Все-таки дождалась я своего "Сирано"...
Действительно, своего.
И уже, пожалуй, готова к тому, что многие останутся недовольны. Джо Райт, уже заслуживший немало всяких фруктов в свой адрес за (лично мной любимую) версию "Гордости и предубеждения" и не только, опять сделал все по-своему.
Я вам даже больше скажу (ц) - некоторые претензии к этой трактовке "Бержерака" я даже сама готова понять, и мне местами любопытно, как бы было, если бы было не так. Но.
Для меня дело решило то, что, см. выше, по моему личному и бетоннонесдвигаемому мнению, таки Сирано в фильме есть. Тот самый. Это раз. (И это, между прочим, не такой уж частый случай, при всем уважении ко всем прекрасным актерам, игравшим эту роль раньше, от Тараторкина и Райкина через Домогарова и Гладия к Депардье и МакЭвою. Впрочем, об этом ниже. ;) )
А два - то, что этот необычный подход обнаружил - опять же лично для меня - в этом во всем кое-что новое и интересное.
Так вот... Да, здесь нет знаменитых монологов Сирано, даже положенных на музыку (это мюзикл, да). За исключением только "О нет, благодарю", да и тот идет фоном военным упражнениям гвардейцев - которые (это же Райт) - выглядят здесь скорее как бал, прям аж в туфлях и чулках... но почему-то бал обреченных. *Правда, почему-то-2, этот фон, мелькающий где-то там, за музыкой, звучит как пульс всей сцены, упругий, определяющий ритм, выносящий на гребень волны эти плавные движения и объединяющий всю фрагментарность происходящего... Ну почему-почему, Динклейдж потому что. ;) * Здесь нет даже знаменитой выдумки о полетах на Луну, отвлекших де Гиша. Просто сведенная и прочно окаменевшая спина Сирано герцога как-то сама по себе останавливает. И нет, я отказываюсь считать это спойлерами, к этому лучше быть готовым, чем полфильма прождать тех самых знаменитых монологов, а потом отвлекаться еще и на то, что их не было*.
Но... Они здесь каким-то образом присутствуют, потому что Динклейдж их играет и выражает - всем собой. Как и стихотворный размер, который тоже в целом отсутствует. Знаете, в фильме с вышеупомянутым Депардье, еще раз не в обиду ему, для меня стихи были лишними, неуместными почти всю дорогу, потому что они не вмещались в этот густой реализм, где голодающие гвардейцы жарили крыс на шпагах. А здесь, несмотря на практически отсутствующие стихи, они были бы на месте... да и есть на месте, так как таки незримо присутствуют.
Поскольку Динклейдж... Он не только заполняет все пространство своим стереофоническим звуком, которому даже не нужны децибелы - он просто вот такой многомерный (было такое слово "полнозвучный" в свое время). У него этот звук естествен, "дыхателен", так же, как естествен его насквозь пронизывающий все и всех - включая собственную тоску - сфокусированный взгляд с его уникальной во всех смыслах точки зрения. Так же, как естественно, таки почти комически, в силу фигуры, и в то же время довольно-таки символически - он подныривает под чужие шпаги и отталкивается от балкона. Так же естественно, как совмещаются в нем два абсолютно противоположных момента - полная сосредоточенность на том, чем он занят, от любви до драки (и поэтому гибель противника его не веселит, но нет и жалобных гримасок - он в эту затянувшуюся минуту смотрит туда, мимо всех и всего, и умирает сам) и абсолютная легкость, до невесомости, в том, что ему свойственно, вроде стихов (в энный-тысячный раз, их тут нет, но они тут есть). И когда в единственном моменте с Рагно (почему единственном - чуть позже) он по пути к Роксане чуть не между делом, но одновременно полностью погрузившись в него (потому что, еще раз, это его родное), дает тому точный стихотворный совет, неотцитированные стихи клубятся над кондитерским тестом вместе с мукой - так четко Питер ухватил эту самую неприблизительность, рефлекторность таланта.
А Рагно тут, считайте, нет, и Карбона Кастель-Жалу тоже (спасибо хоть за Ле Бре) именно потому, что этот Сирано - чуть ли не впервые за весь мой зрительский опыт - основан как образ в большой степени на той самой чужеродности необычного человека, которую (мне кажется) и выражает его каноническая некрасивость, нос там или не нос. И которой мне обычно так не хватало даже в самых загримированных предыдущих Сирано (а уж красавец МакЭвой... ну, народ, не в обиду никому и считайте меня примитивно-зависимой от внешности, но его страдания меня ни разу не убедили). Потому что он смотрит на эту жизнь то и дело слегка со стороны (иРоксана - лишь крайнее выражение того же самого), как пришелец какой-нибудь, у него не очень-то есть свой круг - и поэтому дружба с Кристианом начинает играть огромную роль, а в единственном близком человеке Ле Бре эта единственность делает его отчаянно драгоценным. (И они особо даже не спорят, и разговоры у них наполовину молчаливые, потому что и так понятно).
И при этом он ни разу не профессиональный страдалец и даже (что для меня очень, опять же, важно в том Сирано, которого люблю я) не мститель. И эту жизнь любит, несмотря на всю свою тоску, так же, как, сдается мне, любит ее сам актер (которого я отдельно за это глубоко уважаю). Он талантлив. Во всем. От слов до любви. От стратегии драк, в которой обгоняет многочисленных противников, до шустрого воровства яблок в стане противника (спасибо, Джо).
Он просто... сгусток той самой музыки, которую Райт счел - и да, я считаю, правильно - необходимой для этой истории. И которой так часто - как и всей прочей гармонии - не хватает места в нашем мире независимо от века. Она здесь уместна - даром, что я не помню уже ни одной мелодии - потому что несет на себе движение, которым действительно проникнут весь фильм. Несет на себе чисто личное восприятие, которым все это тоже отдельно проникнуто. Тут, вообще-то, у каждого свое одиночество, даже у Де Гиша, тоже поданного в этой версии вполне уникально. Изуродованного обязательной придворной красотой (как ее тогда понимали). Не зря я ждала и Мендельсона в этой роли так отчаянно. Обязательные белый парик-румяна-сурьма, тонны штукатурки (поначалу его там реально не узнать) - и под всем этим - напряженное, именно на личном фронте неуклюжее (вы бы видели этот его жалобно-вопросительный взгляд в сторону Роксаны - после всего-то форса и наездов: мол, ну объясни ты мне, как мне тебе объясниться и как себя вести в этой ситуации?) чуть ли не франкенштейновское чудище, которому чего-то там внутрь недовшили, недовстроили, и вот оно чувствует, что не хватает, но не понимает, чего. (И хотя мы не увидим его после войны, но искривленное его, болезненно напряженное лицо, с каким он подписывает тот приказ, четче любого стиха говорит, что и этот теперь никогда не будет счастлив. На пару - на тройку? - с Сирано и Роксаной). А ближе всего друг к другу оказываются солдаты, каждый из которых поетсвое последнее письмо домой перед последним боем - не про "ура" и даже родину, а про то, как они любят тех, кому пишут. "У меня была девушка". "У меня был отец"... Более обреченного - и более красивого (несмотря на дерюгу, палатки и закопченную лампу) - момента в этом фильме нет. И это тоже про Сирано. Хотя его даже нет в кадре.
Да, так вот, об одиночестве. Мое отдельное спасибо, что из него не стали лепить пьедестал, унижая остальных. Власть и презрение - это не про здешнего Сирано, у него это с неизменным и безусловным его ироническим достоинством не смешивается. Он не позволяет себя оскорблять (и, кстати, не позволяет себе оскорбляться на то, что того не стоит, и даже мирясь с Кристианом, требует обнять его вполне командным тоном), но и сам ни на кого не смотрит свысока. И счастлив, когда это одиночество хоть на миг иногда рассеивается - совершенно неожиданно для него... и для нас, кстати. Один из его главных моментов во всей этой истории, как по мне - это когда Кристиан *здесь вполне каноничный не-говорун* приходит в восторг от его словесного мастерства, не только потому что теперь Роксана его точно не прогонит, но и просто... ну надо же, как человек умеет. И у де Бержерака на лице изнутри проступает его тоже особенная, странная, "вопрекишная" (извините за неуклюжесть) улыбка с опущенными уголками рта и сияющими глазами. Он понадобился. Такой, как он есть - понадобился. То, что у него есть - понадобилось. What, как говорят местные аборигены, are the odds.
И уж конечно, этот Сирано не будет мурыжить Роксану все эти 15 лет (да, моя болезненная точка в каноне, можете подавать в суд ;) ). И эту игру затевает не ради самоутверждения, мести судьбе или даже хоть что-то урвать *как ни больно ему - так же привычно, хотя иногда до судорог - от этой невозможности*, а таки ради нее. Уверенный, что ей это нужно, эта гармония, это совпадение внешности и смысла. Отчасти почти как у Блока ("спи спокойно, Изора - мальчик красивый лучше туманных и странных снов"), но без этой снисходительности даже. Он таки да, ее любит (а не просто поклоняется) и - еще раз, чуть ли не единственный из известных мне Сирано - ей не мстит. Ни разу. Даже когда, ворчливо огрызаясь, пытается сбежать. И это "я не люблю тебя, любимая" звучит у него так беспомощно-сердито и привычно, будто они уже те самые 15 лет вместе прожили. Внезапно. Так же естественно, как прозвучали бы стихи.
А стихи... стихами здесь, наверное, стала пластика. Хоровая (тут многофигурные сцены - часть всей ткани рассказа, и при этом они не выглядят натужными) и отдельная. И музыка. Я не знаю, как с профессиональной точки зрения можно оценивать пение здешних персонажей, но жестко-отчаянно-монолитный голос Де Гиша, поющего о том, что неужели ему вообще никакого счастья в этой жизни не положено, ввинчивается внутрь, а песни Сирано заполняют экран так же, как его мечтательно-четкие слова о театре - сцену. От угла до угла.
Так что пусть уж будет проза, наверное. И пусть дуэнья именно что прозаически дрючит откровенно красивую и нежную в этом фильме Роксану (чей канонический приезд на фронт выглядел бы здесь неуместным трюком) насчет того, что пора бы уже и остепениться, а то возраст поджимает, и деньги кончаются. И пусть монахиня со своими полутора фразами оказывается умнее и хитрее своего книжного прототипа (если та смущена позволением Сирано помолиться за него, ту этой те же слова звучат как "спохватились, сударь, я этого позволения и не собиралась ждать). Потому что торжественные баллады, долгие монологи и эффектные подвиги... ну тут не про это. Это - как часто у Райта - про то, откуда оно все растет. И, как ни парадоксально это звучит, при всех этих красивых, освещенных то так, то этак, порой цветастых, порой ярко-монохромных, кадрах - про то, какое оно все без украшательств. (Еще раз - не зря оно выглядит порой тут гротескно и уродливо, это украшательство, ненатурально и давяще, и не зря здешний граф Вальвер со своим уже совсем утрированном изяществом и оскалом улыбки смотрится чуть ли не как конферансье Джоэла Грея из "Кабаре"). Иными словами, это - снова и снова - таки куда более личная, чем привычно-общественная (при всей любовной линии) версия этой истории.
А еще спасибо, что Роксана тут тоже ведет свой личный бой в этой жизни и не выглядит ни пустой изящной глупышкой, ни какой-то там святой в конце. Бабочка-цветочек? Может быть. Но бабочка, позволяющая себе мечтать и уворачивающаяся от довольно жестких пальцев примерно так же, как Сирано - от шпаг. Здесь можно поверить, что они могли бы друг друга полюбить взаимно. Если бы вся эта наша красота не была так удручающе дисгармонична в целом, и самое прекрасное в жизни - вроде тех писем - не происходило в контексте бессмысленно-разрушительном (какой здесь, да, предстает эта серо-безысходная война, причем без всяких реалистических подробностей французского фильма).
Ну вот где-то так поэтому от меня им за все вышесказанное спасибо. И за то, что Кристиан - хороший человек. (И ценящий выбор, здесь это подчеркнуто, я не удивлена). Хотя и легкомысленный местами круче Роксаны (это на радостях брошенное Сирано "теперь ты мне не нужен" - это уже его страх прорвался, что он сам по себе ничего не стоит, но как глупо прозвучало...) И за то, что да, здесь все, включая Сирано, говорят, разговаривают, а не "читают стихи" - ощущение, от которого я не смогла избавиться до этого ни в одной версии Сирано, кроме никем не виденного, кроме горстки театральных зрителей, версии с Энтони Шером, бывшим в этой роли человеком, а не Героем, Символом, и Архетипом. Говорившим этими стихами, а не произносящим их.
Как - я уверена - сумел бы и Динклейдж (так что мне все же немного жаль тех монологов, это было бы... интересно, см. опять начало... и все же, спасибо за то, что есть). И к вопросу о символах - для меня таки до предела символичным оказлось то, за всю историю этой роли что Питер стал вторым после Энтони, чей Сирано надел очки. Хотя я даже не уверена, знает ли он о том, что Шер их надевал.
В общем, еще раз, кому как, а я только спасибо могу сказать за то, что это сняли. И что Динклейдж это сыграл. (И Мендельсон *кто о чем*). ;) В чем другом, а в этом, что это его роль, я, к счастью, не разубедилась по итогам.
Уф. Давненько я не сподабливалась на сумбурные простыни практически без претензий к предмету разговора...
И уже, пожалуй, готова к тому, что многие останутся недовольны. Джо Райт, уже заслуживший немало всяких фруктов в свой адрес за (лично мной любимую) версию "Гордости и предубеждения" и не только, опять сделал все по-своему.
Я вам даже больше скажу (ц) - некоторые претензии к этой трактовке "Бержерака" я даже сама готова понять, и мне местами любопытно, как бы было, если бы было не так. Но.
Для меня дело решило то, что, см. выше, по моему личному и бетоннонесдвигаемому мнению, таки Сирано в фильме есть. Тот самый. Это раз. (И это, между прочим, не такой уж частый случай, при всем уважении ко всем прекрасным актерам, игравшим эту роль раньше, от Тараторкина и Райкина через Домогарова и Гладия к Депардье и МакЭвою. Впрочем, об этом ниже. ;) )
А два - то, что этот необычный подход обнаружил - опять же лично для меня - в этом во всем кое-что новое и интересное.
Так вот... Да, здесь нет знаменитых монологов Сирано, даже положенных на музыку (это мюзикл, да). За исключением только "О нет, благодарю", да и тот идет фоном военным упражнениям гвардейцев - которые (это же Райт) - выглядят здесь скорее как бал, прям аж в туфлях и чулках... но почему-то бал обреченных. *Правда, почему-то-2, этот фон, мелькающий где-то там, за музыкой, звучит как пульс всей сцены, упругий, определяющий ритм, выносящий на гребень волны эти плавные движения и объединяющий всю фрагментарность происходящего... Ну почему-почему, Динклейдж потому что. ;) * Здесь нет даже знаменитой выдумки о полетах на Луну, отвлекших де Гиша. Просто сведенная и прочно окаменевшая спина Сирано герцога как-то сама по себе останавливает. И нет, я отказываюсь считать это спойлерами, к этому лучше быть готовым, чем полфильма прождать тех самых знаменитых монологов, а потом отвлекаться еще и на то, что их не было*.
Но... Они здесь каким-то образом присутствуют, потому что Динклейдж их играет и выражает - всем собой. Как и стихотворный размер, который тоже в целом отсутствует. Знаете, в фильме с вышеупомянутым Депардье, еще раз не в обиду ему, для меня стихи были лишними, неуместными почти всю дорогу, потому что они не вмещались в этот густой реализм, где голодающие гвардейцы жарили крыс на шпагах. А здесь, несмотря на практически отсутствующие стихи, они были бы на месте... да и есть на месте, так как таки незримо присутствуют.
Поскольку Динклейдж... Он не только заполняет все пространство своим стереофоническим звуком, которому даже не нужны децибелы - он просто вот такой многомерный (было такое слово "полнозвучный" в свое время). У него этот звук естествен, "дыхателен", так же, как естествен его насквозь пронизывающий все и всех - включая собственную тоску - сфокусированный взгляд с его уникальной во всех смыслах точки зрения. Так же, как естественно, таки почти комически, в силу фигуры, и в то же время довольно-таки символически - он подныривает под чужие шпаги и отталкивается от балкона. Так же естественно, как совмещаются в нем два абсолютно противоположных момента - полная сосредоточенность на том, чем он занят, от любви до драки (и поэтому гибель противника его не веселит, но нет и жалобных гримасок - он в эту затянувшуюся минуту смотрит туда, мимо всех и всего, и умирает сам) и абсолютная легкость, до невесомости, в том, что ему свойственно, вроде стихов (в энный-тысячный раз, их тут нет, но они тут есть). И когда в единственном моменте с Рагно (почему единственном - чуть позже) он по пути к Роксане чуть не между делом, но одновременно полностью погрузившись в него (потому что, еще раз, это его родное), дает тому точный стихотворный совет, неотцитированные стихи клубятся над кондитерским тестом вместе с мукой - так четко Питер ухватил эту самую неприблизительность, рефлекторность таланта.
А Рагно тут, считайте, нет, и Карбона Кастель-Жалу тоже (спасибо хоть за Ле Бре) именно потому, что этот Сирано - чуть ли не впервые за весь мой зрительский опыт - основан как образ в большой степени на той самой чужеродности необычного человека, которую (мне кажется) и выражает его каноническая некрасивость, нос там или не нос. И которой мне обычно так не хватало даже в самых загримированных предыдущих Сирано (а уж красавец МакЭвой... ну, народ, не в обиду никому и считайте меня примитивно-зависимой от внешности, но его страдания меня ни разу не убедили). Потому что он смотрит на эту жизнь то и дело слегка со стороны (иРоксана - лишь крайнее выражение того же самого), как пришелец какой-нибудь, у него не очень-то есть свой круг - и поэтому дружба с Кристианом начинает играть огромную роль, а в единственном близком человеке Ле Бре эта единственность делает его отчаянно драгоценным. (И они особо даже не спорят, и разговоры у них наполовину молчаливые, потому что и так понятно).
И при этом он ни разу не профессиональный страдалец и даже (что для меня очень, опять же, важно в том Сирано, которого люблю я) не мститель. И эту жизнь любит, несмотря на всю свою тоску, так же, как, сдается мне, любит ее сам актер (которого я отдельно за это глубоко уважаю). Он талантлив. Во всем. От слов до любви. От стратегии драк, в которой обгоняет многочисленных противников, до шустрого воровства яблок в стане противника (спасибо, Джо).
Он просто... сгусток той самой музыки, которую Райт счел - и да, я считаю, правильно - необходимой для этой истории. И которой так часто - как и всей прочей гармонии - не хватает места в нашем мире независимо от века. Она здесь уместна - даром, что я не помню уже ни одной мелодии - потому что несет на себе движение, которым действительно проникнут весь фильм. Несет на себе чисто личное восприятие, которым все это тоже отдельно проникнуто. Тут, вообще-то, у каждого свое одиночество, даже у Де Гиша, тоже поданного в этой версии вполне уникально. Изуродованного обязательной придворной красотой (как ее тогда понимали). Не зря я ждала и Мендельсона в этой роли так отчаянно. Обязательные белый парик-румяна-сурьма, тонны штукатурки (поначалу его там реально не узнать) - и под всем этим - напряженное, именно на личном фронте неуклюжее (вы бы видели этот его жалобно-вопросительный взгляд в сторону Роксаны - после всего-то форса и наездов: мол, ну объясни ты мне, как мне тебе объясниться и как себя вести в этой ситуации?) чуть ли не франкенштейновское чудище, которому чего-то там внутрь недовшили, недовстроили, и вот оно чувствует, что не хватает, но не понимает, чего. (И хотя мы не увидим его после войны, но искривленное его, болезненно напряженное лицо, с каким он подписывает тот приказ, четче любого стиха говорит, что и этот теперь никогда не будет счастлив. На пару - на тройку? - с Сирано и Роксаной). А ближе всего друг к другу оказываются солдаты, каждый из которых поетсвое последнее письмо домой перед последним боем - не про "ура" и даже родину, а про то, как они любят тех, кому пишут. "У меня была девушка". "У меня был отец"... Более обреченного - и более красивого (несмотря на дерюгу, палатки и закопченную лампу) - момента в этом фильме нет. И это тоже про Сирано. Хотя его даже нет в кадре.
Да, так вот, об одиночестве. Мое отдельное спасибо, что из него не стали лепить пьедестал, унижая остальных. Власть и презрение - это не про здешнего Сирано, у него это с неизменным и безусловным его ироническим достоинством не смешивается. Он не позволяет себя оскорблять (и, кстати, не позволяет себе оскорбляться на то, что того не стоит, и даже мирясь с Кристианом, требует обнять его вполне командным тоном), но и сам ни на кого не смотрит свысока. И счастлив, когда это одиночество хоть на миг иногда рассеивается - совершенно неожиданно для него... и для нас, кстати. Один из его главных моментов во всей этой истории, как по мне - это когда Кристиан *здесь вполне каноничный не-говорун* приходит в восторг от его словесного мастерства, не только потому что теперь Роксана его точно не прогонит, но и просто... ну надо же, как человек умеет. И у де Бержерака на лице изнутри проступает его тоже особенная, странная, "вопрекишная" (извините за неуклюжесть) улыбка с опущенными уголками рта и сияющими глазами. Он понадобился. Такой, как он есть - понадобился. То, что у него есть - понадобилось. What, как говорят местные аборигены, are the odds.
И уж конечно, этот Сирано не будет мурыжить Роксану все эти 15 лет (да, моя болезненная точка в каноне, можете подавать в суд ;) ). И эту игру затевает не ради самоутверждения, мести судьбе или даже хоть что-то урвать *как ни больно ему - так же привычно, хотя иногда до судорог - от этой невозможности*, а таки ради нее. Уверенный, что ей это нужно, эта гармония, это совпадение внешности и смысла. Отчасти почти как у Блока ("спи спокойно, Изора - мальчик красивый лучше туманных и странных снов"), но без этой снисходительности даже. Он таки да, ее любит (а не просто поклоняется) и - еще раз, чуть ли не единственный из известных мне Сирано - ей не мстит. Ни разу. Даже когда, ворчливо огрызаясь, пытается сбежать. И это "я не люблю тебя, любимая" звучит у него так беспомощно-сердито и привычно, будто они уже те самые 15 лет вместе прожили. Внезапно. Так же естественно, как прозвучали бы стихи.
А стихи... стихами здесь, наверное, стала пластика. Хоровая (тут многофигурные сцены - часть всей ткани рассказа, и при этом они не выглядят натужными) и отдельная. И музыка. Я не знаю, как с профессиональной точки зрения можно оценивать пение здешних персонажей, но жестко-отчаянно-монолитный голос Де Гиша, поющего о том, что неужели ему вообще никакого счастья в этой жизни не положено, ввинчивается внутрь, а песни Сирано заполняют экран так же, как его мечтательно-четкие слова о театре - сцену. От угла до угла.
Так что пусть уж будет проза, наверное. И пусть дуэнья именно что прозаически дрючит откровенно красивую и нежную в этом фильме Роксану (чей канонический приезд на фронт выглядел бы здесь неуместным трюком) насчет того, что пора бы уже и остепениться, а то возраст поджимает, и деньги кончаются. И пусть монахиня со своими полутора фразами оказывается умнее и хитрее своего книжного прототипа (если та смущена позволением Сирано помолиться за него, ту этой те же слова звучат как "спохватились, сударь, я этого позволения и не собиралась ждать). Потому что торжественные баллады, долгие монологи и эффектные подвиги... ну тут не про это. Это - как часто у Райта - про то, откуда оно все растет. И, как ни парадоксально это звучит, при всех этих красивых, освещенных то так, то этак, порой цветастых, порой ярко-монохромных, кадрах - про то, какое оно все без украшательств. (Еще раз - не зря оно выглядит порой тут гротескно и уродливо, это украшательство, ненатурально и давяще, и не зря здешний граф Вальвер со своим уже совсем утрированном изяществом и оскалом улыбки смотрится чуть ли не как конферансье Джоэла Грея из "Кабаре"). Иными словами, это - снова и снова - таки куда более личная, чем привычно-общественная (при всей любовной линии) версия этой истории.
А еще спасибо, что Роксана тут тоже ведет свой личный бой в этой жизни и не выглядит ни пустой изящной глупышкой, ни какой-то там святой в конце. Бабочка-цветочек? Может быть. Но бабочка, позволяющая себе мечтать и уворачивающаяся от довольно жестких пальцев примерно так же, как Сирано - от шпаг. Здесь можно поверить, что они могли бы друг друга полюбить взаимно. Если бы вся эта наша красота не была так удручающе дисгармонична в целом, и самое прекрасное в жизни - вроде тех писем - не происходило в контексте бессмысленно-разрушительном (какой здесь, да, предстает эта серо-безысходная война, причем без всяких реалистических подробностей французского фильма).
Ну вот где-то так поэтому от меня им за все вышесказанное спасибо. И за то, что Кристиан - хороший человек. (И ценящий выбор, здесь это подчеркнуто, я не удивлена). Хотя и легкомысленный местами круче Роксаны (это на радостях брошенное Сирано "теперь ты мне не нужен" - это уже его страх прорвался, что он сам по себе ничего не стоит, но как глупо прозвучало...) И за то, что да, здесь все, включая Сирано, говорят, разговаривают, а не "читают стихи" - ощущение, от которого я не смогла избавиться до этого ни в одной версии Сирано, кроме никем не виденного, кроме горстки театральных зрителей, версии с Энтони Шером, бывшим в этой роли человеком, а не Героем, Символом, и Архетипом. Говорившим этими стихами, а не произносящим их.
Как - я уверена - сумел бы и Динклейдж (так что мне все же немного жаль тех монологов, это было бы... интересно, см. опять начало... и все же, спасибо за то, что есть). И к вопросу о символах - для меня таки до предела символичным оказлось то, за всю историю этой роли что Питер стал вторым после Энтони, чей Сирано надел очки. Хотя я даже не уверена, знает ли он о том, что Шер их надевал.
В общем, еще раз, кому как, а я только спасибо могу сказать за то, что это сняли. И что Динклейдж это сыграл. (И Мендельсон *кто о чем*). ;) В чем другом, а в этом, что это его роль, я, к счастью, не разубедилась по итогам.
Уф. Давненько я не сподабливалась на сумбурные простыни практически без претензий к предмету разговора...