Моя смерть ходит в полосатых пижамных штанах, твоя смерть над нею смеётся. Окончание
- Эй, дружище! Что с тобой? Очнись!
Чей-то знакомый встревоженный голос медленно, медленно возвращает меня к реальности. Реальность намного приятнее, чем мой сон-воспоминание, поэтому я с готовностью к ней возвращаюсь. Солнце, песок... никакого больше леденящего холода. Мишка.
Он стоит на коленях возле меня, на лице испуг пополам с растерянностью.
- Что случилось? - сипло спрашиваю я.
- Ты кричал. Я такого жуткого крика еще не слыхал. Даже наш голосистый сосед сверху не так завывает. - Мишка пытается шутить, но выходит плохо. Неужели и правда испугался?
- Я снова видел... ту ночь. - Я закрываю глаза. Не хочу видеть понимание на его лице. Ничего не хочу. Хочу забыть. Но эта милость, увы, нам не дарована.
Мишка усаживается возле меня. Молчит. Потом непривычно глухо, без интонаций, начинает говорить.
- У него, у этого парня, была дочка. Жены не было, жена умерла при родах. А дочке года четыре было. И тут я.
Он замолкает. Тишина такая острая, что любой звук прозвучал бы выстрелом. Но звуков нет. Все замерло.
- Так вот, она меня увидела, - продолжает он еще тише. - не знаю, как. Теоретически это невозможно. Будь прокляты эти теоретики! Попадись мне только один в руки...
Молчит несколько минут. Я вспоминаю лекции. Ну да, невозможно. Нас можно увидеть только на грани, вернее, за гранью. Когда уже нет пути назад.
- Она ничего не сказала, представляешь. Даже не заплакала. Просто смотрела, как мы с ним... уходим. Я до сих пор чувствую затылком ее взгляд. Легкий, как будто птица касается крылом.
Мишка резко вдыхает, и почти беззвучно говорит:
- И вот это-то и не идет у меня из головы. Ей бы испугаться. Или возненавидеть меня. А она, словно птица...
- Куда такой крохе ненавидеть, - шепотом говорю я. В моей голове раздаются мерные щелчки, как будто кусочки головоломки встают на место. - Ты координаты помнишь?
- Хотел бы я забыть... - Мишка, помедлив, называет координаты, и конечно же, они знакомы мне до последнего апострофа, до последней запятой. Они выжжены у меня на сетчатке, они горят на моей щеке прикосновением маленькой ладошки.
Я не могу больше сдерживаться. Выпускаю бурлящий внутри поток силы. Холод моментально пронизывает все вокруг. Трава рассыпается в прах, вода смерзается грязно-желтыми глыбами. Пара мгновений - и мы в ледяной пустыне.
- Это был я, - произношу беззвучно, звук не распространяется в безвоздушном пространстве, а воздуха больше нет, он только что превратился в лед, и мы и все вокруг усыпано инеем. Но мысли вполне достаточно. - Это был я два года спустя. Никак не мог понять, почему она мне обрадовалась. Как будто старому другу.
Мы молчим примерно пару столетий.
Потом вокруг нас начинается какое-то мельтешение. Похоже, сам главврач явился ликвидировать беспорядок. Лед тает, воздух снова есть, и ветер вернулся, играет в траве, как ни в чем не бывало. И трава снова есть. И островерхие дюны песка, и белые чайки возле воды ищут, чем поживиться. А неподалеку от нас топчутся, не решаясь подойти ближе, две медсестры. Видно, прикидывают, достаточно ли мы пришли в себя, или лучше для верности накинуть на нас силовые путы, а потом уже разговаривать.
Не знаю, как там Мишка, а я сейчас не способен даже стакан воды заморозить, не говоря уже о чем-то большем. Неудивительно: устроить полную и окончательную Зиму даже в маленьком уголке Вселенной - занятие энергозатратное.
- Ну что же это вы, молодые люди, - это главврач убедился, что мир вокруг в относительном порядке, и подошел к нам. - Запугали мне всех медсестер.
Он машет им рукой, дескать, сам разберусь, и усаживается на песок возле нас. Немного странно он тут выглядит, в своем белоснежном халате, с аккуратной белой бородкой, в сползших на кончик носа очках.
Я откашливаюсь и говорю:
- Простите, Иван Сергеич. Это я... вырвалось.
- Да вижу я, голубчик, вижу. Ничего, не корите себя. Это даже и хорошо - в противном случае вам грозил бы энергетический паралич. Неприятная штука, очень неприятная. Ну, что позади, то позади. Ну а Вы, юноша, - обращается он к Мишке. - Что скажете?
- Я... не знаю... - удивительно видеть Мишку таким молчаливым и растерянным. Удивительно и неправильно.
- Иван Сергеич, - говорю я. - А можно как-то найти.. ну..
- Душу, у которой Вы были проводником? - договаривает он за меня. - В некоторых случаях можно. Но вам, голубчик, по этому поводу переживать не нужно.
Он одаривает нас неожиданно тяжелым взглядом и достает из кармана конверт.
- Сегодня пришло письмо. Случай, вообще говоря, исключительный: мы стараемся не допускать общения наших подопечных с внешним миром, поскольку таковое общение зачастую отражается крайне плачевно на их - вашем, то есть - психоэмоциональном состоянии, которое и без того оставляет желать, мягко говоря, лучшего. Несмотря на, как это ни печально признавать, все наши усилия. Но это... - он вертит в руках письмо. На нем, конечно же, нет адреса, есть только энергетический отпечаток. - Это, как я уже сказал, случай исключительный. Ну да вы сами сейчас все поймете. Держите.
Он протягивает мне письмо.
Я беру его, считываю отпечаток на конверте и понимаю, что я только один из адресатов.
- Мишка... это... тебе тоже, - но я мог бы и не говорить, он уже придвинулся ближе и смотрит через плечо.
Руки немного дрожат, пока я вскрываю конверт. Последствия энергетического истощения, не иначе. Разворачиваю сложенный вчетверо лист, и мы читаем строчки, написанные детской рукой.
«Дорогие дядя Смерть и дядя Смерть,
пишет вам Элина. У меня все хорошо. Я теперь учусь в школе. Уже в третьем классе. Тут очень интересно, но много домашних заданий. Учительница очень строгая. Но хорошая. Она говорит, что я буду хорошим ангелом, когда вырасту. Но я не хочу быть ангелом! Я хочу быть как вы! Вы очень добрые и совсем не страшные. Ну разве что самую чуточку... И хорошо, пусть хулиган Вовка из параллельного класса меня боится!
Ах да, у папы тоже все хорошо. Он передает вам привет. Он работает в школьной библиотеке. Очень жалко, что маму я не видела. Говорят, она перерожди.. рождилась.
Я долго-долго хотела вам написать. Но мы с папой не знали, куда. А потом папа нашел в библиотеке книжку. Там написано, что письмо найдет вас само.
Как у вас дела? Обязательно напишите мне ответ!
С любовью,
Элина»
Мне становится горячо-горячо, где-то в середине грудной клетки, в районе сердца, которого у меня вообще-то быть не должно.
- Слышишь, Мишка, - говорю я шепотом, чтобы он не услышал, как дрожит мой голос. - Мы добрые и совсем не страшные.
- Ага, - отзывается он тоже шепотом. - Разве что самую чуточку...
Начало тут.
Темы:
"Моя смерть ходит в полосатых пижамных штанах, твоя смерть над нею смеётся" и "Тяжёлая жизнь невидимых существ".
Чей-то знакомый встревоженный голос медленно, медленно возвращает меня к реальности. Реальность намного приятнее, чем мой сон-воспоминание, поэтому я с готовностью к ней возвращаюсь. Солнце, песок... никакого больше леденящего холода. Мишка.
Он стоит на коленях возле меня, на лице испуг пополам с растерянностью.
- Что случилось? - сипло спрашиваю я.
- Ты кричал. Я такого жуткого крика еще не слыхал. Даже наш голосистый сосед сверху не так завывает. - Мишка пытается шутить, но выходит плохо. Неужели и правда испугался?
- Я снова видел... ту ночь. - Я закрываю глаза. Не хочу видеть понимание на его лице. Ничего не хочу. Хочу забыть. Но эта милость, увы, нам не дарована.
Мишка усаживается возле меня. Молчит. Потом непривычно глухо, без интонаций, начинает говорить.
- У него, у этого парня, была дочка. Жены не было, жена умерла при родах. А дочке года четыре было. И тут я.
Он замолкает. Тишина такая острая, что любой звук прозвучал бы выстрелом. Но звуков нет. Все замерло.
- Так вот, она меня увидела, - продолжает он еще тише. - не знаю, как. Теоретически это невозможно. Будь прокляты эти теоретики! Попадись мне только один в руки...
Молчит несколько минут. Я вспоминаю лекции. Ну да, невозможно. Нас можно увидеть только на грани, вернее, за гранью. Когда уже нет пути назад.
- Она ничего не сказала, представляешь. Даже не заплакала. Просто смотрела, как мы с ним... уходим. Я до сих пор чувствую затылком ее взгляд. Легкий, как будто птица касается крылом.
Мишка резко вдыхает, и почти беззвучно говорит:
- И вот это-то и не идет у меня из головы. Ей бы испугаться. Или возненавидеть меня. А она, словно птица...
- Куда такой крохе ненавидеть, - шепотом говорю я. В моей голове раздаются мерные щелчки, как будто кусочки головоломки встают на место. - Ты координаты помнишь?
- Хотел бы я забыть... - Мишка, помедлив, называет координаты, и конечно же, они знакомы мне до последнего апострофа, до последней запятой. Они выжжены у меня на сетчатке, они горят на моей щеке прикосновением маленькой ладошки.
Я не могу больше сдерживаться. Выпускаю бурлящий внутри поток силы. Холод моментально пронизывает все вокруг. Трава рассыпается в прах, вода смерзается грязно-желтыми глыбами. Пара мгновений - и мы в ледяной пустыне.
- Это был я, - произношу беззвучно, звук не распространяется в безвоздушном пространстве, а воздуха больше нет, он только что превратился в лед, и мы и все вокруг усыпано инеем. Но мысли вполне достаточно. - Это был я два года спустя. Никак не мог понять, почему она мне обрадовалась. Как будто старому другу.
Мы молчим примерно пару столетий.
Потом вокруг нас начинается какое-то мельтешение. Похоже, сам главврач явился ликвидировать беспорядок. Лед тает, воздух снова есть, и ветер вернулся, играет в траве, как ни в чем не бывало. И трава снова есть. И островерхие дюны песка, и белые чайки возле воды ищут, чем поживиться. А неподалеку от нас топчутся, не решаясь подойти ближе, две медсестры. Видно, прикидывают, достаточно ли мы пришли в себя, или лучше для верности накинуть на нас силовые путы, а потом уже разговаривать.
Не знаю, как там Мишка, а я сейчас не способен даже стакан воды заморозить, не говоря уже о чем-то большем. Неудивительно: устроить полную и окончательную Зиму даже в маленьком уголке Вселенной - занятие энергозатратное.
- Ну что же это вы, молодые люди, - это главврач убедился, что мир вокруг в относительном порядке, и подошел к нам. - Запугали мне всех медсестер.
Он машет им рукой, дескать, сам разберусь, и усаживается на песок возле нас. Немного странно он тут выглядит, в своем белоснежном халате, с аккуратной белой бородкой, в сползших на кончик носа очках.
Я откашливаюсь и говорю:
- Простите, Иван Сергеич. Это я... вырвалось.
- Да вижу я, голубчик, вижу. Ничего, не корите себя. Это даже и хорошо - в противном случае вам грозил бы энергетический паралич. Неприятная штука, очень неприятная. Ну, что позади, то позади. Ну а Вы, юноша, - обращается он к Мишке. - Что скажете?
- Я... не знаю... - удивительно видеть Мишку таким молчаливым и растерянным. Удивительно и неправильно.
- Иван Сергеич, - говорю я. - А можно как-то найти.. ну..
- Душу, у которой Вы были проводником? - договаривает он за меня. - В некоторых случаях можно. Но вам, голубчик, по этому поводу переживать не нужно.
Он одаривает нас неожиданно тяжелым взглядом и достает из кармана конверт.
- Сегодня пришло письмо. Случай, вообще говоря, исключительный: мы стараемся не допускать общения наших подопечных с внешним миром, поскольку таковое общение зачастую отражается крайне плачевно на их - вашем, то есть - психоэмоциональном состоянии, которое и без того оставляет желать, мягко говоря, лучшего. Несмотря на, как это ни печально признавать, все наши усилия. Но это... - он вертит в руках письмо. На нем, конечно же, нет адреса, есть только энергетический отпечаток. - Это, как я уже сказал, случай исключительный. Ну да вы сами сейчас все поймете. Держите.
Он протягивает мне письмо.
Я беру его, считываю отпечаток на конверте и понимаю, что я только один из адресатов.
- Мишка... это... тебе тоже, - но я мог бы и не говорить, он уже придвинулся ближе и смотрит через плечо.
Руки немного дрожат, пока я вскрываю конверт. Последствия энергетического истощения, не иначе. Разворачиваю сложенный вчетверо лист, и мы читаем строчки, написанные детской рукой.
«Дорогие дядя Смерть и дядя Смерть,
пишет вам Элина. У меня все хорошо. Я теперь учусь в школе. Уже в третьем классе. Тут очень интересно, но много домашних заданий. Учительница очень строгая. Но хорошая. Она говорит, что я буду хорошим ангелом, когда вырасту. Но я не хочу быть ангелом! Я хочу быть как вы! Вы очень добрые и совсем не страшные. Ну разве что самую чуточку... И хорошо, пусть хулиган Вовка из параллельного класса меня боится!
Ах да, у папы тоже все хорошо. Он передает вам привет. Он работает в школьной библиотеке. Очень жалко, что маму я не видела. Говорят, она перерожди.. рождилась.
Я долго-долго хотела вам написать. Но мы с папой не знали, куда. А потом папа нашел в библиотеке книжку. Там написано, что письмо найдет вас само.
Как у вас дела? Обязательно напишите мне ответ!
С любовью,
Элина»
Мне становится горячо-горячо, где-то в середине грудной клетки, в районе сердца, которого у меня вообще-то быть не должно.
- Слышишь, Мишка, - говорю я шепотом, чтобы он не услышал, как дрожит мой голос. - Мы добрые и совсем не страшные.
- Ага, - отзывается он тоже шепотом. - Разве что самую чуточку...
Начало тут.
Темы:
"Моя смерть ходит в полосатых пижамных штанах, твоя смерть над нею смеётся" и "Тяжёлая жизнь невидимых существ".