Еще про "Мага"
Не дает покоя эта книга. Кажется, я могу почти математически доказать то, о чем писал здесь. А именно - полную независимость и искуственность связи между событийной структурой повествования (т.е. кто что делал и кем на самом деле был) и его же структурой этической (т.е. кто там, обобщенно, хороший/плохой). Следите за руками.
Событийная структура "Мага" Джона Фаулза состоит из ряда последовательных прозрений, откровений, снятий покровов. На каждом следующем уровне картина мира из предыдущего уровня переворачивается с ног на голову, все оказывается не так и не потому, как думалось раньше. Характерно, что последовательность эта не линейна - нет никакого общего движения в каком-то направлении. Каждая новая картина мира мотивируется только и исключительно отталкиванием от предыдущей: автору нужен прежде всего контрастный душ для героя. Поэтому, вполне предсказуемо, движение получается скорее колебательным, в лучшем случае спиральным: враги оказываются друзьями, чтобы при следующем прозрении вновь оказаться врагами; имена сестер, отброшенные на очередном уровне, на следущем вновь оказываются их настоящими именами, и т.п.
Проблема с таким построением в том, что его принципиально невозможно закончить. Самый последний уровень мы вынуждены принимать за "окончательную реальность" только потому, что он последний. Никаких других признаков, по которым он бы принципиально отличался от предыдущих, нет (если не считать одной детали, о которой ниже). И, следовательно, вполне резонна и не противоречит структуре книги попытка присочинить в конце еще один уровень снятия покровов. Например, что-нибудь в духе Роджера Экройда: существует другая группа людей, цель которых - раскрыть/перехитрить/заставить раскаяться/написать книгу о/перестрелять поодиночке (нравящееся подчеркнуть) компанию Кочиса, и Николас (в паре с Элисон?) был на самом деле подсадной уткой этих борцов с кочизмом. А повествование от первого лица - легенда и рапорт о выполнении.
Ровно ничему в книге такое развитие не противоречит. Более того, затыкает некоторые дыры. Например, кажущуюся порой странной покладистость Николаса, его готовность играть по правилам Кочиса. Чуть ли не показное стремление расследовать все методами детективного романа - но при этом очень аккуратно, без излишнего рвения: скажем, он вполне мог отправлять все свои письма не с острова, а из Афин - но не стал. Самая большая дыра - когда Джулию, якобы уже во всем признавшуюся и окончательно "реальную", на его глазах похищают неизвестные. Здесь только два разумных варианта поведения: либо он ей верит и обращается в полицию по поводу похищения, либо не верит - но тогда уже не верил бы и после, когда она "возвращается". Он не делает ни того, ни другого. Вывод напрашивается: его реальная цель - не заполучить Джулию, не разоблачить ее, не сбежать от нее. Его задание - просто досидеть всю программу до конца.
Короче говоря, книга вполне держится и при таком повороте; более того, существенно выигрывает в симметрии и завершенности.
Но тут-то и мы и приходим к противоречию. Беда в том, что Кочис сотоварищи не просто разыгрывают для Николаса театральное представление. Они еще и читают ему мораль. Особенно обильно - на последнем уровне раскрытия, уже в Англии. Каким-то странным, принципиально непостижимым для меня образом автор вновь и вновь выводит их обманы и издевательства, их упоение собственным всесилием, их претензии на знание, что и кто лучше для героя - не из их, как бы это сказать помягче, испорченности, а прямо наоборот: из неких высших, Николасу недоступных моральных принципов.
Фальшивость этого вывода лично мне была очевидна сразу. Но только сейчас дошло, как сделать ее более очевидной для всех. А именно: мысленно добавим еще один перевертыш, описанный выше. Роли меняются на противоположные. Теперь Николас - охотник, а Кочис - жертва. Событийно-детективный косяк книги при этом, повторюсь, не разваливается и даже становится прочнее. А мораль?
А мораль отскакивает, как слой засохшей краски. Обратно уже не приставить. Кто кого должен теперь, с перевернутыми ролями, учить жизни - совершенно непонятно, да и неважно. Книга избавилась от балласта, чужого, навязанного груза, навешанного на нее в совершенно непригодных местах. Яхта перевернулась кверху килем и превратилась в подводную лодку. А пюпитр проповедника, стоявший на палубе, пошел на дно.
Туда ему и дорога.
Событийная структура "Мага" Джона Фаулза состоит из ряда последовательных прозрений, откровений, снятий покровов. На каждом следующем уровне картина мира из предыдущего уровня переворачивается с ног на голову, все оказывается не так и не потому, как думалось раньше. Характерно, что последовательность эта не линейна - нет никакого общего движения в каком-то направлении. Каждая новая картина мира мотивируется только и исключительно отталкиванием от предыдущей: автору нужен прежде всего контрастный душ для героя. Поэтому, вполне предсказуемо, движение получается скорее колебательным, в лучшем случае спиральным: враги оказываются друзьями, чтобы при следующем прозрении вновь оказаться врагами; имена сестер, отброшенные на очередном уровне, на следущем вновь оказываются их настоящими именами, и т.п.
Проблема с таким построением в том, что его принципиально невозможно закончить. Самый последний уровень мы вынуждены принимать за "окончательную реальность" только потому, что он последний. Никаких других признаков, по которым он бы принципиально отличался от предыдущих, нет (если не считать одной детали, о которой ниже). И, следовательно, вполне резонна и не противоречит структуре книги попытка присочинить в конце еще один уровень снятия покровов. Например, что-нибудь в духе Роджера Экройда: существует другая группа людей, цель которых - раскрыть/перехитрить/заставить раскаяться/написать книгу о/перестрелять поодиночке (нравящееся подчеркнуть) компанию Кочиса, и Николас (в паре с Элисон?) был на самом деле подсадной уткой этих борцов с кочизмом. А повествование от первого лица - легенда и рапорт о выполнении.
Ровно ничему в книге такое развитие не противоречит. Более того, затыкает некоторые дыры. Например, кажущуюся порой странной покладистость Николаса, его готовность играть по правилам Кочиса. Чуть ли не показное стремление расследовать все методами детективного романа - но при этом очень аккуратно, без излишнего рвения: скажем, он вполне мог отправлять все свои письма не с острова, а из Афин - но не стал. Самая большая дыра - когда Джулию, якобы уже во всем признавшуюся и окончательно "реальную", на его глазах похищают неизвестные. Здесь только два разумных варианта поведения: либо он ей верит и обращается в полицию по поводу похищения, либо не верит - но тогда уже не верил бы и после, когда она "возвращается". Он не делает ни того, ни другого. Вывод напрашивается: его реальная цель - не заполучить Джулию, не разоблачить ее, не сбежать от нее. Его задание - просто досидеть всю программу до конца.
Короче говоря, книга вполне держится и при таком повороте; более того, существенно выигрывает в симметрии и завершенности.
Но тут-то и мы и приходим к противоречию. Беда в том, что Кочис сотоварищи не просто разыгрывают для Николаса театральное представление. Они еще и читают ему мораль. Особенно обильно - на последнем уровне раскрытия, уже в Англии. Каким-то странным, принципиально непостижимым для меня образом автор вновь и вновь выводит их обманы и издевательства, их упоение собственным всесилием, их претензии на знание, что и кто лучше для героя - не из их, как бы это сказать помягче, испорченности, а прямо наоборот: из неких высших, Николасу недоступных моральных принципов.
Фальшивость этого вывода лично мне была очевидна сразу. Но только сейчас дошло, как сделать ее более очевидной для всех. А именно: мысленно добавим еще один перевертыш, описанный выше. Роли меняются на противоположные. Теперь Николас - охотник, а Кочис - жертва. Событийно-детективный косяк книги при этом, повторюсь, не разваливается и даже становится прочнее. А мораль?
А мораль отскакивает, как слой засохшей краски. Обратно уже не приставить. Кто кого должен теперь, с перевернутыми ролями, учить жизни - совершенно непонятно, да и неважно. Книга избавилась от балласта, чужого, навязанного груза, навешанного на нее в совершенно непригодных местах. Яхта перевернулась кверху килем и превратилась в подводную лодку. А пюпитр проповедника, стоявший на палубе, пошел на дно.
Туда ему и дорога.