Гуманное право антигуманных войн
- Эта статья была написана мною за 10 лет до СВО, перечитал и слегка подновил текст, представляю моей уважаемой аудитории.
В минувшем августе исполнилось 75-лет со дня принятия Женевских конвенций о защите жертв войны, но это событие осталось как-то незамеченным в печати и медиапространстве. Идёт третий год участия России в войне на Украине. Есть повод поразмышлять о том, осталось ли с тех пор место гуманности в современном праве. Не утрачена ли гуманитарными стандартами их актуальность для современных боевых действий, когда государства и коалиции ведут войны не столько со своими внешними противниками, сколько с собственными внутренними врагами.
Женевские конвенции 1949 возникли как резюмирующий синтез гуманитарного правового опыта человечества, который оно вынесло из суровых испытаний Второй мировой войны. В свою очередь, Дополнительные протоколы 1977 стали вехой завершающего этапа холодной войны, в которой человечеству удалось уберечь себя тотального поражения новыми видами оружия массового уничтожения. Эти фундаментальные документы стали самым масштабным в истории сводом норм о законности средств, методов и способов вооруженной борьбы, о защите всех категорий жертв войны, включая больных и раненых лиц из состава вооруженных сил и военнопленных. Цель конвенций и протоколов - способствовать прекращению всех войн, ограничить жестокость и ужасы, которые неизбежны в любых вооруженных конфликтах. Ныне эти цели разделяют далеко не все государства мира. Войны продолжают уносить человеческие жизни и разрушать людские судьбы, нести неисчислимые бедствия народам.
1. Современное состояние гуманитарного права характеризуется крайней неустойчивостью и изменчивостью ориентиров человеколюбия в военной политике и праве, практически во всех странах мира. Можно сказать в целом, что его понимание и применение глобально характеризует смесь лицемерия с тупым желанием стереть даже память о его существовании. Это проявляется во всем, начиная от крайней политизации международного нормотворчества, когда конвенции и соглашения рассматриваются не иначе как разменная карта в азартных играх глобальной олигархии и политиков, в гонке за ресурсами, богатствами и тщеславием. В том, что мировая торговля смертью, войнами и террором, новыми видами и способами уничтожения людей совершенно ни в какой мере не связаны с существующими гуманитарными стандартами.
Глядя на современные войны, просто понимаешь, что в современном мире зверства милитаризма плодятся и развиваются сами по себе, а право гуманности существует отдельно, само по себе, как отжившие сказки былых рыцарей и устаревшие обычаи воинской чести. Человечество с маниакальным упорством наращивает потенциал своего собственного уничтожения. Оно похоже на конченого наркомана, который с нарастающим остервенением шпигует себя самой невообразимой отравой и зельями в виде кровавых военных замыслов, кампаний, вылазок, происков и производства всякого рода технических ухищрений для убийств и насилия. Сращивание войны с наживой, с прибыльностью военных экономик не оставляет человечеству шанса на выживание без войн. Увы, войны - это естественное состояние человеческого общежития. Мир победившего милитаризма оставляет, побежденным только надежду на гуманитарное право.
2. Что делать в этой ситуации - развивать знание и популяризировать международно-правовые основы гуманности и законности, чести и справедливости. На мой взгляд, идеалом правового регулирования войн видится то состояние, при котором война может быть допустима, только как орудие правосудия. Право не может быть чем-то лучшим, чем окружающая его действительность. Законы не могут быть хуже или лучше тех людей, которые их написали. Но те, кто пишут законы, должны стремиться к лучшему, к тому, чтобы, раз уж нельзя обойтись без войн, то установить такое к ним отношение общества, чтобы войны велись исключительно в рамках правосудия. Война как акт неотвратимой справедливости, с четкими материальными и процессуальными параметрами от начала до конца, во всех возможных их проявлениях и обстоятельствах, вот каким представляется образ будущего гуманитарного права.
Гуманитарный закон не должен плестись в хвосте милитаризма. Он призван опережать разработчиков смерти. Еще до того, как на вооружение поступит тот или иной способ или средство уничтожения, закон должен сказать свое слово об этом. Он должен заблаговременно давать свое отношение к любому новому военному явлению, еще на дальних подступах к нему. Необходима упреждающая правовая оценка соотнесения каждого нового предмета войны к высшему гуманистическому императиву - относиться к врагу, также как себе самому. Если нормотворчество во всех своих проявлениях усвоит этот императив, то у нас есть шанс на успех, который состоит не в том, чтобы всегда быть сильнейшим, а в том, чтобы одержать победу, поставив себя на место побежденного. Законы о войнах должны писаться теми, кто способен себя поставить на место жертв войны, а лучше если теми, кто имеет военный опыт. Теперь самое время напомнить человечеству существо гуманитарного права - его императив в том, чтобы не причинять другим того, что не хотел бы себе.
Гуманисты находятся в несколько лучшем положении, чем милитаристы. Мы имеем возможность работать с возвышенными качествами личности, воздействовать на лучшие проявления доброты и справедливости в людях. Милитарист, напротив, не способен стать выше рефлексов драки. Поэтому нам ничего не остается, как работать с общественным сознанием, постоянно напоминая ему, что к чужим жертвам надо относиться также, как к своим собственным.
Но мы многонациональные русские - народ крайностей, если уж решили быть гуманными, то будем ими себе в ущерб - от усердия себе лоб разобьем. Будто враг ждет от нас доказательств гуманизма, а мы и рады назло врагу будем стократ гуманнее, чем он. А враг смотрит на нас и глумится, чихать он хотел на все конвенции, и продолжает свои зверства и подлости, не останавливаясь ни перед чем.
В обыденном правосознании простых людей, в том числе воюющих, возникает негодование. Кому нужны законы и обычаи войны, если они не исполняются. На войне все средства хороши, и никакими конвенциями не уговорить нацистов отказаться от своей человеконенавистнической идеологии и русофобии.
Но всё же стоит возразить таким настроениям. Законы войны нужно соблюдать, не потому что бы какое-то высшее мировое или европейское сообщество нас похвалило. Этого не произойдет в любом случае. Законы войны нужны для нас самих. Хотя бы потому, что воевать легче, когда убежден в своей правоте. Когда знаешь, что бьешь врага на уничтожение и делаешь это законно и справедливо. Тогда у воина душа не болит о том, гуманен он или нет. Тогда командиры не путаются в приказах.
Непростая вещь - стрелять по некогда мирным городам и селам. Гуманно это или нет? Неподготовленного человека этот вопрос ставит в тупик. Но, для профессионала он решен законами и обычаями войны. Забота о мирном населении в первую очередь лежит на той власти, которую избрало это население. Если киевский нацистский режим использует гражданские объекты (школы, больницы, спортивные сооружения и т.п.) для военных целей, то никакая гуманность не мешает нам уничтожать эти объекты. Право гласит - в этом случае на нас нет крови, нет нарушения права. Кровь на тех, кто, прикрываясь гражданским населением, наносит подлые и трусливые удары.
Поэтому нужно вернуться к истокам нашего Отечественного права Великой справедливой войны с гитлеровским нацизмом. Оно было простым и ясным и под Курском, и под Берлином. Побеждали не слюнтяйством и сюсюканьем про гуманность, а жесткой и суровой силой. Потому, что был справедливый закон войны: на подступах к городу с гражданским населением, как правило, делалась короткая предупредительная артподготовка, затем несколько минут затишье на вывод и укрытие гражданских, стариков и детей. После чего артиллерийскими, бомбовыми и другими ударами из всех видов оружия город ровнялся с землей. До тех пор, пока враг не будет полностью уничтожен, или капитулирует, подняв белый флаг. И это было в высшей степени гуманно. Это было законно и рационально в военном отношении. Это позволяло воинам ни на секунду не сомневаться в правоте нашего дела, в победе.
И другого рецепта наступления на нацистов нет и быть не может. И самое интересное, что этот рецепт наших дедов полностью укладывается в нормы современных конвенций о защите жертв войны. Если страны НАТО и Украина в своих боевых уставах записали черным по белому обязанность войск прикрываться гражданским населением, использовать гражданскую инфраструктуру для ведения войны любыми методами, то это не наша правовая проблема. Это не наши жертвы - мы не обязаны играть по их правилам. Но ответ наш должен быть суровым и сокрушительным, таким каким был у наших дедов-победителей нацизма. Современное гуманитарное право этот ответ полностью одобряет. Поэтому нет альтернативы соблюдать или не соблюдать конвенции. Побеждать и наступать на нацистов, гнать их с континента право полностью позволяет.
Но что делать, когда право в растерянности? Когда военным нужно воевать, а законы остались штатскими?
3. Нормотворчество в гуманитарном праве. Пора из фрагментарности, новелл и эпизодов уходить в жанр фундаментальной кодификации. Разумеется, нужно понимать, что разработка новых соглашений идет от конкретных явлений. Например, появилось лазерное оружие - вот протокол, появились новые виды взрывчатки - еще протокол и т.д. Это конечно здорово, что была правовая реакция на инновации в военном деле. Но, нельзя и отставать. Появились дроны, а законов о них до сих пор нет. Разумеется, во-первых, нельзя угнаться за всеми инновациями, а во-вторых, нельзя упускать из виду главное - то, что право должно давать общий инструментарий для любых частных случаев. Общим является императив гуманности. Но этот императив не будет работать, если его загромоздить военно-техническими регламентами для частных случаев. Фрагментация договоров и соглашений по признаку появления какой-нибудь новой ракеты или пули - это тупиковый путь. И, к сожалению, гуманитарное нормотворчество топчется на этом, вокруг техники уничтожения. Принимая частные соглашения по сугубо техническим вопросам, гуманитарное право всё больше погружается в политиканские игры военных промышленников, которые подчас навязывают дипломатам ненужную фрагментацию единой правовой материи или конъюнктурные, ангажированные решения, когда те, кто имеет новое оружие, диктует его запрет для тех, кто его еще не имеет. Например, одни имеют систему химической маркировки взрывчатых веществ, а другие не имеют. Поэтому первые навязывают остальным соглашения об уничтожении немаркированной взрывчатки. Печально, что зачастую это делается из чисто коммерческих соображений, в частности, чтобы заставить вероятного противника уничтожить свою немаркированную взрывчатку, а потом вынудить его покупать у себя такую же взрывчатку, якобы маркированную. Точно такая же ситуация возникает с системами сертификации обычных и необычных вооружений, ракетных и других систем. В этом нет ничего гуманного, ничего правового. Это просто бизнес ли коммерческое шулерство, прикрывающееся гуманитарностью. И в этом таится большая угроза для гуманитарного нормотворчества.
Выход видится в том, чтобы конструировать новые правовые акты не от очарования новизной каких-то технических объектов, а от неотвратимости применения принципа гуманизма к любым инновациям. Гуманитарный императив должен быть имплементирован в каждой новой вещи, а не наоборот.
Гуманитарное право, как известно, начиналось с регламентации оснований для начала войны, этапов наступления состояния войны. Теперь все это забылось, как-бы осталось в прошлом. Никого уже не волнует casus belli, все увлеклись частностями развития гибридных войн, а не их мотивацией. Разве не существует сейчас необходимости урегулировать процедуру принятия решения - «иду на вы»? Существующие инфо-коммуникационные возможности позволяют вспомнить гуманную практику прежних архаичных ультиматумов и обычаи метать ритуальные копья в сторону врага перед началом войны.
Уже сейчас человечество способно выработать новый универсальный регламент начала войны, когда решение о нанесении ядерного всеобщего опустошающего удара будет приниматься гласно, законно с математической точностью вынесения судебного вердикта и исключать любой волюнтаризм и авантюризм.
Однако совсем не слышно, чтобы хоть кто-то поинтересовался процессуальной стороной применения ядерного оружия. У нас написаны тысячи законов и должностных регламентов по всяким пустячным поводам, а вот регламента того, кто нажмет «красную кнопку» нет. Ни в действующей военной доктрине [1], ни в Основах государственной политики в области ядерного сдерживания [2] не содержится процессуального регламента принятия решений о применении ядерного оружия, есть только общая норма о том, что решение принимается единолично Президентом и гипотетические условия возможного применения. О том, какие аналитические или оценочные действия должностных лиц будут предшествовать нажатию «красной кнопки», законодательство умалчивает.
Но, согласитесь, применение оружия всеобщего уничтожения - это вопрос публичного права. Процедуры коллегиальности, рассредоточения и защиты должностных лиц, разумеется, есть и они конфиденциальны. Но для общества и мира в целом важно иметь процессуальные гарантии того, что решение о ядерном ударе может быть принято по сугубо достоверным и исключительно объективным данным, без давления или иного незаконного воздействия на центр принятия этого решения. Этот вопрос настолько серьезен, что до настоящего времени нет ни одного международного договора, определяющего основания применения ядерного оружия на планете. Страны не могут об этом договориться ни на каком уровне. Следовательно, столь серьезный вопрос может быть определен в конституционном законе России, как обладателя критически планетарно ядерного потенциала.
В сложившейся ситуации Президент России объявил об уточнениях Основ государственной политики в области ядерного сдерживания. Если раньше сценарий ядерного удара выглядел несколько абстрактно, то теперь уточнено, что не только «старт баллистических ракет» по России и ее союзникам - является условием применения ядерного оружия [2, п. 19 «а»], теперь таким условием будет считаться и удар любыми «средствами воздушно-космического нападения - самолёты стратегической и тактической авиации, крылатые ракеты, беспилотники, гиперзвуковые и другие летательные аппараты». В обновлённой редакции документа «агрессию против России со стороны любого неядерного государства, но с участием или при поддержке ядерного государства предлагается рассматривать как их совместное нападение на Российскую Федерацию». [3]
В этой связи разработка материальных оснований для начала ядерной войны и процессуальных гарантий её предотвращения, ведения и прекращения на тех идеях, которые уже есть в гуманитарном праве Женевы, представляется в высшей степени актуальной.
Несомненной заслугой Дополнительных протоколов (1977) было то, что впервые в истории вооруженные конфликты были классифицированы на международные и внутренние. Но в современных условиях этого уже недостаточно. Для эффективной защиты жертв войны нужно применять и другие критерии классификации конфликтов. Например, по степени их интенсивности, чтобы отличать спорадические акты насилия уголовных банд от внутреннего конфликта или агрессии. Иначе как можно разделить понимание террористического акта от акта агрессии или начала войны. В этой связи следует и более четко определиться с критериями категории комбатант, применительно как к международным, так и внутригосударственным конфликтам. Россия имеет дело с войной на своей территории с массовым участием иностранных наемников из десятков стран мира на своей территории в ЛНР, ДНР, Запорожье, Курской, Херсонской и др. областях. Но законодательства о том, при каких условиях их действия будут квалифицироваться как агрессия против России, у нас до сих пор не принято. Нет никаких правовых параметров для этого, ни по количеству, ни по качеству, ни по кругу лиц, орудующих и совершающих военные преступления на нашей суверенной территории.
Не менее важно разрабатывать новые процедуры предотвращения всеобщей мировой войны. По мере удаления от того периода, когда объединенные нации создали процедуры Совета Безопасности ООН, понимаешь, что это было величайшее гуманистическое достижение. Был создан уникальный правовой политический инструмент коллективного решения глобальных вопросов войны и мира. Но ведь мы свидетели того, как этого верного рыцаря мира, по сути, списали в отставку, в том числе и под предлогом реформы ООН. За минувшее двадцатилетие не только США, но и другие страны изящно игнорировали этот инструмент, развязывая новые войны. Всё чаще войны вспыхивали без учета мнения СБ ООН и никакие международные гарантии не действовали, как процедуры превентивного урегулирования. И это тоже сфера заботы гуманитарного права, сфера мировой дипломатии, включая российскую.
Конечно, наложить правовой запрет на войну в обозримом будущем вряд ли удастся. Такова уж испорченная природа человечества, которое неспособно существовать без войн и конфликтов. Но, тем не менее, долг гуманитариев лечить эти изъяны глобальной человеческой натуры. Лечить их можно только естественным мощным интеллектом, неустанным воздействием на общественное сознание императивами гуманности. Наш меч - это слово российского правоведа, которое воспитывает, предостерегает и укрощает. Слово гуманизма должно быть искусным, ведь заболтать проблему легко. Очень легко допустить состояние, когда в какофонии и шуме многословия никто никого не будет слышать. Поэтому нам в России нужна стратегия и мозговой центр гуманитарного права. Нужен его генеральный штаб, нужны всеобъемлющие образовательные программы.
4. Гуманитарное правое образование, к сожалению, в наше суровое время военного противостояния в Европе и мире, находится в дичайшем упадке. С чувством грусти утраченных надежд приходится вспоминать 80-е годы прошлого века, когда стараниями МККК института А.Дюнана по всему миру были организованы прекраснейшие тренинги, семинары и конференции, которые, в конечном счете, дали определенный результат. Во многих армиях мира появились конкретные уставы и наставления о праве вооруженных конфликтов. Возникли научные школы и исследовательские центры международного гуманитарного права.
Но что мы имеем сейчас? Кажется, что с ликвидацией советской военной мощи все это безвозвратно исчезло. У нас в России больше не существует национальной школы международного гуманитарного права. Всё утрачено, разрушены все военно-учебные заведения, в которых имелись специалисты по этому направлению. Мы дошли до того, что стране вообще не нужны юристы, владеющие этой проблематикой. Они не нужны никаким военным руководителям, ни к каким обсуждениям военных законов, а тем более к принятию военно-политических решений они не допущены, и их мнение никого не интересует. Гуманитарии нерентабельны, поэтому в условиях рыночной военной экономики они оказались лишними. Но тем не менее, не стоит унывать. Ценность гуманитарного права от этого не меркнет. Его нельзя уничтожить или списать в отставку. Оно всегда выше сиюминутного, и принадлежит вечности, правде и справедливости.
Резюмируя сказанное, вижу долг русских военных юристов в том, чтобы попытаться возродить или создать новую школу гуманитарного права в России. С этой целью энтузиастами и ветеранами военного права издаются статьи и труды, действуют интернет-сайты по гуманитарному праву. Попытаемся наполнить их свежими идеями и мудрыми мемуарами, злободневным анализом реалий современных вооруженных конфликтов. К участию в реализации этой идеи приглашаю всех наших читателей и авторов.
________________________________________
[1]. Военная доктрина Российской Федерации от 25декабря 2014 г. № Пр-2976 // Российская газета. 2014. № 298.
[2]. Указ Президента Российской Федерации от 2 июня 2020 г. № 355 «Об Основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания» // Собрание законодательства Российской Федерации. 2020. № 23. Ст. 3623.
[3]. Заседание Постоянного совещания Совета Безопасности Российской Федерации по ядерному сдерживанию // Сообщение от 25 сентября 2024 г.