Триумфальная Арка. ...Твоя растерзанная Пума
Часть III
В Голливуде Марлен снова много снимается, популярность фильма "Дестри снова в седле" прервала наконец ее черную кинематографическую полосу. У нее бурный роман с Джимми Стюартом, ее партнером по фильму. Ремарка же раздражет все его окружающее; из дневника - “Вспышки фотоаппаратов, важничанье, жеманство и больше ничего. Все непрерывно позируют”. В отличие от Дитрих, которой патологически необходимо находиться в центре всеобщего внимания и обожания, он старается избегать шумных вечеринок и раутов. Он был в Голливуде и раньше, но мысль о том что теперь здесь - дом, вгоняет его в еще большую депрессию.
Не складываются и отношения с немецкими экспатами, бежавшими в США, как и Ремарк, от Гитлера. Немецкая интеллектуальня община группирующаяся вокруг Томаса Манна ожидает от автора наиболее популярной антивоенной книги участия в антинацистских акциях. Ремарк же, хочет чтобы его все оставилили в покое, а не не подключали к участию в новой войне в качестве агитатора. Его пацифизм - скорее философского и созерцательного плана, и активная роль никогда не была ему присуща.
В его отношениях с Марлен все глубже и глубже нарастает кризис, а ее нескончаемые романы лишь приближают неизбежное. В отчаянной попытке удержать свою Пуму, он предлагает поженится. Но свободна для него лишь роль преданного, особо приближенного рыцаря, и в декабре 1939 года Ремарк объявлят о разрыве. В конце января 1940 года следует примирение, а через месяц снова разрыв. В марте Ремарк едет в Мексику чтобы заново оформив брак с Ютте помочь ей с перездом в США. Там ему одиноко и между ними снова возобновляется переписка.
Эрих Мария Ремарк из Мехико (после 15 марта 1940)
Я, Равик, видел много …
Вы говорите, что я в рубцах и ссадинах, что у меня рваная рана на лбу и вырван клок волос? Жизнь с пумами даром не дается, друзья! Иногда они царапаются, когда хотят погладить, и даже во сне от них можно получить порядочную оплеуху! А теперь расскажите мне, как вы тут поживаете: возделали ли вы ваше поле, подняли ли вы вашу пашню, выдавили ли вы вино, хорошие мои? Но прежде чем начнете рассказывать, принесите вино нового урожая, терпкое и пенящееся, и расставьте бокалы, и налейте до краев, и давайте все вместе, с воспоминаниями, рассевшимися у нас на плечах, как птицы, с глазами, горящими от бурных событий, с волосами, всклокоченными нашими мечтами, воскликнем: «Да здравствует пума»! Самая светлая пума из лесов! Чудесная, далекая, вечно меняющаяся и вечно юная «пума- оборотень»! Дивная невинность жизни...
А теперь принесите побольше вина...
Эрих Мария Ремарк из Мехико (предположительно 21 марта 1940)
Неповторимая, вот уже два часа как в Мехико отключили свет, и он, черный, лежит между горами под чужими бледными звездами, и только маленькая свечка горит на моем письменном столе, в ее свете видны лишь моя рука и лист бумаги, а вообще-то в комнате темно, и любовь, подобно большой ночной бабочке, порхает по ней, изредка касаясь крылышками моего лба...
Ах, из маленького радиоприемника, стоящего в темноте, как раз сейчас зазвучала серенада «Sunrise» - встань, поднимись,... мир молод, и он ждет нас, и только тот останется неуязвимым, кто отдастся ему всецело, а осторожные погибнут; встань, стол уже ждет нас, все готово для быстрой, торопливой трапезы перед отъездом: вот рассыпчатый хлеб свежей выпечки, вот масло, вот крошащийся мягкий козий сыр и темное вино, приди ко мне, давай поедим и выпьем, и останемся голодными, и будем беззаботными - нас никогда больше не будет...
Весь мучительный 1940 год они то вместе, то врозь, но в ноябре наконец происходит окончательный разрыв и Ремарк уезжает в Нью-Йорк. Там у него начинается многолетний, с долгими перерывами, тоже во многом драматичный роман с моделью и актриссой Наташей Палей. Работа над романом заброшена, Ремарк вообще ничего в следующие два года не пишет.
Необратимость разрыва с Дитрих становится очевидной когда бесчисленые кратковременые связи и увлечения Марлен весной 1941 года начисто вытесняются ее возможно самой большой в жизни любовью - к Жану Габену. Дитрих и Габен съезжаются, ее ветренные похождения прекращаются, как и из-за любви, так и оттого что в ситуациях когда Ремарк молча страдал и ждал, Габен ее, по простому, поколачивает.
Дитрих и Ремарк, который живет теперь между Нью-Йорком и Голливудом, периодически пересекаются - как светски, так и по совместной работе на диалогами к фильму с ее участием. Еще два года он будет терзаться потерей, прежде чем их отношения постепенно перерастут в дружбу, которой суждено длится много лет. В минуты депрессии Ремарк все еще продолжает писать ей письма от лица Равика, сидящего на террасе далекого сейчас дома нависающей над озером разделяющим Швейцарию и Италию.
Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (предположительно 08 апреля 1942)
Они сидели за каменными столами, и гроздья сирени свисали над их бокалами с вином.
- Это летящее, парящее счастье? - спросил старик.
- Нет, - ответил Равик, - это счастье утомительное.
Старик вычесал пальцами своей могучей руки несколько светлячков из бороды.
- А то, что в ней танцует? - спросил он несколько погодя. - Эта блистательная смесь случайностей, вдохновения, безудержного счастья и капризов? Есть ли кто-то, кто видит это и у кого от этого душа поет?
Равик рассмеялся.
- Наоборот, - сказал он. - От нее ждут даров обыкновенного счастья простых людей.
- Равик! - возмутился старик. - Я чуть не подавился. Моего горла мне не жаль, но вот вина «Форстер иезуитенгартен» урожая 1921 года - да! Оно в наше время стало такой же редкостью, как и пумы. - Его крупное лицо вдруг расплылось в улыбке. - То, чего ждут от нее, - сказал он потом, - вещь второстепенная. Сама-то она чего хочет?
- Старик. - Равик осторожно взял у него из рук бокал с вином. - Так, оно спасено. А теперь смотри, не упади со стула - она тоже этого хочет...
Старик не подавился, он рассмеялся. Потом медленно отпил золотого вина. …
- А потом? - спросил он.
- Потом, старик? Ее сердце - компас. Железо может отвлечь его. Но потом стрелка всегда будет указывать на полюса по обе стороны горизонта. И еще...
Равик опять улыбнулся. Его лица было не разглядеть в пропахших сиренью сумерках, где метались опьяневшие от тяжелого запаха ночные бабочки...
- ...Да, и еще... Но это тоже история на завтра...
Летом 1942 года Ремарк требует вернуть все его письма, и получает как минимум большую их часть. Но через некоторе время он отсылает их обратно.
Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (13 июля 1942)
Невозможно к чему-нибудь из этого прикоснуться - но невозможно также это пламя превратить в добропорядочно тлеющие угли телефонной дружбы …
Невозможно, как святотатство, лишь то, что обрываешь, остается. Поэтому: Adieu!
И не будем друзьями в буржуазном и сентиментальном смысле, чтобы безнадежно растоптать три года стремительной огненной жизни и Фата Моргану воспоминаний.
Благодая этому большинство писем Ремарка к Дитрих сохранились в ее архиве. Письма Марлен к нему Ремарк уничтожил по требованию Полетт Годдар после их свадьбы в 1958 году. Этим Полетт, возможно, оказала Дитрих огромную услугу.
В октябре 1942 года он принимает решение окончательно перехать жить в Нью Йорк.Словно подводя итог начавшемуся ровно пять лет назад роману, уснащая упоминания о Габене саркастическими прозвищами ассоциированными с его киноролями, Эрих Мария Ремарк пишет прощальне письма своей Пуме, завершая историю начавшуюся венецианской лагуной, гонкой на машине, "их" Парижем, и жервоприношением бутылки вина водам озера плещущегося подле дома с каменым столом на терассе. Одно отправлено из Калифорнии, другое уже из Нью Йорка.
Эрих Мария Ремарк из Беверли-Хиллз (22 октября 1942)
…за каменным столом под желтой кроной лип, листья которых по форме похожи на сердца,… появился Равик, запальчиво потребовал рюмку вишневой водки и кофе, а потом и другую, большую рюмку вишневки. Слегка встряхнувшись, объяснил, в чем дело. Он принялся швырять в серое, напоминавшее застиранное платье осеннее небо, висевшее за желтыми деревьями, придуманные им самим названия кинофильмов, например: “Тщетные усилия мелкого буржуа завладеть недвижимостью”, или “Счастье и ревность в доме велосипедиста”,
… А потом попросил третью, последнюю, рюмку вишневой водки.
Бородатый старик спустился в подвал, что под утесом, и принес оттуда бутылку благороднейшего шампанского, полного чистого солнца и благословения земли и помнящего о больших дароносицах в боковых нефах церквей, о праздниках урожая и статуях Матери Божьей в придорожных часовнях. “Пошли ей это, - сказал он, - пусть она угостит своего глинтвейнщика-полицейского…”
Эрих Мария Ремарк из Нью-Йорка (31 октября 1942)
Ты была ночным ветром над лагунами, ты была серой «Ланчией», на которой мы мчались из Антиба в Париж, ты была аллеей каштанов, цветущих дважды в году, ты была серебрящимся за Аркой светом, ты была юной королевой между «Клош д'Ор» и Шехерезадой, … ты была Никой Парижа. Ты была молодостью.
...благодарю тебя, небесное Adieu! И тебя, разлука, полная виноградной сладости, тебя, вино и вас, все листья кроны, примите наш привет! То, что ты ушла, - как нам было этого не понять? Ведь мы никогда не могли понять вполне, как ты среди нас очутилась. Можно ли запереть ветер? Если кто попытается, он ничего, кроме спертого воздуха, не получит. Не позволяй запирать себя - вот о чем говорят тебе сидящие за каменным столом..
На этом их переписка, за исключением нескольких однострочных телеграмм по делу, прервется на несколько лет. В 1942 году написаны, или переписаны, еще четыре главы "Триумфальной арки", но затем, как и мысли о Марлен, желание дописать роман надолго его покидает.
Нью Йорк станет сценой его недописанного романа "Тени в раю", по сути продолжением "Арки" наполненном беженцами от войны изо всех уголков Европы, столь разных, но объединенных надеждой когда-нибудь вернуться домой. В этом романе, посвященом Наташе Палей, центральной фигурой является специалист по живописи и антиквариату - предмет в совершенстве знакомый Ремарку. Равик тоже появяется в повествовании, но лишь эпизодической фигурой уже отдаленного прошлого.
К 1944 году, Ремарк после целого ряда романов, в основном со знаменитыми актриссами, вновь надолго возвращается к Наташе. Он ищет уединения, меньше появляется на публике, меньше пьет, много читает. Память о его любви к Марлен Дитрих потускнела, а точнее отрезвела на фоне реальности. В письме другу он пишет “Отвечаю на твои вопросы: Марлен я однажды случайно видел... Знакомо ли тебе чувство неловкости перед самим собой из за того, что ты когда то всерьез принимал человека, который на поверку оказался всего лишь красивой финтифлюшкой". Наконец в мае, после долгого перерыва, он возвращается к рукописи о Равике и 25 августа записывает в дневник: "Сегодня закончил книгу вчерне. 425 страниц. Конца работе не видно. Настроение довольно подавленное".
После еще года правки, переделок и перевода роман опубликован в США конце 1945 года и пользуется мгновенным успехом. Никто в то время не связывает его с Марлен, которая меньше снимается, но популярна как никогда на сцене и не сходит с газетных полос. Никто, кроме самой Дитрих.
Марлен Дитрих из Парижа (01 декабря 1945) Эриху Мария Ремарку в Нью-Йорк
Не знаю, как к тебе обращаться, - Равик теперь общее достояние... Я пишу тебе, потому что у меня вдруг острый приступ тоски - но не такой, какой она у меня обычно бывает. Может быть, мне не хватает бутербродов с ливерной колбасой, утешения обиженных...
Твоя растерзанная Пума
Она искренне уязвлена и пишет Руди Зильберу, замужем за которым она технически остается все жизнь: “Ремарк изображает меня хуже, чем я есть, чтобы интереснее подать себя, и добивается желаемого эффекта. Я намного интереснее его героини”.
Рассмотрев в своей когда-то бесконечно любимой Марлен грань между реальным и чертами им самим воображенными, Ремарк в романе к ней действительно бепощаден.
"Он смотрел на её лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только фантазия влюблённого может найти в нём так много таинственного. Он знал - есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью. И разве не он сам наделил его этой властью?"
"Ты подлая стерва!.. Лгунья, - сказал он. - Жалкая лгунья... Убирайся ко всем чертям со своей дешёвой загадочностью... Один тебе нужен, видишь ли, для упоения, другому ты заявляешь, что любишь его глубоко и совсем по-иному, он для тебя тихая заводь... Что ты знаешь обо всём этом? Тебе нужно опьянение, победа над чужим "я", которое хотело бы раствориться в тебе, но никогда не растворится, ты любишь буйную игру крови, но твоё сердце остаётся пустым, ибо человек способен сохранить лишь то, что растёт в нём самом. А на ураганном ветру мало что может произрастать".
Убивая в романе Жоан, Ремарк убивает свою любовь к Марлен, так же как в "Трех товарищах" он убивал свою любовь к Ютте. И тем не менее, в своей горечи он не ожесточен и остается рыцарем и романтиком, опуская многое из того что видится ему теперь в Марлен достаточно ясно и явно, что он поверяет только личным дневникам.
"Удивительная, без малейшей попытки осмысления, необъяснимая и необъясняемая готовность причинять боль другому. Что бы она ни делала, она видит только то что удобно ей, и полагает это нормальным. Она обижена когда обижает. Чувствует боль, когда причиняет боль другому и тот в ответ не благодарен. Я знаю что никаких иллюзий быть не должно: это финал и финиш. Я выживу. Урок усвоен. Во многом, я сам виноват."
Ему вдруг претит то что он раньше видел но не замечал - мелочность, порой до скаредности, выпрашивание подарков, зависть и недоброта, подчас унижающая опека, ревность при собственном абсолютном непостоянстве и стремление все и вся контролировать.
Она будет наговаривать ему гадости на Грету Гарбо, во время ее с Ремарком романа длившегося несколько месяцев, напишет ему нескрываемое "я рада", узнав о том что он расстался с Наташей Палей, в преддверии его свадьбы с Полетт Годдар Дитрих поспешит сообщить ему что та лишь хочет присоединить его коллекцию импрессионистов к своей. Опекая но и контролируюя свой "клан", Дитрих, содержащая мужа, поставит Руди ему непременное условие - он может как угодно открыто с Тамми (Тамарой Мотул), но при условии что у них не будет совместных детей. Это стало одним из факторов того что Тамми, верная сутница Рудольфа Зибера в течении 30 лет, закончила жизнь в сумашедшем доме.
Ремарк выведет Мален Дитрих на страницы своих книг еще раз - это стильная, рассчетливая и недобрая прежняя большая страсть главного героя Лидия Морелли в "Жизнь взаймы", пытающаяся манипулировать им.
Отношения Ремарка и Дитрих переходят в непростую, полную заботы но и колючек дружбу, которая будет связывать из долгие годы. Они будут поддерживать друг друга в трудный момент, и обмениваться периодическими телефонными звонками и изредка письмами.
Экранизации "Триумфальной Арки" в 1948 году - повод для воспоминаний.
Эрих Мария Ремарк из Нью-Йорка (после декабря 1948)
...А ванные, полные цветов! А свет поздних вечеров! Козий сыр и вино «вуврей». И «Весь Париж» - «Tout Paris». Мы сидели там и не догадывались, как мало времени нам отпущено. Все цвело вокруг, а на каменных столах лежали фрукты, и Равик приветствовал рапсодиями утро, когда оно беззвучно приходило в серебряных башмаках. И старик со светлячками в бороде там был. Мы опьянялись самими собой. Ника стояла на всех ступенях нашего будущего. Сейчас она, молчаливая, стоит в музее «Метрополитен», но иногда, когда никою поблизости нет, она возьмет да и взмахнет быстро крыльями. … Мы были так молоды. И нам было хорошо. Мы любили жизнь, и жизнь отвечала нам бурной взаимной любовью, быстро давая то, что можно было еще дать перед бурей.
Дочь Дитрих Мария Рива в своих достаточно откровенных мемуарах, описывающих в том числе и нескончаемый парад скозь мамину спальню, приводит очень характерную деталь, достаточно точно описывающую недоумение Ремарка, живущего своей любовью к Марлен, которая в это время уже несется по жизни, для которой он, льстящий своей изысканной утонченностью, стал уже приятным и необязывающим прошлым: "Она любит тебя, так как она себе представляет любовь. Но ее обороты - тысяча в минуту, в то время как наши лишь сто. Нам нужен час для того чтобы любить ее, она же любит нас в течении шести минут, столько времени сколько отведено и всему остальному что она должна успеть сделать пока мы удивляемся почему она нас не любит в ответ. Мы ошибаемся, она нас уже любила”.
Ремарк тоже приходит к этому же пониманию, хотя и достаточно болезненно.
В романе Ремарк замещает золотистое вино из предзимних сортов винограда - реальный символ его любви к Марлен обильно присутствующий в его письмах, лучшую бутылку которого из своей коллекции он принес в благодарственную жертву богам поздней осенью 1937 года, кальвадосом, который терпеть не мог. Это сознательный и принципиальный акт, никому кроме самого автора неявный. Напиток, ему претящий, но обманчиво манящий звучанием самого своего имени - "что-то такое было в слове "кальвадос", что звучало романтично вне зависимости от того знаешь ли ты что это такое".
Все в прошлом, и лишь иногда, когда ему особенно одиноко, из из дома над озером Швейцарии куда Ремарк вернулся после войны, ночью в Нью Йорк будут лететь телефонограммы подписанные как и когда-то:
Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (11 августа 1952)
Каменный стол по-прежнему здесь, равно как и луна, вино, козий сыр и
(подпись) Равик
Часть I - Ремарк терпеть не мог кальвадос
Часть II - Париж на двоих
via via via и многое иное