - я начинаю молиться в голос. Ад обступает меня. Дышит мне в лицо. Трётся своей смердящей шерстью о мои плечи и бёдра. Запрыгивает ко мне на спину. Скребёт меня когтями и рвёт зубами моё облачение. Однажды мне перепали удары бичей. Я молюсь до кровавого пота. Иногда я теряю сознание. Иногда - сила духа меня не оставляет. Так и сегодня - я сильнее тьмы. Я встречаю рассвет. Встаю на ноги и шаткой походкой спускаюсь вниз.
Бросаю взгляд в зеркало. На этот раз я спалил пол-морды. Говорят, шрамы украшают. Когда-то я даже писал стихи. Но потом я понял, что кроме баловства есть и серьёзное дело. Моё дело - борьба с насекомыми. Они движутся с востока. Они ползут, бегут и летят. Они проникают в наш мир. Они смешиваются с людьми, мимикрируют. И вот уже никто их не может узнать, различить. Никто кроме меня. Я их узнаю всегда. Я их узнаю по резкому насекомому запаху. Я живу в подвале. Там у меня лаборатория, штаб и арсенал. Я встаю очень рано. Иногда я поднимаюсь наверх и в восточной комнате встречаю рассвет. Я курю и принимаю план действий на день. Сегодня мне понадобится малый арсенал. Я спускаюсь вниз. И беру в арсенале всё необходимое. Бейсбольная бита, кастет, канистра с горючей смесью и зажигалка. Я поднимаюсь наверх. Уже достаточно светло. Я твёрдым шагом иду к двери.
Выхожу на улицу. Иду под деревьями. Это самый прямой путь. Я дохожу до велодорожки и останавливаюсь за кустом. Мимо проезжает группа велосипедистов. Это наши - люди. Следом едет пара - мужчина и женщина. Это тоже люди. Следующие двое - насекомые, саранча. Я выхожу из-за куста им навстречу. Мухобойкой сбиваю одного, потом - второго. Вытаскиваю их за кусты. Кастетом разбиваю то, что у них на месте голов. Скорлупы разрываются с хрустом. В ноздри ударяет резкий насекомый запах. Я обливаю их горючей смесью и поджигаю. Они сгорают, как папиросная бумага.
Я иду домой под деревьями. Сегодня я размозжил двадцать пять голов. Я чувствую необыкновенную полноту бытия. Это настоящая поэзия. Во мне всё поёт. Я воин. Воин Духа.
Я захожу в дом. Смотрю в зеркало. У меня действительно отличная рабочая куртка. Может быть, этой куртке я обязан тем, что прошёл испытательное дежурство и меня приняли на работу. Теперь я могу рассказать о своей работе. В наш городок приехал передвижной лабиринт, совмещённый со зверинцем. Это сборное трёхэтажное сооружение, по коридорам которого ходят дикие звери. Аттракцион открыт круглосуточно. Я устроился на работу техником, но я быстро освоился и теперь совмещаю обязанности техника и ночного смотрителя. Уже стемнело - пора идти на работу.
Я выхожу из дома, иду под деревьями. Я не знаю, почему иду под деревьями. Просто иду под деревьями. Моя работа на другом конце парка. Я прихожу на место, захожу в служебное помещение. Увидев меня, коллеги начинают хохотать и показывать на меня пальцами. Что ты сделал с лицом? Я думаю, они договорились, чтобы меня разыграть. Но в это время звучит сигнал вызова из моего отсека. Я должен идти и выручать посетителя. Я выхожу из служебки, хлопнув дверью. Я быстро прохожу лабиринтом первого этажа. Второго. Поднимаюсь на третий. Дохожу до моего отсека - это самый дальний угол лабиринта. И вижу этого посетителя. Это пожилой мужчина. Он всё время жмёт на сигнал вызова. Я подхожу к нему. Увидев меня, он повисает на мне, и мы вместе с ним опускаемся на пол. Он очень тяжёлый. Он странно вздрагивает всем телом. Я не знаю, что с ним делать. Звоню в служебку и вызываю помощь. Я жду минуты, десятки минут. Никто не приходит. Я принимаю решение - вызываю скорую помощь. Проходят минуты, десятки минут. Старик хрипит у меня на руках. Никто не приходит. Я опять звоню в неотложку. Проходят минуты, десятки минут. Старик стекленеет у меня на руках. Первыми приходят коллеги. Они не могли выйти из служебного помещения, потому что кто-то запер дверь снаружи. Затем приходит первая бригада скорой помощи. Они были заблокированы на первом этаже львом. Потом приходит вторая бригада. Они были заблокированы на втором этаже гориллой. Врачи констатируют смерть. Ещё несколько часов я даю показания полицейскому. Я очень задержался на работе. Возвращаюсь уже в полдень. Иду под деревьями. Я очень устал. Рядом по дороге проносится пожарная машина. Я подхожу к дому - мой дом пылает, как факел. Кажется, я слышу стеклянный взрыв. Подойти невозможно - такой жар.
Я возвращаюсь назад под деревья. У меня больше нет дома. Всё моё имущество - это то, что на мне и со мной. Я сажусь на траву и начинаю вынимать из карманов содержимое. Я кладу перед собой - по очереди - упаковку презервативов и комок ткани с запёкшейся кровью. Несколько порнографических открыток, губную помаду. Перстень с большим камнем и кошачий ошейник. Молитвослов и чётки. Кастет, оплавленный обломок противоударного пластикового щитка. Это всё моё. Мне дороги эти вещи. Но куда мне идти с этим имуществом? Как мне с этим имуществом начинать новую жизнь?
Конец фильма.
22.11.2013. Варшава