Стругацкие (1-ый том)
За последние годы читал несколько книг Стругацких, которые нравились. Но из раннего ничего не читал. И пока читал те несколько книг стало понятно, что между многими книгами дрейфуют персонажи, но я не улавливаю связи, тк читаю в случайном порядке.
Сейчас возникло желание начать их читать в хронологическом порядке. Прочитал первый том. Впервые увидел то, как писатель развивается в процессе своей деятельности. Первая книга первого тома (Страна багровых туч) и последняя (Путь на Амальтею) из одного и того же жанра, вторая является продолжением первой, но они очень сильно отличаются. Если первую перечитывать не хочется, то вторую хочется. Из тех различий, в отношении которых возникла ясность, которые могу сформулировать:
- появились клевые описания космоса, космических морд
- появились клевые описание психологического характера. Например, очень понравился вот такой отрывок:
Это было трудно, невообразимо трудно работать в таких условиях. Жилин несколько раз терял сознание. Останавливалось сердце, и все заволакивалось красной мутью. И во рту все время чувствовался привкус крови. Жилину было очень стыдно, потому что Быков продолжал работать неутомимо, размеренно и точно, как машина. Быков был весь мокрый от пота, ему тоже было невообразимо трудно, но он, по-видимому, умел заставить себя не терять сознание. Уже через два часа у Жилина пропало всякое представление о цели работы, у него больше не осталось ни надежды, ни любви к жизни, но каждый раз, очнувшись, он продолжал прерванную работу, потому что рядом был Быков. Однажды он очнулся и не нашел Быкова. Тогда он заплакал. Но Быков скоро вернулся, поставил рядом с ним кастрюльку и сказал: "Ешь". Он поел и снова взялся за работу. У Быкова было белое лицо и багровая отвисшая шея. Он тяжело и часто дышал. И он молчал. Жилин думал: "Если мы выберемся, я не пойду в межзвездную экспедицию, я не пойду в экспедицию на Плутон, я никуда не пойду, пока не стану таким, как Быков. Таким обыкновенным и даже скучным в обычное время. Таким хмурым и немножко даже смешным. Таким, что трудно было поверить, глядя на него, в легенду о Голконде, в легенду о Каллисто и в другие легенды". Жилин помнил, как молодые межпланетники потихоньку посмеивались над Рыжим Пустынником - кстати, откуда взялось такое странное прозвище? - но он никогда не видел, чтобы о Быкове отозвался пренебрежительно хоть один пилот или ученый старшего поколения. "Если я выберусь, я должен стать таким, как Быков. Если я не выберусь, я должен умереть, как Быков". Когда Жилин терял сознание, Быков молча заканчивал его работу. Когда Жилин приходил в себя, Быков так же молча возвращался на свое место.
Потом Быков сказал: "Пошли" - и они выбрались из камеры магнитной системы. У Жилина все плыло перед глазами, хотелось лечь, уткнуться носом во что-нибудь помягче и так лежать, пока не поднимут. Он выбирался вторым и застрял и все-таки лег носом в холодный пол, но быстро пришел в себя и тогда увидел у самого лица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал. Жилин напрягся и вылез из люка. Он сел на корточки, чтобы как следует задраить крышку. Замок не слушался, и Жилин стал рвать его исцарапанными пальцами. Быков возвышался рядом, как радиомачта, и смотрел не мигая сверху вниз.
Еще стало ясно, что книги Кастанеды совершенно другие. Что в них нет никакого подобного различия, никакого творческого развития. И это потому, что это было не творчество, это было описание наблюдаемого и переживаемого. Т.е. это является аргументом в пользу того, что Кастанеда не выдумал то, что он писал, в чем многие уверены. Потому что иначе было бы развитие в его мастерстве как писателя, его первые книги очень отличались бы по интересности от других. Но ничего такого нет в его книгах.
Еще читал в конце первого тома раздел "из критики тех лет" и там понравилась вот такая "критика".
Познакомясь с научно-фантастическими рассказами и повестью А. и Б. Стругацких "Путь на Амальтею" (Изд-во "Молодая гвардия", 1960), приходишь к печальному выводу, что люди будущего - это далеко не передовые люди, недостатки которых ни время, ни образование не исправили.
Послушайте, как говорят герои повести:
"- Не ори на нее, козел! - гаркнул атмосферный физик Потапов".
"- Лопать захочет - придет".
"- Ерунду порет Грегуар..."
"Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды..."
"У него такая особая морда".
Герои называют друг друга "извергами", "бездельниками", "слепыми филинами", "трепачами", "мальками"...
Неужели авторы повести решили, что люди будущего будут так говорить?
А понравилась эта критика, потому что возникла ясность, что авторы повести действительно ведь так говорят. И это клево. Потому что это вызывает симпатию. Мне и так нравятся фотки Стругацких. Они похожи на таких клевых зверьков, умных пупсов. И то, что они используют такие слова и фразы, соответствует такому впечатлению.
Сейчас возникло желание начать их читать в хронологическом порядке. Прочитал первый том. Впервые увидел то, как писатель развивается в процессе своей деятельности. Первая книга первого тома (Страна багровых туч) и последняя (Путь на Амальтею) из одного и того же жанра, вторая является продолжением первой, но они очень сильно отличаются. Если первую перечитывать не хочется, то вторую хочется. Из тех различий, в отношении которых возникла ясность, которые могу сформулировать:
- появились клевые описания космоса, космических морд
- появились клевые описание психологического характера. Например, очень понравился вот такой отрывок:
Это было трудно, невообразимо трудно работать в таких условиях. Жилин несколько раз терял сознание. Останавливалось сердце, и все заволакивалось красной мутью. И во рту все время чувствовался привкус крови. Жилину было очень стыдно, потому что Быков продолжал работать неутомимо, размеренно и точно, как машина. Быков был весь мокрый от пота, ему тоже было невообразимо трудно, но он, по-видимому, умел заставить себя не терять сознание. Уже через два часа у Жилина пропало всякое представление о цели работы, у него больше не осталось ни надежды, ни любви к жизни, но каждый раз, очнувшись, он продолжал прерванную работу, потому что рядом был Быков. Однажды он очнулся и не нашел Быкова. Тогда он заплакал. Но Быков скоро вернулся, поставил рядом с ним кастрюльку и сказал: "Ешь". Он поел и снова взялся за работу. У Быкова было белое лицо и багровая отвисшая шея. Он тяжело и часто дышал. И он молчал. Жилин думал: "Если мы выберемся, я не пойду в межзвездную экспедицию, я не пойду в экспедицию на Плутон, я никуда не пойду, пока не стану таким, как Быков. Таким обыкновенным и даже скучным в обычное время. Таким хмурым и немножко даже смешным. Таким, что трудно было поверить, глядя на него, в легенду о Голконде, в легенду о Каллисто и в другие легенды". Жилин помнил, как молодые межпланетники потихоньку посмеивались над Рыжим Пустынником - кстати, откуда взялось такое странное прозвище? - но он никогда не видел, чтобы о Быкове отозвался пренебрежительно хоть один пилот или ученый старшего поколения. "Если я выберусь, я должен стать таким, как Быков. Если я не выберусь, я должен умереть, как Быков". Когда Жилин терял сознание, Быков молча заканчивал его работу. Когда Жилин приходил в себя, Быков так же молча возвращался на свое место.
Потом Быков сказал: "Пошли" - и они выбрались из камеры магнитной системы. У Жилина все плыло перед глазами, хотелось лечь, уткнуться носом во что-нибудь помягче и так лежать, пока не поднимут. Он выбирался вторым и застрял и все-таки лег носом в холодный пол, но быстро пришел в себя и тогда увидел у самого лица ботинок Быкова. Ботинок нетерпеливо притопывал. Жилин напрягся и вылез из люка. Он сел на корточки, чтобы как следует задраить крышку. Замок не слушался, и Жилин стал рвать его исцарапанными пальцами. Быков возвышался рядом, как радиомачта, и смотрел не мигая сверху вниз.
Еще стало ясно, что книги Кастанеды совершенно другие. Что в них нет никакого подобного различия, никакого творческого развития. И это потому, что это было не творчество, это было описание наблюдаемого и переживаемого. Т.е. это является аргументом в пользу того, что Кастанеда не выдумал то, что он писал, в чем многие уверены. Потому что иначе было бы развитие в его мастерстве как писателя, его первые книги очень отличались бы по интересности от других. Но ничего такого нет в его книгах.
Еще читал в конце первого тома раздел "из критики тех лет" и там понравилась вот такая "критика".
Познакомясь с научно-фантастическими рассказами и повестью А. и Б. Стругацких "Путь на Амальтею" (Изд-во "Молодая гвардия", 1960), приходишь к печальному выводу, что люди будущего - это далеко не передовые люди, недостатки которых ни время, ни образование не исправили.
Послушайте, как говорят герои повести:
"- Не ори на нее, козел! - гаркнул атмосферный физик Потапов".
"- Лопать захочет - придет".
"- Ерунду порет Грегуар..."
"Они очень любили друг друга и сиганули туда полюбоваться на звезды..."
"У него такая особая морда".
Герои называют друг друга "извергами", "бездельниками", "слепыми филинами", "трепачами", "мальками"...
Неужели авторы повести решили, что люди будущего будут так говорить?
А понравилась эта критика, потому что возникла ясность, что авторы повести действительно ведь так говорят. И это клево. Потому что это вызывает симпатию. Мне и так нравятся фотки Стругацких. Они похожи на таких клевых зверьков, умных пупсов. И то, что они используют такие слова и фразы, соответствует такому впечатлению.