Конец света наступит.... сегодня. Девятый фрагмент
Шествие смерти
Брошенный оставленный город. Все люди словно вымерли. И только двое живых идут под лучами палящего солнца. Автомобильные дороги больше похожи на кладбище автомобилей - где-то машины столкнулись, где-то перевернулись. Но большинство, с небольшими вмятинами, просто стоят, а двери их распахнуты. На тротуарах - перевернутые урны с мусором, сумки и портфели, мобильные телефоны с погасшими на веки экранами, покосившееся столбы освещения, разбросанные рекламные щиты, мебель от уличных кафе.
И везде - трупы. Трупы. Трупы. Трупы. Как глупо звучит это слово. Оно ведь не способно передать всей сути. Мы, поколение, выросшее на блоксбастерах, не можем понять, что такое настоящее мертвое тело. Врачи и работники правоохранительных служб с ними, конечно, сталкиваются часто. Однако большинство людей трупов никогда не видят. То, что обычно кладут в гроб на похоронах, трупом можно назвать лишь условно. Туда скорее закладывают мумию. А труп - он совсем другой.
Максимум, что мы могли увидеть, это жертву ДТП, и то сразу не понимали труп это или нет. Только потом, наткнувшись на новость по ТВ или в интернете, мы сознавали, что тот замеченный нами случайно человек был мертвым. И дрожь пробивала. Но всё равно какая-то не та. Фальшивая дрожь. Мы могли понять смерть. Однако понять, что значит труп - нам не под силу. Наша культура сделала слишком много чтобы максимально оградить нас от тел наших мертвых собратьев.
Но самым страшным была абсолютная тишина. Замолкли все механизмы. Замолкло всё живое. Даже птицы - их крошечные тела лежали вперемешку с телами людьми. Только звук наших шагов и легкие дуновения ветра нарушали эту давящую тишину. Мы брели по мертвому городу словно последние путники этой земли. Будто были единственными кто выжил в страшной трагедии.
Помощник руководителя и личный водитель. Разве способны мы были адекватно оценить весь наступивший ужас? Мы были поражены. Другими словом как «шок» наше состояние и не опишешь. А ведь ещё вчера, в это же самое время, по дороге ехали машины, а по тротуарам шли люди. На улице было чисто. Умиротворённо. Пели птицы. Светило солнце. Была мирная жизнь.
Ещё вчера. Ещё вчера. Эти слова больно впиваются в моё сердце. Как близко они звучат. И как одновременно недосягаемо. Хочется повернуться, нажать на кнопку перемотки, ведь так немного надо отмотать, но это уже невозможно. Пленку обрубили. Возвращения назад не будет. Никогда.
Я не знал сколько сейчас было времени. Мои наручные часы замерли в момент апокалипсиса. По расположению солнца ориентироваться я не умел. Но мне казалось что сейчас первый час после рассвета. Начало дня. Похожую тишину я слышал раньше, когда приходилось выходить из дома около шести утра, чтобы отправиться на вокзал или в аэропорт.
Предутренняя тишина. Точное название.
Но слышать её сейчас было странно. Потому что рассвет, начало дня, утро, солнце - всё это предполагало жизнь. А жизни больше на этой земле не было. Контраст между этим ярким светом и смертью только добавлял в наши сердца ужаса. Только воспринимали мы этот кошмар по-разному. Валера беззвучно шевелил губами. Глаза его были полны страха и сострадания. Я же… чувствовал себя словно внутри голливудского фильма о конце света. Да, я был удивлён. Да, я был шокирован. Но в душе моей не было жалости. Я рассматривал всё несколько отстранённо.
Думал о том, сколько фильмов сняли люди об этом самом конце, и сколько раз я видел такой ужас, но в телевизионном варианте. А могли ли люди знать, что однажды всё это сбудется? Что это будет выглядеть именно так? Что эти фантазии воплотятся в реальность? Допускали такую возможность? И если допускали - почему создавали такие фильмы? Люди действительно хотели конца света? Это была их мечта? Или так они выражали свои страхи? И если это был действительно страх - откуда он взялся? Люди были уверены в том, что их цивилизация погибнет?
Пока я думал об этом, и чувствовал себя словно на экскурсии, Валера больше испытывал жалость. Он грезил о прошлом мире. И сожалел о тысячах смертей. Мы с ним сильно увлеклись окружающей картинкой и не сразу заметили движущийся автомобиль. Но даже когда поняли, что это машина и она едет, никак реагировать не стали. Для нас это был очередной шок. Ведь вся техника замолкла в момент всеобщего конца. Ни один автомобиль не заводился. Автомобили никак не реагировали на поворот ключа. И никто не мог понять в чём дело. А тут…
Это была старая грязная вазовская «шестерка». Кривой линией, объезжая брошенные авто, слегка пробуксовывая на трупах людей, она ехала по дороге, постепенно приближаясь к нам. И, наконец, я услышал. Автоматная очередь. Заднее стекло было полностью открыто. Оттуда, почти наполовину, высунулся человек. И он стрелял из автомата. Без всякой цели. Крича при этом какие-то ругательные слова. Его возгласы поддерживали другие пассажиры «шестерки».
Я крикнул Валере: «Ложись!». Сам метнулся к стоящему на обочине дороги автомобилю. Прижался к холодной двери в то мгновенье, как пули из автомата ударили в багажник машины, но с другой стороны. Валера спастись не успел. Когда мы только заметили машину, я успел сделать несколько шагов вперед, но мой напарник остался стоять на месте. И рядом с ним, так получилось, не было никаких других автомобилей. Он не успел добежать до укрытия.
Старая «шестерка» с победными криками и продолжающейся автоматной очередью проехала дальше. Я кинулся к Валере.
Он лежал на спине. Даже не успел отвернуться. В него попали три пули. Наискосок. От живота до груди. Изо рта у него потекла кровь. Вот тут мне впервые стало страшно. Горько и обидно. Из глаз потекли слёзы. Я не хотел прощаться с Валерой. Мы проделали с ним огромный путь из аэропорта до города. Я был свидетелем того, как этот человек полностью изменился, как стал моим союзником и верным другом. Теперь он умирал.
Я стал рыдать как мальчишка. Человек был убит автоматной очередью. В центре города. При свете дня. Вот он - его величество Апокалипсис. Новые правила и порядки. Валера пытался мне что-то сказать, но из горла его вырывался только хрип. Я подумал о больницах, ведь там должны были остаться врачи, не могли же они все в один бросить своих больных, должно ведь у них быть какое-то чувство долга.
Приподнявшись, я оглядел пустую улицу, по-прежнему никого рядом не было. Звук двигателя промчавшейся «шестерки» уже стих. Значит, транспорт постепенно стал оживать, самый простой. Я побежал к первой открытой на обочине машине. Валеру нужно было срочно отвезти к врачам, только так я мог спасти ему жизнь. Повернул вставленный в замок зажигания
ключ - но никакой реакции не последовало.
Я выбежал из этой машины и побежал в другую. Только далеко не у всех в замок зажигания был вставлен ключ. Я даже два трупа вытащил из-за руля, чтобы попробовать завести автомобиль. Но - тщетно. Валера ещё хрипел, однако, было ясно, что времени у меня почти не осталось.
Я не мог вскрыть закрытые машины, не мог попробовать завести те, чтобы были без ключа зажигания, не мог спасти жизнь раненному человеку. В конце концов, я понял, что даже не знаю, где находится ближайшая больница. И даже автомобиль толком водить не умею. Вообще, по сути, я бесполезное существо.
От собственного бессилия рыдать я стал сильнее. Хотелось рвать на себе волосы. Но и это бы не изменило ситуацию. Я присел перед Валерой. Он всё ещё пытался что-то сказать.
- Оно….завено…. заведено….ехали…
- Да, да, - горько произнёс я, - Они ехали. Эти ублюдки были на машине. Но эти корыта вокруг не заводятся. Прости.
Если бы это был голливидуский фильм, то Валера должен был сказать что-нибудь ободряющее и умереть, а я потом закрыть ему глаза. Но, увы, это было не кино. Конец света случился на самом деле. И мне пришлось уйти, оставив Валеру умирать. Да, он был ещё живой, когда я поднялся и, утирая слёзы, пошёл прочь.
Новая эпоха. Новая эра. В ней нет места жалости. В любой момент те вандалы на старой «шестерке» могли вернуться. А я не хотел умирать. Теперь я хотел мстить. Правда, злость моя пока не была настоящей, скорее напускной. Просто реакция на возникшее чувство одиночества. С первой секунды конца он стал моим другом и помощником. Мы стали настоящей команды. Теперь я остался один.
Никогда я больше не чувствовал себя таким беззащитным как в то первое утро конца. Да, мне было тяжело оставить ещё живого Валеру, но я понимал, что помочь я ему больше не в силах. Мне нужно было двигаться дальше. Думать о себе.
Я снова вспомнил о Кате… И едва сдержал новый приступ слёз. Катя. Официантка из кафе. Я успел её полюбить. Жаль, что ненадолго.
Время убийств
Иногда я задумываюсь - а где бы сейчас был Валера, если бы его тогда не застрелили? Помогал бы он мне управлять сообществом, лидером которого я всё-таки стал? Занял бы он мирную позицию и предлагал делиться добытым с другими? Или все же согласился с тем, что нужно стрелять во всех, кто не с нами? Но ещё больше меня заботит мысль - а не пристрелил ли бы я его сам, если бы он мешал мне стать руководителем лагеря?
Да, не удивляйтесь, я уже давно не тот мальчишка, каким был в последний день жизни цивилизации. Хотя, конечно, и тогда не был идеалом, но зло только мирно томилось во мне и никак росло. Конец света же дал живительную влагу этому вредному зерну - и я стал таким, каким стал. Холодным и беспощадным. Увы.
Кстати, я так и не нашёл тела Валеры. Хотел похоронить его согласно нашим традициям. Вернулся на место - но не нашёл. Только пятна крови в том месте, где он лежал. Я даже второй раз приходил - обыскивал всё вокруг. Думал, что он мог очнуться и куда-то уйти. Конечно, такой вариант был маловероятен, но подстраховаться не мешало. И всё равно - тщетно. Даже никаких следов от Валеры я не увидел. В итоге я пришёл к мысли, что тело похитили, а затем съели.
Звучит, конечно, дико. Людоедство - вещь неслыханная в эру цивилизации. Однако она давно канула в лету. Наступили новые порядки. Моральные догмы признаны устаревшими. В почете сегодня - животные инстинкты. Впрочем, я понимаю, что так быстро людоедство не могло обрести популярность, но по-другому объяснить исчезновение тела Валеры я не могу. Может быть, какой-то маньяк давно жил в одном из домов, и тут ему представился такой случай, никакие законы правопорядка ведь не действовали.
Тело официантки Кати из кафе, куда мы заглянули с Валерой в день конца света, я тоже больше не видел. Что с ним случилось - не знаю. В подвал, где располагалось заведение, я больше никогда не спускался. Слишком тяжелые воспоминания. После того очень приятного вечера, когда мы все вместе сидели за столом, ели холодные блюда и пили дорогое вино, все отправились спать. Расположились на мягких диванчиках, которые стояли здесь по углам рядом с большими столиками. Хватило всем, кроме Кати.
Девушка отправилась в банкетный зал - там тоже был один длинный зал. Вместо подушек под голову каждый из нас положил сложенную скатерть. Валера, повар Виктор, и официант Артём уснули быстро. Я заснуть никак не мог. Слишком всё было необычно. В том месте, куда я ещё не так давно приходил отдыхать, платил за это солидные деньги, теперь приходилось спать. Давало о себе знать и выпитое вино. Едва я закрывал глаза - мир вокруг начинал кружиться.
Бросив бесполезную затею со сном, я поднялся с дивана, и отправился к барной стойке. Я думал выпить чего-нибудь покрепче чтобы меня, наконец, сморило. Зажёг свечу и вытащил бутылку рома. Аккуратно потянул на себя бокал, что висели здесь сверху, и всё равно они загремели. Я не хотел никого будить. Но тут же услышал скрип двери.
Это была Катя. Она тоже не могла уснуть. Пришлось вытаскивать два бокала. Выпивать мы отправились в банкетный зал. Катя была напугана. Видно, что совсем недавно плакала, хотя во время нашего застолья она проявила себя сильной девушкой. Мне она рассказала, что боится будущего, что раньше всё было хотя более-менее понятно. Рассказала, как долго шла к тому, что сейчас имеет. Какой ценой ей стоило начать эту обыкновенную простую жизнь.
Мать её умерла. Отец ушёл к другой, с которой затем расстался. Затем пристрастился к алкоголю и однажды умер от отравления. Катя попала в детский дом. Потом долго требовала квартиру от властей. В итоге все же получила. На окраине. Но свою собственную. Устроилась сюда работать официанткой. У неё были планы и надежды. Она училась на заочном на архитектора. Мечтала создавать дома. И вот теперь - ничего. Мир рухнул.
- Что? - спрашивала она у меня, - Что нас ждёт? К чему было это всё? Зачем я так старалась?
Мне было её жаль. Этот человек действительно хотел жить. Она не потеряла в веру в людей, ни когда осталась одна, ни когда сражалась с социальной машиной, ни когда стала работать официанткой. Но я не хотел говорить утешающих слов. Лично у меня никаких планов и надежд не было. Я не грустил о том, что мир умер, потому что я знал всю свою судьбу наперед.
- Ты думаешь, что могла бы стать счастливой? - спросил я у неё, делая очередной глоток из бокала.
- Я надеялась, - покивала Катя, - Верила. Что буду строить дома. Делать других людей счастливыми. Встретила бы однажды хорошего человека. Создала семью. Ведь это всё было возможно.
- А я бы не смог, - с грохотом я поставил бокал на стол, - Не мог бы быть счастливым в этом обществе идиотом. Не смог бы дальше закрывать глаза на царящий вокруг бардак. Не смог бы дальше смотреть как люди совсем по глупому организовывают свою жизнь. На эти невозможные капиталистические и другие системы жизни.
- Но что с нами теперь будет?
- Да ничего, - я пожал плечами, - Начнём, наверное, всё заново. Понимаешь, людям надо было развиваться как биологическому виду, мы имели такое преимущество перед другими видами - разум! И как мы им воспользовались? Ты рассказывала сейчас, как долго пыталась выцепить то, что полагалось тебе по закону, так? А ведь для кого-то одна, две, или десять таких квартир - был пустяк? Почему общество не смогло обеспечить всех изначально равными достойными возможностями? Да, я понимаю, могут быть различия в каких-то способностях, но когда оценка этих различий стала просто гигантской, это была самая большая ошибка.
Катя только молча стала кивать. Губы она поджала. Она понимала мою мысль. Но страх с её глаз не сходил.
- Где был наш разум, когда один человек мог позволить себе с десяток квартир, а другой вынужден жить на свалке?
Почему мы не смогли объединиться и устроить всем достойные условия жизни? Почему мы не думали об этом? - я сделал ещё один глоток алкоголя и, наконец, на меня стала накатывать волна облегчения, - Мне кажется, мы просто зашли в тупик, в плане своего развития. Дело даже не в системах. Социализм или капитализм. Я вообще на людей смотрю как на биологический вид. Просто существа. У которых были все возможности. Но они не смогли наладить комфортное существование. Да, и много нас, на самом деле. Земля просто не выдержала.
- И что? Что теперь будет? - вновь спросила Катя.
- Может быть, нам дали шанс начать всё заново, - сделал я предположение, - Бросить свои города. Цивилизацию. И всё заново. Построим дома из дерева. Будем сеять поля и пахать на лошадях, - тут я даже улыбнулся, - Вставать будем рано, с рассветом, а ложиться на закате, электричества ведь не будет.
Катя рассмеялась. Страх её в глазах, наконец, стал уходить. Она осторожно приблизилась ко мне. Я положил ей руку на плечо.
- А что? Не самый плохой вариант! Вернемся сразу так лет на пятьсот назад. Недаром ведь половина людей умерла от непойми чего. Видимо, земля так определила необходимое количество ей людских особей, вот и будешь дальше развиваться! Всё заново!
Я взглянул на Катю. Она уже положила свою голову мне на грудь. Я подумал, что мог, наверное бы, начать всё заново вместе с ней. Жить исключительно натуральным хозяйством. Размышлять не о высоком и глобальном, а о повседневном и низком. Зимой греться на печке. Летом пахать в поле. И никакой политики, никакой рекламы, никакого телевиденья. Только тяжелый труд. Простая жизнь.
Я потянулся своей головой к Кате. Коснулся своими губами сперва её лба, а затем опустился ниже. Наши губы встретились. Это был изумительный поцелуй. Мы занимались сексом, спасаясь от страха и неизвестности, прощаясь навсегда с прошлой цивилизацией. О презервативе мы даже не вспомнили. Это не имело никакого значения. Я уже думал о том, как завтра мы выйдем отсюда, и пойдём далеко за город. Как построим дом, и как будем пытаться наладить новую жизнь, как будем осваивать несвойственные для городского человека сферы жизни.
Мы не тушили свечу. Она сама сгорела до конца и погасла. А мы всё продолжали любить друг друга. Не ограничились одним оргазмом. Нам хотелось больше. Так мы прятались от этого мира. И так мы набирались сил, чтобы построить новый мир. Нам было хорошо. Уже совсем без сил, но мы всё-таки заснули, в обнимку, на узком диване банкетного зала.
предыдущие главы:
Конец света наступит... сегодня. Первый фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Второй фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Третий фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Четвертый фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Пятый фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Шестой фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Седьмой фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Восьмой фрагмент
Брошенный оставленный город. Все люди словно вымерли. И только двое живых идут под лучами палящего солнца. Автомобильные дороги больше похожи на кладбище автомобилей - где-то машины столкнулись, где-то перевернулись. Но большинство, с небольшими вмятинами, просто стоят, а двери их распахнуты. На тротуарах - перевернутые урны с мусором, сумки и портфели, мобильные телефоны с погасшими на веки экранами, покосившееся столбы освещения, разбросанные рекламные щиты, мебель от уличных кафе.
И везде - трупы. Трупы. Трупы. Трупы. Как глупо звучит это слово. Оно ведь не способно передать всей сути. Мы, поколение, выросшее на блоксбастерах, не можем понять, что такое настоящее мертвое тело. Врачи и работники правоохранительных служб с ними, конечно, сталкиваются часто. Однако большинство людей трупов никогда не видят. То, что обычно кладут в гроб на похоронах, трупом можно назвать лишь условно. Туда скорее закладывают мумию. А труп - он совсем другой.
Максимум, что мы могли увидеть, это жертву ДТП, и то сразу не понимали труп это или нет. Только потом, наткнувшись на новость по ТВ или в интернете, мы сознавали, что тот замеченный нами случайно человек был мертвым. И дрожь пробивала. Но всё равно какая-то не та. Фальшивая дрожь. Мы могли понять смерть. Однако понять, что значит труп - нам не под силу. Наша культура сделала слишком много чтобы максимально оградить нас от тел наших мертвых собратьев.
Но самым страшным была абсолютная тишина. Замолкли все механизмы. Замолкло всё живое. Даже птицы - их крошечные тела лежали вперемешку с телами людьми. Только звук наших шагов и легкие дуновения ветра нарушали эту давящую тишину. Мы брели по мертвому городу словно последние путники этой земли. Будто были единственными кто выжил в страшной трагедии.
Помощник руководителя и личный водитель. Разве способны мы были адекватно оценить весь наступивший ужас? Мы были поражены. Другими словом как «шок» наше состояние и не опишешь. А ведь ещё вчера, в это же самое время, по дороге ехали машины, а по тротуарам шли люди. На улице было чисто. Умиротворённо. Пели птицы. Светило солнце. Была мирная жизнь.
Ещё вчера. Ещё вчера. Эти слова больно впиваются в моё сердце. Как близко они звучат. И как одновременно недосягаемо. Хочется повернуться, нажать на кнопку перемотки, ведь так немного надо отмотать, но это уже невозможно. Пленку обрубили. Возвращения назад не будет. Никогда.
Я не знал сколько сейчас было времени. Мои наручные часы замерли в момент апокалипсиса. По расположению солнца ориентироваться я не умел. Но мне казалось что сейчас первый час после рассвета. Начало дня. Похожую тишину я слышал раньше, когда приходилось выходить из дома около шести утра, чтобы отправиться на вокзал или в аэропорт.
Предутренняя тишина. Точное название.
Но слышать её сейчас было странно. Потому что рассвет, начало дня, утро, солнце - всё это предполагало жизнь. А жизни больше на этой земле не было. Контраст между этим ярким светом и смертью только добавлял в наши сердца ужаса. Только воспринимали мы этот кошмар по-разному. Валера беззвучно шевелил губами. Глаза его были полны страха и сострадания. Я же… чувствовал себя словно внутри голливудского фильма о конце света. Да, я был удивлён. Да, я был шокирован. Но в душе моей не было жалости. Я рассматривал всё несколько отстранённо.
Думал о том, сколько фильмов сняли люди об этом самом конце, и сколько раз я видел такой ужас, но в телевизионном варианте. А могли ли люди знать, что однажды всё это сбудется? Что это будет выглядеть именно так? Что эти фантазии воплотятся в реальность? Допускали такую возможность? И если допускали - почему создавали такие фильмы? Люди действительно хотели конца света? Это была их мечта? Или так они выражали свои страхи? И если это был действительно страх - откуда он взялся? Люди были уверены в том, что их цивилизация погибнет?
Пока я думал об этом, и чувствовал себя словно на экскурсии, Валера больше испытывал жалость. Он грезил о прошлом мире. И сожалел о тысячах смертей. Мы с ним сильно увлеклись окружающей картинкой и не сразу заметили движущийся автомобиль. Но даже когда поняли, что это машина и она едет, никак реагировать не стали. Для нас это был очередной шок. Ведь вся техника замолкла в момент всеобщего конца. Ни один автомобиль не заводился. Автомобили никак не реагировали на поворот ключа. И никто не мог понять в чём дело. А тут…
Это была старая грязная вазовская «шестерка». Кривой линией, объезжая брошенные авто, слегка пробуксовывая на трупах людей, она ехала по дороге, постепенно приближаясь к нам. И, наконец, я услышал. Автоматная очередь. Заднее стекло было полностью открыто. Оттуда, почти наполовину, высунулся человек. И он стрелял из автомата. Без всякой цели. Крича при этом какие-то ругательные слова. Его возгласы поддерживали другие пассажиры «шестерки».
Я крикнул Валере: «Ложись!». Сам метнулся к стоящему на обочине дороги автомобилю. Прижался к холодной двери в то мгновенье, как пули из автомата ударили в багажник машины, но с другой стороны. Валера спастись не успел. Когда мы только заметили машину, я успел сделать несколько шагов вперед, но мой напарник остался стоять на месте. И рядом с ним, так получилось, не было никаких других автомобилей. Он не успел добежать до укрытия.
Старая «шестерка» с победными криками и продолжающейся автоматной очередью проехала дальше. Я кинулся к Валере.
Он лежал на спине. Даже не успел отвернуться. В него попали три пули. Наискосок. От живота до груди. Изо рта у него потекла кровь. Вот тут мне впервые стало страшно. Горько и обидно. Из глаз потекли слёзы. Я не хотел прощаться с Валерой. Мы проделали с ним огромный путь из аэропорта до города. Я был свидетелем того, как этот человек полностью изменился, как стал моим союзником и верным другом. Теперь он умирал.
Я стал рыдать как мальчишка. Человек был убит автоматной очередью. В центре города. При свете дня. Вот он - его величество Апокалипсис. Новые правила и порядки. Валера пытался мне что-то сказать, но из горла его вырывался только хрип. Я подумал о больницах, ведь там должны были остаться врачи, не могли же они все в один бросить своих больных, должно ведь у них быть какое-то чувство долга.
Приподнявшись, я оглядел пустую улицу, по-прежнему никого рядом не было. Звук двигателя промчавшейся «шестерки» уже стих. Значит, транспорт постепенно стал оживать, самый простой. Я побежал к первой открытой на обочине машине. Валеру нужно было срочно отвезти к врачам, только так я мог спасти ему жизнь. Повернул вставленный в замок зажигания
ключ - но никакой реакции не последовало.
Я выбежал из этой машины и побежал в другую. Только далеко не у всех в замок зажигания был вставлен ключ. Я даже два трупа вытащил из-за руля, чтобы попробовать завести автомобиль. Но - тщетно. Валера ещё хрипел, однако, было ясно, что времени у меня почти не осталось.
Я не мог вскрыть закрытые машины, не мог попробовать завести те, чтобы были без ключа зажигания, не мог спасти жизнь раненному человеку. В конце концов, я понял, что даже не знаю, где находится ближайшая больница. И даже автомобиль толком водить не умею. Вообще, по сути, я бесполезное существо.
От собственного бессилия рыдать я стал сильнее. Хотелось рвать на себе волосы. Но и это бы не изменило ситуацию. Я присел перед Валерой. Он всё ещё пытался что-то сказать.
- Оно….завено…. заведено….ехали…
- Да, да, - горько произнёс я, - Они ехали. Эти ублюдки были на машине. Но эти корыта вокруг не заводятся. Прости.
Если бы это был голливидуский фильм, то Валера должен был сказать что-нибудь ободряющее и умереть, а я потом закрыть ему глаза. Но, увы, это было не кино. Конец света случился на самом деле. И мне пришлось уйти, оставив Валеру умирать. Да, он был ещё живой, когда я поднялся и, утирая слёзы, пошёл прочь.
Новая эпоха. Новая эра. В ней нет места жалости. В любой момент те вандалы на старой «шестерке» могли вернуться. А я не хотел умирать. Теперь я хотел мстить. Правда, злость моя пока не была настоящей, скорее напускной. Просто реакция на возникшее чувство одиночества. С первой секунды конца он стал моим другом и помощником. Мы стали настоящей команды. Теперь я остался один.
Никогда я больше не чувствовал себя таким беззащитным как в то первое утро конца. Да, мне было тяжело оставить ещё живого Валеру, но я понимал, что помочь я ему больше не в силах. Мне нужно было двигаться дальше. Думать о себе.
Я снова вспомнил о Кате… И едва сдержал новый приступ слёз. Катя. Официантка из кафе. Я успел её полюбить. Жаль, что ненадолго.
Время убийств
Иногда я задумываюсь - а где бы сейчас был Валера, если бы его тогда не застрелили? Помогал бы он мне управлять сообществом, лидером которого я всё-таки стал? Занял бы он мирную позицию и предлагал делиться добытым с другими? Или все же согласился с тем, что нужно стрелять во всех, кто не с нами? Но ещё больше меня заботит мысль - а не пристрелил ли бы я его сам, если бы он мешал мне стать руководителем лагеря?
Да, не удивляйтесь, я уже давно не тот мальчишка, каким был в последний день жизни цивилизации. Хотя, конечно, и тогда не был идеалом, но зло только мирно томилось во мне и никак росло. Конец света же дал живительную влагу этому вредному зерну - и я стал таким, каким стал. Холодным и беспощадным. Увы.
Кстати, я так и не нашёл тела Валеры. Хотел похоронить его согласно нашим традициям. Вернулся на место - но не нашёл. Только пятна крови в том месте, где он лежал. Я даже второй раз приходил - обыскивал всё вокруг. Думал, что он мог очнуться и куда-то уйти. Конечно, такой вариант был маловероятен, но подстраховаться не мешало. И всё равно - тщетно. Даже никаких следов от Валеры я не увидел. В итоге я пришёл к мысли, что тело похитили, а затем съели.
Звучит, конечно, дико. Людоедство - вещь неслыханная в эру цивилизации. Однако она давно канула в лету. Наступили новые порядки. Моральные догмы признаны устаревшими. В почете сегодня - животные инстинкты. Впрочем, я понимаю, что так быстро людоедство не могло обрести популярность, но по-другому объяснить исчезновение тела Валеры я не могу. Может быть, какой-то маньяк давно жил в одном из домов, и тут ему представился такой случай, никакие законы правопорядка ведь не действовали.
Тело официантки Кати из кафе, куда мы заглянули с Валерой в день конца света, я тоже больше не видел. Что с ним случилось - не знаю. В подвал, где располагалось заведение, я больше никогда не спускался. Слишком тяжелые воспоминания. После того очень приятного вечера, когда мы все вместе сидели за столом, ели холодные блюда и пили дорогое вино, все отправились спать. Расположились на мягких диванчиках, которые стояли здесь по углам рядом с большими столиками. Хватило всем, кроме Кати.
Девушка отправилась в банкетный зал - там тоже был один длинный зал. Вместо подушек под голову каждый из нас положил сложенную скатерть. Валера, повар Виктор, и официант Артём уснули быстро. Я заснуть никак не мог. Слишком всё было необычно. В том месте, куда я ещё не так давно приходил отдыхать, платил за это солидные деньги, теперь приходилось спать. Давало о себе знать и выпитое вино. Едва я закрывал глаза - мир вокруг начинал кружиться.
Бросив бесполезную затею со сном, я поднялся с дивана, и отправился к барной стойке. Я думал выпить чего-нибудь покрепче чтобы меня, наконец, сморило. Зажёг свечу и вытащил бутылку рома. Аккуратно потянул на себя бокал, что висели здесь сверху, и всё равно они загремели. Я не хотел никого будить. Но тут же услышал скрип двери.
Это была Катя. Она тоже не могла уснуть. Пришлось вытаскивать два бокала. Выпивать мы отправились в банкетный зал. Катя была напугана. Видно, что совсем недавно плакала, хотя во время нашего застолья она проявила себя сильной девушкой. Мне она рассказала, что боится будущего, что раньше всё было хотя более-менее понятно. Рассказала, как долго шла к тому, что сейчас имеет. Какой ценой ей стоило начать эту обыкновенную простую жизнь.
Мать её умерла. Отец ушёл к другой, с которой затем расстался. Затем пристрастился к алкоголю и однажды умер от отравления. Катя попала в детский дом. Потом долго требовала квартиру от властей. В итоге все же получила. На окраине. Но свою собственную. Устроилась сюда работать официанткой. У неё были планы и надежды. Она училась на заочном на архитектора. Мечтала создавать дома. И вот теперь - ничего. Мир рухнул.
- Что? - спрашивала она у меня, - Что нас ждёт? К чему было это всё? Зачем я так старалась?
Мне было её жаль. Этот человек действительно хотел жить. Она не потеряла в веру в людей, ни когда осталась одна, ни когда сражалась с социальной машиной, ни когда стала работать официанткой. Но я не хотел говорить утешающих слов. Лично у меня никаких планов и надежд не было. Я не грустил о том, что мир умер, потому что я знал всю свою судьбу наперед.
- Ты думаешь, что могла бы стать счастливой? - спросил я у неё, делая очередной глоток из бокала.
- Я надеялась, - покивала Катя, - Верила. Что буду строить дома. Делать других людей счастливыми. Встретила бы однажды хорошего человека. Создала семью. Ведь это всё было возможно.
- А я бы не смог, - с грохотом я поставил бокал на стол, - Не мог бы быть счастливым в этом обществе идиотом. Не смог бы дальше закрывать глаза на царящий вокруг бардак. Не смог бы дальше смотреть как люди совсем по глупому организовывают свою жизнь. На эти невозможные капиталистические и другие системы жизни.
- Но что с нами теперь будет?
- Да ничего, - я пожал плечами, - Начнём, наверное, всё заново. Понимаешь, людям надо было развиваться как биологическому виду, мы имели такое преимущество перед другими видами - разум! И как мы им воспользовались? Ты рассказывала сейчас, как долго пыталась выцепить то, что полагалось тебе по закону, так? А ведь для кого-то одна, две, или десять таких квартир - был пустяк? Почему общество не смогло обеспечить всех изначально равными достойными возможностями? Да, я понимаю, могут быть различия в каких-то способностях, но когда оценка этих различий стала просто гигантской, это была самая большая ошибка.
Катя только молча стала кивать. Губы она поджала. Она понимала мою мысль. Но страх с её глаз не сходил.
- Где был наш разум, когда один человек мог позволить себе с десяток квартир, а другой вынужден жить на свалке?
Почему мы не смогли объединиться и устроить всем достойные условия жизни? Почему мы не думали об этом? - я сделал ещё один глоток алкоголя и, наконец, на меня стала накатывать волна облегчения, - Мне кажется, мы просто зашли в тупик, в плане своего развития. Дело даже не в системах. Социализм или капитализм. Я вообще на людей смотрю как на биологический вид. Просто существа. У которых были все возможности. Но они не смогли наладить комфортное существование. Да, и много нас, на самом деле. Земля просто не выдержала.
- И что? Что теперь будет? - вновь спросила Катя.
- Может быть, нам дали шанс начать всё заново, - сделал я предположение, - Бросить свои города. Цивилизацию. И всё заново. Построим дома из дерева. Будем сеять поля и пахать на лошадях, - тут я даже улыбнулся, - Вставать будем рано, с рассветом, а ложиться на закате, электричества ведь не будет.
Катя рассмеялась. Страх её в глазах, наконец, стал уходить. Она осторожно приблизилась ко мне. Я положил ей руку на плечо.
- А что? Не самый плохой вариант! Вернемся сразу так лет на пятьсот назад. Недаром ведь половина людей умерла от непойми чего. Видимо, земля так определила необходимое количество ей людских особей, вот и будешь дальше развиваться! Всё заново!
Я взглянул на Катю. Она уже положила свою голову мне на грудь. Я подумал, что мог, наверное бы, начать всё заново вместе с ней. Жить исключительно натуральным хозяйством. Размышлять не о высоком и глобальном, а о повседневном и низком. Зимой греться на печке. Летом пахать в поле. И никакой политики, никакой рекламы, никакого телевиденья. Только тяжелый труд. Простая жизнь.
Я потянулся своей головой к Кате. Коснулся своими губами сперва её лба, а затем опустился ниже. Наши губы встретились. Это был изумительный поцелуй. Мы занимались сексом, спасаясь от страха и неизвестности, прощаясь навсегда с прошлой цивилизацией. О презервативе мы даже не вспомнили. Это не имело никакого значения. Я уже думал о том, как завтра мы выйдем отсюда, и пойдём далеко за город. Как построим дом, и как будем пытаться наладить новую жизнь, как будем осваивать несвойственные для городского человека сферы жизни.
Мы не тушили свечу. Она сама сгорела до конца и погасла. А мы всё продолжали любить друг друга. Не ограничились одним оргазмом. Нам хотелось больше. Так мы прятались от этого мира. И так мы набирались сил, чтобы построить новый мир. Нам было хорошо. Уже совсем без сил, но мы всё-таки заснули, в обнимку, на узком диване банкетного зала.
предыдущие главы:
Конец света наступит... сегодня. Первый фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Второй фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Третий фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Четвертый фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Пятый фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Шестой фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Седьмой фрагмент
Конец света наступит... сегодня. Восьмой фрагмент